– Да, но остальную половину, Джимми, я находился со своими людьми, можно сказать, на каникулах.
– О Боже, какие каникулы! Нет, я знал, хотя и не так давно знаком с вами, чувствовал, что вы чем-то неуловимо отличаетесь от остальных окружающих. Но это... это... Это выше моего понимания! И такой человек, как вы, всего лишь заместитель шефа? Хотелось бы мне познакомиться с тем, кого вы, Петер, называете шефом. Должно быть, это выдающаяся личность!
– Я обращаюсь к нему по-разному, но никогда не зову шефом, Джимми. Что же, организовать встречу с ним не составит труда. Да вы, собственно, уже не раз встречались. А совсем недавно даже охарактеризовали как наивного клоуна, оторванного от реалий жизни и порхающего в заоблачных высотах. Что-то в этом духе, точно не помню.
Вздрогнув, Харрисон опрокинул на стол стакан с вином и окаменел.
– Не верю.
– Не вы единственный. Да, я его правая рука, отвечаю за полевые операции. Как вы знаете, он редко сопровождал меня, но эта миссия отличалась от прочих. Это была необычайно важная миссия. Она не могла быть доверена такому неумехе, как я.
Михаэль приблизился к Джордже. Благоговейный ужас отразился на его лице.
– Но в Мостаре вы сказали мне, что ваше звание соответствует званию сержант-майора...
– Крохотное лукавство, – толстяк изобразил рукой нечто неопределенное. – В нашем деле без этого не обойтись. Это было временное понижение в чине. Теперь мне возвращено прежнее звание. Я опять генерал-майор.
– Господи... – Михаэль был повержен. – Я хотел сказать, сэр...
– Это уже слишком! – завопил Харрисон. Он даже не заметил, как Джакомо снова наполнил его стакан. – У меня кружится голова! Если кто-то сейчас скажет, что я Адольф Гитлер, то серьезно над этим задумаюсь! – он взглянул на толстяка, помотал головой, будто отгонял наваждение, и залпом выпил вино. – Господа, перед вами человек, который изо всех сил пытается обрести под ногами почву. На чем же я остановился? Ах да! Спрашивал вас, Петер, когда вы пришли к выводу, что можете открыться?
– Когда вы сказали... Точнее, когда Лоррейн сказала о вашей Дженни.
– Да, – повторил Харрисон, – Дженни. Лоррейн. Понимаю. – Было заметно, что он по-прежнему ничего не может понять. – Черт возьми, но какое отношение ко всему этому имеет Дженни? ,
– В прямом смысле – никакого.
– Ах, Дженни... Лоррейн... Вопрос, который задал мне капитан Черны.
– Какой вопрос, Джеймс? – ровным голосом спросила Лоррейн.
– Он спросил, знаю ли я Джанкарло Тремино. Ну, Карлоса. Разумеется, я ответил, что очень хорошо знаю его, – Харрисон посмотрел на дно своего стакана. – Возможно, не следовало отвечать. Ведь меня же никто не пытал...
– Это не ваш промах, Джеймс, – сказала Лоррейн. – Откуда вы могли знать, что перед вами партизаны? Кроме того, от этих слов никто не пострадал.
– Почему ты считаешь, что никто не пострадал, Лоррейн? – с горечью спросила Зарина. – Действительно, это не промах капитана Харрисона. И не капитан Черны задал ему этот вопрос. Его устами говорил майор Петерсен. Разве ты не поняла? Он всегда добивается того, чего хочет. Мы по-прежнему пленники, капитан Черны?
– Помилуй Бог, конечно, нет! Чувствуйте себя как дома. Во всяком случае, меня вы можете об этом не спрашивать. Здесь всем заведует майор.
– Или вы, Джордже? – Зарина слабо улыбнулась. – Простите. Я еще не привыкла к вашему генеральскому званию.
– Спасибо за откровенность. Я тоже. Признаюсь, мне больше нравится, когда вы называете меня по имени, – толстяк улыбнулся и шутливо погрозил ей пальцем. – И не смейте вступать в спор со старшим по званию! Вне стен моего офиса, расположенного в пастушьей хижине под Бихачем, за все отвечает Петер. Я только указываю главное направление, а потом уступаю ему дорогу.
– Могу я поговорить с вами, майор? В коридоре.
