— Как фамилия этого помощника? — поинтересовался кто-то.
Его зовут Эндрю Никс. Выпускник колледжа, очень порядочный, трудолюбивый. Замечательный парень. Мистер Рейли отправился искать адрес Эндрю. Неужели Эндрю попал в беду?
Рей оттащил убитого террориста в ближайший магазин и оставил его там. Остался кровавый след, ведущий к трупу, но тут уж ничего нельзя было поделать. Забрав все оружие и снаряжение, Рей протянул автомат и подсумки с магазинами своей новой напарнице. Он показал девушке знаком, чтобы та следовала за ним. Пройдя по коридору, они нырнули в ювелирный магазин «Пандора» и оба обессиленно рухнули на пол.
— Спасибо, — наконец сказал Рей.
— Все в порядке, — ответила Лавелва. Она до сих пор не сняла с груди бирку со своим именем. — Я просто не смогла сидеть с этими дамами и слушать их причитания. Господи, как же много они трещат! Мне нужно было уйти оттуда, потому что начинала болеть голова. Кто эти люди? Чего они хотят?
— Похоже, это какая-то военизированная группировка исламского толка, вероятно, связанная с Сомали, если судить по внешнему виду этих ребят. В городах-близнецах ведь много сомалийцев, так?
— Это точно. Если хочешь знать мое мнение, то слишком много.
— Я не знаю, кто ими командует. Кто-то весьма толковый, ему удалось завладеть изнутри системой безопасности комплекса. В парке развлечений больше тысячи заложников. Боевики уже расстреляли пятерых и грозятся расстрелять еще. Они выдвинули какие-то требования, и, насколько я понимаю, мы эти требования приняли. Последний мой приказ гласил ничего не предпринимать и ждать, когда все закончится.
— Но никто же не знал, что этот тип станет тебя душить.
— Да, по-видимому, его никто не предупредил о перемирии. Ладно, давай немного здесь передохнем и посмотрим, что будет дальше. У меня есть связь по телефону со снайпером ФБР на крыше. Если нашим ребятам что-либо понадобится, они нам позвонят.
— Знаешь что? — сказала Лавелва. — Это мой первый день на новом месте. Я не хочу потерять работу. Я разорвала скоросшиватель, понимаешь, чтобы достать стальную полоску, которой врезала тому первому типу. Теперь вот клюшка… Как ты думаешь, у меня будут неприятности?
— На мой взгляд, — усмехнулся Рей, — пока что ты действуешь просто отлично.
Твою мать!
Вот так бывает. Только что было, и теперь ничего уже нет.
Джеффри Нил путешествовал по блок-схеме ССИКУ и уже подбирался к подпрограмме функций системы безопасности, чтобы вызвать ее и отпереть двери, как вдруг…
Ничего. Пусто, ничего, ничегошеньки, нуль. Непроницаемый мрак неприступного киберпространства.
— Что случилось? — крикнул Бенсон.
Толпа, набившаяся в кабинет, воспламенилась. Крики, болезненные стоны, хор ругательств. Даже очаровательная Холли Бербридж поморщилась.
— Проклятье, он догадался, — пробормотал Нил.
— Что?
— Ну, это был очень хрупкий путь внутрь. Специальных аппаратных средств нет. Все шло по проводам. Технология древняя, все равно что космический корабль из фантастического фильма 60-х годов с толстыми жгутами проводов повсюду. Она не в пространстве, кибернетическом или каком-либо еще, а там, это прибамбас, волшебный ящик, что-то похожее на коробку климат-контроля на стене, у всех на виду. Вот и все. Этот тип видит, как на ней загораются лампочки, и разбивает ее вдребезги. И мы теперь в полной заднице.
Все молчали.
Наконец Нил сказал:
— Доктор Бенсон, вы у нас главный. Есть у вас какие-нибудь мысли?
— Никаких, — угрюмо произнес доктор Бенсон.
— Итак, раз это никуда не привело, — сказал Нил, — ребята, не хотите ли поставить мюзикл?
— Джефф, почему у тебя так хорошо получается вытаскивать из кустов всяких извращенцев, а тут ты сел в лужу?
— Потому что извращенцы — полные кретины, а этот сукин сын сверхумен.
— Или ему везет.
— Умный — значит везучий. Глупый — значит невезучий. Жаль, что этот подонок не фотографировал четырехлетних малышей в… Так, так, так.
Эти «так» вытекли из подсознания Нила словно жидкость из разбитой бутылки, однако в данном случае они сработали не на разрушение, а на созидание. Ему показалось, что он… что, может быть… было что-то, такое смутное, неуловимое, он ухватился, но это тотчас же ускользнуло прочь. Он…
— В чем дело?
