– Но ее мать!
– Эта семейка – не чета другим. Ты можешь...
Дороти Уайнант, моргая от яркого света, нетвердо стоя в дверях и одетая в слишком длинный для нее халат, сказала:
– Пожалуйста, можно я немного побуду с вами? Мне там одной страшно.
– Конечно.
Она подошла и калачиком свернулась рядом со мной на диване, а Нора пошла искать, чем ее укрыть.
На следующий день мы все трое сидели за завтраком, когда приехали Йоргенсены. На их телефонный звонок ответила Нора; положив трубку, она постаралась сделать вид, что нисколько не заинтригована.
– Это твоя мать, – сказала она Дороти. – Она внизу. Я сказала, чтобы она поднималась.
– Черт возьми. Лучше бы я ей не звонила, – сказала Дороти.
– В общем-то, мы вполне можем пожить и в прихожей, – сказал я.
– Он шутит, – сказала Нора и похлопала Дороти по плечу.
В дверь позвонили. Открывать пошел я.
Прошедшие восемь лет никак не отразились на внешности Мими. Она стала лишь чуть более зрелой и эффектной. Мать выглядела более яркой блондинкой, нежели дочь, и была крупнее Дороти. Она засмеялась и протянула мне руку.
– Счастливого Рождества. Ужасно приятно после стольких лет вновь тебя увидеть. Это мой муж. Мистер Чарльз – Крис.
– Рад видеть тебя, Мими, – сказал я и пожал руку Йоргенсену. На вид он был лет на пять моложе жены: высокий, прямой, худой, с тщательностью одетый загорелый мужчина; прямые волосы его были прилизаны, а усы напомажены.
Он поклонился всем телом.
– Рад познакомиться, мистер Чарльз. – У него был тяжелый тевтонский акцент; рука была гладкой и мускулистой.
Мы вошли в номер. Когда с представлениями было покончено, Мими извинилась перед Норой за неожиданный визит.
– Но мне так хотелось опять повидать вашего мужа! К тому же, единственный известный мне способ вовремя попасть куда-нибудь с этой гадкой девчонкой – это притащить ее туда самой. – Она одарила своей улыбкой и Дороти. – Пора одеваться, милая.
Милая, с набитым тостами ртом, пробурчала, что ей совершенно непонятно, почему она должна терять целый День у тетушки Элис, даже если этот день – Рождество.
– Готова поспорить, что Гилберт не едет.
Мими сказала, что Аста – прелестный песик, и спросила, есть ли у меня хоть какие-либо идеи насчет того, где может находиться ее бывший муж.
– Нет.
Она продолжала играть с собакой.
– С его стороны было безумием, полным безумием исчезнуть в такой момент. Неудивительно, что полиция сначала подумала, будто он замешан в этом деле.
– А что полиция думает сейчас? – спросил я.
Она посмотрела на меня.
– Ты не читал газет?
– Нет.
– Это человек по имени Морелли, гангстер. Он убил ее. Он был ее любовником.
– Они его поймали?
– Пока нет, но это он убил. Мне так нужно видеть Клайда, а Маколэй совсем не хочет помочь. Он говорит, что не знает, где Клайд, но это же смешно! Ведь мой бывший муж наделил его всякими там адвокатскими полномочиями, и я отлично знаю, что он поддерживает связь с Клайдом. Как ты думаешь, Маколэю можно доверять?
– Он – адвокат Уайнанта, и я не вижу причин к тому, чтобы ты, вдруг, стала ему доверять, – сказал я.
– Я так и думала. – Она слегка подвинулась на диване. – Присядь. Мне нужно задать тебе массу вопросов.
– Может, сначала что-нибудь выпьем?
– Что угодно, только не яичный ликер. У меня от него печень побаливает.
Когда я вернулся из кладовой, Нора и Йоргенсен проверяли друг на друге свои познания во французском, Дороти по-прежнему делала вид, что ест, а Мими опять играла с собакой. Я раздал напитки и сел рядом с Мими.
– У тебя очаровательная жена, – сказала она.
– Мне она тоже нравится.
– Скажи мне прямо, Ник: ты думаешь, Клайд действительно сумасшедший? Я имею в виду, сумасшедший настолько, что следует в этой связи что-нибудь предпринять?
– Откуда мне знать?
– Я так волнуюсь за детей! – сказала она. – У меня-то на него больше нет никаких прав – он позаботился об этом, когда мы разводились, – но у детей есть. У нас сейчас ни гроша в кармане, и я за них волнуюсь. Если он сумасшедший, то вполне может плюнуть на все и оставить их без единого цента. Как ты думаешь, что я должна делать?
– Подумываешь о том, чтобы упрятать его в психушку?
– Не-ет, – протянула она, – но я хотела бы поговорить с ним. – Она положила ладонь мне на руку. – Ты можешь найти его.
Я покачал головой.
– Ты ведь поможешь мне, Ник? Когда-то мы были друзьями. – Ее большие голубые глаза мягко и призывно светились.