– Звучит грозно, – отхлебнув из стакана, сказал Петерсен, – и очень зловеще, – пропустив Зарину вперед, от плотно прикрыл за собой дверь. – Итак?
– Не знаю, с чего начать, – поколебавшись, произнесла девушка. – Я думаю...
– Если не знаете, с чего начать и все еще находитесь на стадии размышлений, зачем же было тратить время, да еще выходить из комнаты, как в дурной мелодраме?
– Это не глупость, не мелодрама. И вам не удастся довести меня до бешенства. Самодовольный, язвительный, высокомерный, беспощадный к чужим ошибкам и слабостям одновременно, знаю, вы способны быть очень чутким и добрым человеком. Вы – непостижимы. Джекил и Хайд [14]. Доктор Джекил меня восхищает, я им любуюсь. Вы умны, хитроумны, отважны, и, что важнее всего, заботливы и внимательны к людям. Еще там, в лагере четников, я поняла, что вы не можете быть заодно с ними... Петерсен улыбнулся.
– Я не дам вам шанса снова перечислять мои недостатки. И не стану оценивать вашу проницательность, раз уже все прояснилось.
– Вы не правы, – спокойно сказала Зарина. – Прошлой ночью Метрович говорил про ахиллесову пяту партизан, о трех тысячах раненых. В любой цивилизованной войне, если такие бывают, раненых оставляют противнику, и тот помещает их в госпиталь. Однако эта война варварская. Если бы четникам и их союзникам удалось задуманное, раненых партизан уничтожили бы. Вы не смогли бы принять участие в бойне.
– У меня есть свои принципы. Но вы пригласили меня сюда не для того, чтобы сообщить это.
– А вот сейчас в вас заговорил мистер Хайд. О, я не хочу читать вам нотацию, но этот господин вызывает у меня отвращение! Его слова и поступки расстраивают меня" причиняют боль. Внешне мистер Хайд, как две капли воды, похож на доктора Джекила, но душа у него холодна, будто кусок льда. Ему безразличны чужие страдания.
– О, дорогая. Как выразился бы Джимми, каюсь, каюсь.
– Стремясь достичь цели, вы становитесь – и бываете! – равнодушным к человеческим чувствам, почти жестоким.
– Намекаете на Лоррейн?
– Да, на Лоррейн.
– Так-так. Я считал аксиомой, что две красивые девушки должны автоматически недолюбливать друг друга.
Зарина схватила Петерсена за руки.
– Вы уходите от ответа.
– Я должен сказать об этом Алексу.
– О чем? – осторожно сказала Зарина.
– Алекс полагает, что вы и Лоррейя относитесь друг к другу с неприязнью.
– Скажите Алексу, что он дурак. Лоррейн – славная девушка. А вы довели ее до слез.
Петерсен кивнул.
– Лоррейн на самом деле плакала. Но заставил ее плакать вовсе не я.
Зарина пристально глядела на Петерсена, как будто это могло помочь ей установить истину.
– Тогда кто же?
– Если я скажу, то вы тотчас же пойдете и все передадите Лоррейн.
Девушка ничего не ответила, продолжая изучать напряженным взглядом лицо майора.
– Разумеется, Лоррейн известно, из-за кого она плакала. Но не хотелось бы, чтобы она поняла, что это известно всем, – сказал тот.
Зарина отвела взгляд в сторону, затем вновь посмотрела на Петерсена, на этот раз прямо в глаза, и губы ее тронула улыбка.
– С одной стороны, вами движут благие намерения, с другой – вы мне не доверяете.
– Очень хотелось довериться вам.
– Ну так попробуйте.
– Лоррейн добропорядочная, честная, патриотически настроенная гражданка Великобритании. В то же время она работает на итальянскую секретную службу, конкретно на майора Киприано. Вполне возможно, Лоррейн несет ответственность, пускай и косвенную, за гибель множества моих товарищей.
– Не верю этому, – в глазах Зарины застыл ужас, ее голос дрожал. – Не верю, не верю!..
– Знаю, что не верите, – тихо сказал майор, – потому что не хотите этому верить. Мне самому не верилось, но факты есть факты. Могу доказать. Вы думаете, я настолько глуп, чтобы утверждать такие вещи бездоказательно? Или вы и в это не верите?
– Просто не знаю, чему верить, – растерянно пробормотала Зарина, – Хотя, нет – знаю! Лоррейн на такое не способна!
– Очень милая, очень честная, очень добрая, очень искренняя?
