— Это вторая часть. А первая часть кодов — буквенная — была у Мамика, — скрипнув зубами, пробормотал Варяг.
Суриков встрепенулся:
— У кого?
— У нашего финансового директора — Мамикона-Мкртычяна. Он пропал…
Суриков печально склонил голову:
— Мкртычян пропал незадолго до моего увольнения.
— Да, я знаю, — задумчиво произнес Варяг.
— Но вы вряд ли знаете, что он пропал почти сразу после разговора с Александром Ивановичем Сапрыкиным, буквально через два дня после того, как Сапрыкину стала известна первая часть секретных кодов, цифровая.
— Неужели господин Сапрыкин сыграл такую важную роль? — нахмурился Варяг. — Вы мне, Леонид Аркадьевич, про этого деятеля рассказали в ту нашу первую встречу в Центральном парке…
Собственно, от Сурикова Варяг впервые и услышал эту фамилию, но как-то не придал значения, что этот неказистый кремлевский чиновник, которому поручили курировать дело с «Госснабвооружением», может оказаться рулевым в такой запутанной и серьезной афере. Неужели я проморгал, не смог увидеть в нем игрока?!
— Ну да, конечно, — Суриков махнул рукой: мол, вот голова дырявая! И налил себе еще одну рюмку. — Действительно, это я вам рассказывал тогда об Александре Ивановиче. Так вот, я присутствовал при том разговоре.
— При чьем разговоре? — напрягся Владислав.
— Сапрыкина и Мкртычяна. При мне Сапрыкин ему звонил домой. Разговор был жесткий. Очень жесткий.
— Я думаю… — начал Варяг и не закончил фразу.
— Мне кажется, Мкртычяна ликвидировали, — тихо произнес Суриков, точно угадал его мысли, — добились от него чего хотели и ликвидировали.
Варяг молчал. Его обуревали мрачные мысли. Ликвидировали… Мамик, хороший был мужик! Добрейшей души! Эх, Мамик, долму классно лепил, всех в офисе угощал… Жаль Мамика! Видной сумели выбить из него коды. Но что же нужно было с ним сделать, чтобы он не устоял. Да как там устоишь, если за дело берутся спецы из гэбэшной школы, эти не знают ни жалости, ни милосердия. Ничего не скажешь, Сапрыкин и его команда, видать, решительные ребята, ни перед чем не остановятся, думал Варяг. Выходит, Мамика-то они грохнули, а Авраменко повезло, с ним ничего не случилось? Он-то случайно остался жив-здоров. Если бы первую часть кодов не нашли, туго пришлось бы Аврику.
— Значит, вторую часть кода они выбили у Мкртычяна под пыткой, — задумчиво произнес Владислав.
— А первую я для них нашел — в бумагах вашей бухгалтерии, сам того не ведая, — печально усмехнулся Суриков, медленно жуя бутерброд с бужениной. — Просматривал я бухгалтерские книги и заметил на полях многочисленные карандашные пометки: цифры, цифры, много цифр. Ваш главный бухгалтер все там исписал. Я обнаружил сто восемьдесят различных комбинаций — и все их проверил. Со мной офицер ФСБ работал, так тот тоже сразу заинтресовался. — Там в основном были телефоны его, Авраменко, знакомых девочек, номера банковских счетов. В общем, черт-те что… И вот одна запись — комбинация из шестнадцати цифр — оказалась то, что нужно. Потом остальные обнаружили. Лопух он, ваш Авраменко, — в сердцах бросил Суриков. — Это ж кому рассказать — написать секретный код доступа на копии финансового отчета! У меня бы такой главбух и дня не просидел в компании…
Ну вот все и прояснилось. Варяг испытал даже какое-то — чувство облегчения, узнав, что его главный бухгалтер, человек, которому он доверял, все-таки оказался не предателем, а просто растяпой… Уже легче… Ну и что теперь с ним делать? Наказать? А смысл? После драки кулаками не машут.
— Еще у меня к вам вопрос, Леонид Аркадьевич. А как полагаете, куда мог исчезнуть Сапрыкин? Вы ведь в курсе, что его давно нет в Москве? Мои люди сообщили мне об этом вчера по телефону.
Суриков пьяно пошатнулся на стуле и чуть не уронил голову на стол.
— Ну да! Александру Ивановичу в Москве-то что делать? Он ведь деньги нашел… в Андорре… Пардон, — Сурков осекся и испуганно мутным взглядом осмотрелся по сторонам, но, увидев, что, кроме них двоих, в кабинете никого нет, успокоился. И, приложив палец к губам, почти шепотом продолжил: — Не будем уточнять где… Он туда небось и направился, а там уж наверняка что-то сконструировал… Он большой дока по части конструирования…
— Вы считаете, он сам, лично мог поехать? А не лучше за ему отправить туда своего эмиссара? Вам фамилия Усов ничего не говорит? — Последний вопрос Варяг задал с невольным волнением: от ответа Сурикова многое зависело в реализации его плана.