— Подождите минутку. Дайте мне кое-что обмозговать.
За месяц до этого
Имам наблюдал за тем, как две его дочки играют в сгущающихся сумерках осеннего вечера, опустившегося на Миннесоту. На улице было шестьдесят градусов по Фаренгейту, воздух оставался прозрачным и спокойным, сквозь ветви раскидистых вязов с порыжевшими листьями, растущими в парке на Двадцать третьей улице, на небе показывались первые звезды. Девочки Сари и Ами, шустрые, живые, очаровательные, веселились и резвились. То и дело раздавался их звонкий смех, словно все в этом мире заслуживало радости и веселья. Девочки качались на качелях. Сначала Ами раскачивала Сари, теперь Сари раскачивала сестру.
— Не раскачивай ее слишком сильно, — окликнул имам старшую дочь. Он опасался, что бьющая из Сари ключом энергия выбросит младшую сестру с качелей словно из катапульты, и та взлетит в воздух. Эта картина нередко являлась ему в кошмарных снах: его дочери падают. Имам просыпался в темноте, обливаясь по́том, и спешил проведать своих детей. Нет, у девочек все было в порядке.
Щуплая фигура подсела к имаму на скамейку, но тот даже не повернулся. Краем глаза он увидел, как молодой парень достал толстенную потрепанную книгу в мягком переплете под названием «Преступление и наказание», раскрыл ее на загнутой странице и сделал вид, будто погрузился в чтение.
— Ты опоздал, — заметил имам.
— Не совсем, — возразил парень, не отрываясь от книги. — Тебя сюда провожало ФБР. Это был всего один агент, у него не было аппаратуры для подслушивания, и долго он здесь не задержался. На мой взгляд, обычная выборочная проверка. Агент уже уехал. Я проводил его до шоссе, чтобы убедиться наверняка, и вернулся обратно.
— А, — пробормотал имам. — Значит, теперь мы в безопасности?
— Если только ты не двойной агент, тогда мы действительно в безопасности. Ну, как прошла поездка?
— Все получилось прекрасно. Я связался с генералом Авейсом. Он отобрал двенадцать молодых бойцов. Как ты и просил, все неискушенные западным образом жизни, незараженные Интернетом. Они с трудом умеют обращаться с сотовым телефоном.
— Отлично.
— Один из них, Махир, немного постарше, более опытный. Если так можно выразиться, сержант. Он их командир.
— Хорошо. Пусть он убьет Санта-Клауса. Он будет мне повиноваться, так? Я не хочу, чтобы он вставал в позу. Когда я отдам этому Махиру приказ, от него не придется ждать дерьма?
— Я говорил с ним. Махир будет орудием твоей воли, точно так же, как ты будешь орудием воли Аллаха.
— Мы с тобой устроим теологические дебаты в аду относительно того, чью волю я выполняю.
— Величайшая трагедия, что ты не знаешь истинной веры и вообще какой-либо веры или системы, которая стремится к установлению порядка. Ты любишь только смерть и живешь лишь ради уничтожения. Такой замечательный молодой человек, Аллах выбрал тебя для этой задачи и свел нас друг с другом, и мы с тобой вместе, неверующий и святой, нанесем страшный удар и отомстим за трагически погибшего великого Усаму. Затем я отправлюсь на небеса, брат мой, и стану первым, кто встретит тебя там с распростертыми объятиями, поскольку уверен, что Аллах в виде исключения откроет для тебя двери рая.
— На самом деле нельзя сказать, что у меня вообще нет веры, — заметил парень. — Я поклоняюсь церкви Святой Джоан Джетт.[36] Я люблю рок-н-ролл. Вот мое божество. А теперь выкладывай подробности.
— Через одного брата, возглавляющего фонд помощи сомалийским беженцам в Торонто, я переправил в Канаду всех двенадцать человек, воинов за веру, группами по трое-четверо. Они получили временные канадские визы и разместились в общежитии благотворительного фонда в пригороде Торонто. Им дан строжайший приказ ни с кем не вступать в контакт, ни с кем не общаться, не разговаривать с неверными, выполнять все правила общежития, вести себя скромно, плыть по течению. Но в назначенный день они будут готовы: все побывали в бою. Это бойцы «Хизбуль-ислама», они воевали в Вабре и Могадишу…
— Пожалуйста, не надо. Я пытался разобраться в гражданской войне в Сомали с помощью Интернета. Это было все равно что читать письма Стивена Крейна с фронтов Пятой пунической войны.[37]
— Вечные насмешки, даже если я ничего не понимаю. Все эти люди потеряли своих братьев, сестер, родителей. Это закаленные воины, не знающие пощады, и они, не дрогнув, сделают все необходимое.
— То, что нужно, — одобрительно произнес парень.