Дороти подозрительно наблюдала за нами из-за стола.
– Ради бога, Мими, – сказал я, – в Нью-Йорке тысячи и тысячи детективов. Найми одного из них. Я этим больше не занимаюсь.
– Я знаю, однако... Дорри вчера вечером была сильно пьяна?
– Может, я и сам был пьян. Мне показалось, что с ней все в порядке.
– Ты не находишь, что она – весьма симпатичная девушка?
– Я всегда так и думал.
Мими на минуту задумалась над моим ответом, а затем сказал а:
– Она ведь совсем еще ребенок, Ник.
– А это тут при чем?
Она улыбнулась.
– Дорри, может, начнем одеваться?
Дороти мрачно повторила, что не понимает, почему она должна терять целый день у тетушки Элис. Йоргенсен повернулся к своей жене:
– Миссис Чарльз настолько добра, что предлагает нам...
– Да, – сказала Нора, – почему бы вам не остаться на некоторое время у нас? Скоро придут разные гости. Конечно, будет не так уж весело, но...
– Принеси тетушке извинения по телефону, – предложил Йоргенсен.
– Я позвоню, – сказала Дороти.
Мими кивнула.
– Будь с ней поласковей.
Дороти пошла в спальню. Казалось, будто все сильно повеселели. Нора поймала мой взгляд и радостно мне подмигнула; пришлось сделать вид, что я страшно доволен так как Мими в тот момент смотрела на меня.
– На самом деле, ты ведь не хотел, чтобы мы остались, верно, Ник? – спросила Мими.
– Конечно, хотел.
– Скорее всего, ты врешь. Тебе же вроде нравилась бедняжка Джулия?
– "Бедняжка Джулия" в твоих устах звучит просто потрясающе. Да, она мне нравилась.
Мими вновь положила ладонь мне на руку.
– Она поломала мою жизнь с Клайдом. Естественно, я ненавидела ее – тогда, – но это было так давно. В пятницу, когда я пошла к ней, я не держала против нее зла. К тому же, Ник, я видела, как она умирала. Она не заслуживала смерти. Это было ужасно. Неважно, какие чувства я испытывала раньше: сейчас кроме жалости ничего не осталось. Я сказала «бедняжка Джулия» от чистого сердца.
– Мне непонятно, что ты затеваешь. Мне вообще непонятно, что вы все затеваете.
– "Мы все", – повторила она. – А что, Дороти пыталась...
Из спальни вышла Дороти.
– Я все уладила. – Она чмокнула мать в губы и уселась рядом с ней.
Мими, смотря в зеркальце, чтобы выяснить не размазалась ли у нее на губах помада, спросила:
– Она сильно бурчала по этому поводу?
– Нет, я все уладила. А что нужно сделать, чтобы заполучить чего-нибудь выпить?
– Нужно подойти вон к тому столику, где стоят бутылки и лед, и налить себе чего-нибудь, – сказал я.
– Ты слишком много пьешь, – ответила Мими.
– Но ведь не так же много, как Ник. – Дороти направилась к столику.
Мими покачала головой.
– Ох, уж эти дети! Так значит, ты очень хорошо относился к Джулии Вулф, верно?
– Вам налить, Ник? – спросила Дороти.
– Спасибо, – сказал я и добавил, обращаясь к Мими: – Я относился к ней достаточно неплохо.
– Ты чертовски скользкий человек, – пожаловалась она. – Скажи, например, тебе она нравилась так же, как и я?
– Ты имеешь в виду те два-три раза, когда мы скоротали по паре часов в обществе друг друга?
Смех ее звучал неподдельно.
– Вот это достойный ответ!
Она повернулась к Дороти, направлявшейся к нам со стаканами.
– Надо будет купить тебе голубой халат именно такого оттенка. Он очень тебе идет.
Я взял у Дороти один из стаканов и сказал, что мне пора одеваться.
Когда я вышел из ванной, Нора и Дороти находились в спальне; Нора расчесывала волосы, а Дороти сидела на краю кровати, держа в руках чулок.
Изображение Норы в настольном зеркале послало мне воздушный поцелуй. Она выглядела очень счастливой.
– Вы любите Ника, да, Нора? – спросила Дороти.
– Он – старый глупый грек, но я к нему привыкла.
– Но Чарльз – не греческое имя.
– Настоящее имя – Чараламбидес, – объяснил я. – Когда мой старик перебрался сюда, придурок, оформлявший документы на Эллис Айлэнд, сказал, что Чараламбидес – это слишком длинно – запутаешься, пока напишешь, – и сократил имя до «Чарльз». Старику было безразлично: пусть зовут как угодно, хоть «Икс», вот они его и впустили.
Дороти пристально посмотрела на меня.
– Я никак не могу понять, когда вы говорите правду, а когда врете. – Она начала было натягивать на ногу чулок, затем остановилась. – А что нужно от вас маме?
– Ничего. Она пыталась вытянуть из меня информацию. Ей хотелось знать, что ты говорила и делала вчера вечером.
