Перед выездом Василий Иванович позвонил следователю следственного комитета, расследующему убийство генерала Арцыбашева, и поинтересовался, как у него дела.
– Пока ничего утешительного сообщить не могу. Есть определенные зацепки, пока прорабатываем все варианты. Наверное, помните, я про цыганский след говорил. Там все сорвалось, не за что зацепиться. Если что-то будет, я сообщу вам.
– Да. Я буду ждать. Я сам завтра буду в городе. Хотел бы остановиться в отцовской квартире. Но там, насколько я знаю, дверь опечатана…
– Следственные действия на месте преступления завершены, можете сорвать печать… – разрешил следователь. – При всех вопросах ссылайтесь на меня.
– А что насчет фотографии того человека – со сломанной челюстью?
– Не удалось найти фотографию. Этот парень часто приезжает в наш город тренироваться – здесь тренер хороший. Но фотографии его в наличии нет, а сам он уехал.
– Еще один вопрос, Юрий Михайлович. Вы мои координаты кому-то давали?
– К нам обращался отставной полковник КГБ по фамилии Самойлов. Спрашивал, как вас найти. Вообще-то его интересовал генеральский архив. Полковник Самойлов заказывал генералу какую-то статью про похищенную саблю. Мы сказали, что весь архив вывезли вы. Тогда и возник разговор о ваших координатах. Что-то не так? Не нужно было давать?
– Нет-нет, все нормально. А больше никому?
– Вы имеете в виду дело с нападением на вашу квартиру?
– Да.
– Мы с ведущим дело следователем обмениваемся информацией, но ваш адрес никому не сообщали. Даже полковнику Самойлову дали только номер сотового телефона.
– Вы в курсе, что одного из нападавших удалось уничтожить?
– Да, нам сообщили. Не думаю, что они причастны к делу об убийстве генерала Арцыбашева. Нет фактов, чтобы определить привязку.
– Хорошо. Я, возможно, зайду к вам, узнать новости. Если вы не возражаете…
– Возражать я не могу, поскольку вы заинтересованное лицо и имеете право даже на официальный запрос. Но большего, чем сейчас, я сообщить вам едва ли смогу.
Такой ответ Василия слегка обескуражил. Юрий Михайлович словно забыл, что два дня назад сам же приглашал старшего лейтенанта Арцыбашева посетить следственный комитет по приезде в город. Видимо, тогда надежды были. Теперь надежд меньше, и настроение изменилось. Даже тон разговора изменился, стал более скучным.
– Значит, и заходить смысла нет?
– Я такого смысла не вижу.
– Тогда до свидания.
– Всего хорошего вам. Поездом едете?
– Нет, на машине.
– Осторожнее, дороги скользкие…
– Спасибо. Я аккуратно езжу.
* * *
Выехал Василий до обеда, не желая дожидаться, когда откроется столовая, и удовлетворившись посещением буфета, где можно было обойтись салатом, чаем и несколькими бутербродами. Несколько дополнительных бутербродов с пластиковой бутылкой минеральной воды Василий Иванович взял в дорогу, чтобы не питаться в придорожных кафе, где всегда рискуешь съесть какую-нибудь отраву.
Он правильно рассчитал, что вся дальнейшая дорога будет более простой, чем выезд из Москвы. Выезжать ему пришлось по шоссе Энтузиастов, известному своей загруженностью в любое время дня и ночи. До самого шоссе добраться быстро было сложно, и пришлось долго стоять в дорожных пробках, а уж на выезде движение вообще трудно было назвать таковым, потому что пешком можно было бы передвигаться значительно быстрее. По крайней мере, была возможность уничтожить захваченные с собой бутерброды, что Арцыбашев и сделал.
Он думал, что после проезда кольцевой дороги станет проще, однако проще стало еще не скоро. Но, когда стало, Василий Иванович с удовольствием оценил, что такое двигатель мощностью триста восемьдесят восемь лошадиных сил. Он только успевал перемещать рычаг переключения передач и включать сигнал поворота при перестройке из ряда в ряд, лавируя на дороге с двумя полосами движения, перескакивая справа налево и слева направо и обгоняя одну машину за другой. Причем без проблем обгонял и мощные дорогие современные иномарки, может быть, и не уступающие ему в мощности двигателя, но обладающие значительным собственным весом и потому не такие податливые внушению акселератора. И словно чувствовал взгляды, что посылались ему вслед. Но там, где дорога стала более доступной для движения, Василий уже стал ехать ровнее, хотя и со скоростью, намного превышающей разрешенную. И дело здесь было вовсе не в гордыне, которая, как известно, является главным и самым тяжким из всех смертных грехов, а просто в удовольствии, которое старший лейтенант Арцыбашев испытывал от вождения такой машины. Он впервые столкнулся с форсированным двигателем и потому радовался возможности управлять этой маленькой машинкой, как ребенок радуется новой игрушке. Но очень скоро Василий стал ехать аккуратнее, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. И без того мало кто мог бы предположить, что такая потрепанная и возрастная машина в состоянии не просто ехать, но мчаться.