— Усов? — Суриков не донес до рта очередную рюмку и резко поставил ее на стол, немного расплескав драгоценную прозрачную жидкость. — Да ведь Сапрыкин, когда выезжал за границу не по делам фирмы, а по личной надобности, всегда пользовался фальшаком. У него этих паспортов целая колода. Почему бы ему не иметь паспорт на имя Усова. Ему сделать ксиву в особом отделе гэбэ… как два пальца обос… и-и-извините, — пьяно икнул Леонид Аркадьевич. — Богдановский когда-то с ним оказался в одной гостинице случайно. Так Сапрыкин там пребывал под именем Павла Петровича. И ничего.
— Павла Петровича, говорите? А может, Павла Павловича? — изумленно поправил его Варяг.
— Ну да, верно, — отрешенно согласился Суриков, — точно — Пал Палыч. Мы еще тогда смеялись, что у нас в стране Пал Палычей развелось немерено, то Бородин, то еще какой хрен.
Суриков, шатаясь, поднялся со стула и, держа в руках наполненную рюмку, ласково глядя на Варяга, произнес заикаясь:
— Ваше з-з-здоровье, Владислав Ген-надьевич! Вы х-хороший человек. 3-за вас я пью с-с-стоя. — Суриков наконец опрокинул рюмку себе в рот и почти упал на стул, забывшись в полудреме.
Простившись с изрядно подпившим Суриковым и оставив его на попечение хозяина ресторана, Варяг вышел на шумную улицу и сел в машину, отъехал несколько кварталов и решил остановиться у парка. Ему хотелось побыть одному, чтобы как следует обдумать только что состоявшийся важный разговор. Он припарковал машину, вошел в парк и присел на свободную скамейку. Теперь ситуация прояснилась максимально. Все разрозненные фрагменты встали на свои места, выстроились в цельную картинку — как в детской головоломке. Итак, Сапрыкин получил доступ к счетам офшорных банков, где хранились деньги «Госснабвооружения» и воровского общака. Он лично отправился за ними в Андорру, прикрывшись фальшивым паспортом на имя Павла Павловича Усова. Оказавшись в банке, Сапрыкин воспользовался кодами доступа и перевел все деньги в банк на Багамах, воспользовавшись тем же паспортом. Значит, и на Багамах у него счета открыты на имя Усова. А значит, и в Штаты он может въехать по паспорту Усова. Если, конечно, Сапрыкин — Усов не воспользуется для своего трансатлантического путешествия каким-то другим паспортом, чтобы запутать следы…
Надо действовать. В конце концов, до сих пор судьба проявляла к нему благоволение. Даст Бог, повезет. А сейчас надо немедленно обратиться к Майклу. Майкл его не забыл. Не мог забыть. Потому что слишком многое связывало Майкла с покойным академиком Нестеренко.
Он вошел в телефонную будку и набрал номер.
В последние несколько недель Шота чувствовал себя прескверно. Давали о себе знать застарелые болячки. Ни к черту стал не годен, досадливо думал он, просыпаясь по утрам с ужасной головной болью и ломотой в суставах. Врач Михаил Израильевич Шатан, который пользовал Шоту уже лет десять — с тех самых пор, как грузинский вор в законе перебрался в столицу и осел в подмосковной Балашихе, твердо говорил, что это шалят почки и надо бы подумать о пересадке сначала левой, а потом и правой. Вас спасет трансплантация, как заклинание повторял Михаил Израильевич модное словцо. Но Шота боялся этой чертовой трансплантации и не желал думать об операции. Вот когда приспичит, когда встанет вопрос ребром, тогда и посмотрим, отговаривался он.
Шота, кряхтя, встал с постели. Ломило поясницу — ко всем прочим радостям радикулит, что ли, разыгрался? Был одиннадцатый час — так поздно он никогда еще не поднимался. Имея давнюю привычку начинать важные дела с раннего утра, он сегодня явно выбился из графика. А всему виной вчерашний звонок из Барнаула от Толика Клешни, алтайского смотрящего. Разговор был короткий и грозный. Алтайские требовали вернуть свою долю, которую они вложили в прошлом году в Шотину операцию по устранению Варяга. Дела на Алтае шли не бог весть как — теневой водочный бизнес совсем увял, потому что в крае всю власть захватили пришлые французы: купили по дешевке местный ликероводочный завод, вложились по-крупному, стали расширяться, попутно захватив и мелкие спиртозаводики. Шота слушал вполуха про эти водочные дела. Но как только Клешня завел базар про должок, сразу навострил уши. Клешня поставил Шоте ультиматум — либо он к концу месяца с гонцом передает три лимона, либо алтайские шлют к Шоте в подмосковную Балашиху своих гонцов на разборку. Зная крутой нрав Клешни, которого в Сибири многие побаивались и о котором ходила слава чуть ли не беспределыцика, Шота решил не рисковать и, мягко пожурив Толика за нетерпение, твердо пообещал вернуть долг в ближайшие две недели. На том и порешили.