* * *
Хотя дни стали уже постепенно удлиняться, но по-прежнему оставались зимними, следовательно, укороченными, и засветло добраться до места Василий Иванович не надеялся. В вечерней темноте ему пришлось преодолеть треть пути. Но в это время дорога была заметно свободнее и позволяла ехать без напряжения.
Совсем легко стало после Владимира. Там и дорога была с разделительным ограждением, и полотно вполне приличное, и машин заметно меньше, особенно большегрузных фур, которые с наступлением темноты всегда стараются кучковаться на стоянках рядом с какими-нибудь придорожными кафе.
В город старший лейтенант Арцыбашев въехал уже перед наступлением ночи. Его остановили для проверки на посту ГИБДД, но гаишники отнеслись с уважением к человеку в форме, а два омоновца, дежурящие вместе с патрулем ДПС, сразу обратили внимание на нарукавную эмблему старшего лейтенанта и подошли ближе.
– Привет «летучим мышам»! На Кавказе бывал, старлей? – спросил майор в бронежилете с расстегнутыми «липучками». Видимо, дежурство заканчивалось, и омоновец собирался снять бронежилет.
– Только в минувшем году дважды.
– Слушай, подскажи, а вам, когда на пенсию выходите, «боевые» насчитывают?
– Мне до пенсии еще далеко. Не интересовался, товарищ майор.
– Да нам, понимаешь, считать перестали. Как будто это левый заработок, а не зарплата. Кругом одна измена, хоть в суд на финчасть подавай.
Майор махнул рукой и отошел.
– Машина-то бегает еще? – спросил другой майор, из ДПС, рассматривая документы на машину. – Возраст у нее… Выслуга по полной форме! Этой уж точно на пенсию пора. Не боишься на такой в дальнюю дорогу пускаться?
– А что бояться, пока ездит… И даже не подводит.
– Ну-ну, рисковый ты, старлей. Да у вас служба такая, рисковая, – добавил гаец, глянув на нарукавную эмблему военной разведки. – А мы по вашей рискованности потом протоколы составляем. Ладно если еще просто ДТП, без трупов… Надолго в город?
– Надо кое-какие дела решить. Отца недавно убили.
– А, – сказал майор, сразу возвращая документы. – То-то я смотрю, фамилия знакомая… Сын генерала Арцыбашева?
– Сын, – хмуро ответил Василий Иванович.
– Не нашли убийц-то?
– Ищут. Как всегда, похоже, не там, где следует.
– Проезжай, старлей. – Майор ДПС козырнул, хотя по последним изменениям в правилах имел право и не отдавать честь водителю.
* * *
Василий Иванович помнил, где находится ближайшая к дому родителей платная охраняемая автостоянка, и сразу поехал туда. Но стоянка оказалась переполненной.
– Полста рублей сверху, и ставь рядом, – предложил один из сторожей, молодой разбитной парень. – Прямо рядом с будкой ставь, да твою тачку можно в любом месте оставлять, никто не позарится. Не переживай, ставь здесь.
С собой Василий взял только сумку, вытаскивать из тайника ножны не стал. Тайник был надежным. Дойти до дома было делом пяти минут.
Поднявшись на этаж, старший лейтенант задержался перед дверью, посмотрел на приклеенный к двери и косяку листок липкой бумаги с печатью и подписью. Это было неприятно, но еще неприятнее было то, что сюда, уже после того, как квартиру опечатали, входил Самойлов. Но долго так стоять, испытывая свое терпение и будоража нервы воспоминаниями, Василий не стал. Решительно сорвал «опечатку», открыл дверь своим ключом и вошел. Сигнализация была отключена, поскольку некому было сообщать на пульт пароль, и даже платить за услуги службе вневедомственной охраны было уже некому.
Эти мысли опять отдались в груди болью и щемящей тоской, но Василий Иванович, когда требовали обстоятельства, умел собираться и полностью контролировать свои чувства и поступки. Сейчас расслабляться было нельзя, потому что он уже работал, он выполнял задание, опасное и важное. И осознание важности задачи придавало сил и притупляло боль.
