Поплавок дернулся довольно сильно. Еще немного, и он скроется под водой. Но до этого никому дела не было. Кому важна эта самая рыбина килограмма на два максимум, ежели на горизонте маячит добыча покрупнее? Поймаешь ее и сможешь хоть стадо китов купить с двумя косяками акул.
— Обижаешь, мой американский друг. Конечно же, узнал! — Толстяк положил удочку на распорки и дотянулся до черного кожаного портфеля, который носил с собой везде, даже на рыбалку брал.
Он покосился по сторонам, взглянул на телохранителей, гуляющих в отдалении, и доверительно сообщил:
— Насчет технических подробностей я не стал ничего копать. Это не нужно, да и подозрение лишнее вызовет. Но я узнал кое-что куда более ценное для тебя, мой американский друг. Главный разработчик программного обеспечения этой хитроумной орбитальной штуковины совсем недавно уехал отдыхать в Колумбию. — Толстяк похлопал рукой по портфелю. — Отправился он туда по другим документам. Ксерокопии таковых у меня здесь. Ты без особого труда поймаешь там этого программиста и вытрясешь из него все, что он знает. Мне ли тебя учить?
— Сколько ты хочешь за эту информацию?
Поплавок скрылся под водой полностью. Он, отчетливо видимый на глубине, двинулся в сторону камышей.
— У тебя клюет!
— Ну и хрен с ним. Все равно отпускать. А хочу я за эту информацию…
В утреннем небе пронесся вертолет, но его шум не смог заглушить слова толстяка о размере суммы. Тот человек, который покупал информацию, отлично все услышал.
Почва, размокшая после дождя, хлюпала под ногами, иногда крепко засасывала ботинки. Во все стороны разбегалась и расползалась мелкая живность. Широченные листья, закрывающие небо, только добавляли в воздух сырости и запах тления. Сама здешняя атмосфера была чем-то похожа на кисель, тяжкий, душный и гадостный. По ней то и дело прокатывались волны совсем уж мерзостного запаха, будто где-то рядом пару дней назад издохло что-то большое.
Солнце, садящееся за верхушки дальних гор, только омрачало картину. Его тусклые слабеющие лучи еле-еле прорезали кроны здоровенных деревьев. Еще полчаса, и совсем стемнеет.
Уже начинали просыпаться ночные обитатели леса. Они то и дело давали о себе знать громким ревом или истошными визгами.
По сельве продвигался отряд, состоящий из двух десятков человек. Эти люди совсем не обращали внимания на такие неудобства. Они давно уже привыкли к звукам и запахам влажного леса, некоторые и вовсе родились в этих краях. Неспешно месили грязь армейские ботинки, негромко позвякивало оружие, камуфляжный наряд практически сливался с местностью.
Среди них выделялся лишь один человек. Его светлый костюм был основательно заляпан грязью. Он все время спотыкался и производил очень много шума. Вдобавок этот тип непрестанно обливался потом. Судя по всему, он оказался в этих краях впервые и к местному климату не привык.
Ругательства его звучали по-русски. Мат был весьма вычурным, многоэтажным. Остальные изредка перебрасывались между собой короткими фразами на испанском или английском.
Несколько раз русский останавливался и пытался заговорить, но конвоиры постоянно толкали его вперед и не отвечали. Он один или два раза услышал короткое «шагай» и больше ничего. Эти вооруженные люди куда-то вели его силком. Они не обращали внимания на шум, производимый им, и попытки что-то сказать.
Русский вновь остановился, вытер с лица пот и устало проговорил:
— Ну и куда вы меня ведете, изверги? Что вам от меня вообще нужно? Я простой турист из России и не имею к здешним делам вообще никакого отношения. Я просто ехал с женой на машине, завтра и вовсе домой должен вылететь. Не понимаю, какой смысл вам куда-то меня вести. Наверное, все же произошла какая-то ошибка. Давайте остановимся, хоть немного передохнем и попытаемся все выяснить. Уверяю вас, это недоразумение! Загранпаспорт у меня в полном порядке. Не понимаю, почему ваши коллеги остановили меня на трассе. Я законопослушный человек, гражданин России, никаких преступлений тут не совершал.
Отряд не стал останавливаться. Люди молча проходили мимо этого оратора.
Лишь здоровенный бородатый головорез, шагавший следом за пленником, коротко рыкнул единственное известное ему русское слово:
— Шагай!
Он красноречиво шевельнул автоматом с примкнутым к нему штыком. Еще чуть-чуть, и не избежать крови.
Русский опасливо отодвинулся от него, развернулся и зашагал дальше, с трудом переставляя уставшие ноги. Через несколько метров он споткнулся и опять начал сотрясать воздух матом, но его никто не одергивал. Остальные молча месили ботинками грязь и равнодушно слушали ругательства. Никто даже слова против не сказал. Бойцы, шедшие впереди русского, чуть притормозили, дождались, когда он окажется во главе отряда, сразу же за проводником, и так же молчаливо продолжили движение.
Начинало темнеть. Местность постепенно повышалась, грязь практически исчезла, идти стало полегче. Да и воздух немного посвежел. Судя по всему, отряд направлялся в горы.
Все включили фонари. Один дали и русскому, дабы он ненароком не свернул себе шею в темноте. Потом люди пошли дальше, не обращая никакого внимания на время суток.
— Дайте хоть немного передохнуть, я же не из стали! Уже весь день идем. Когда же наконец-то будет отдых? Хотя бы полчасика. Я же скоро умру от усталости. Неужели вы этого не понимаете?
Все тот же бородач пихнул его в спину и опять произнес:
— Шагай!
Он точно так же шевельнул автоматом.
Русскому пришлось подчиниться. Как он ни устал, а все же проблем ему не хотелось. Взгляд у бородача довольно жесткий. Он ткнет штыком без особых раздумий. Не убьет, конечно, но кровь пустит запросто.
Русский устало, горестно вздохнул и побрел дальше. При этом ориентировался на свет фонарика проводника, маячивший впереди, и спиной чувствовал пристальное внимание бородача к своей персоне.
Пленник действительно не мог ничего понять. Он спокойно ехал на машине. Полицейские остановили его на блокпосту, придрались к загранпаспорту и провели внутрь постройки. Потом откуда-то возникли эти местные боевики, выволокли за шкирку через черный ход и уже целый день куда-то вели. Супруга осталась в машине. Неизвестно, как она сейчас и где.
Через несколько долгих часов, когда луна уже вовсю светила над головой, вооруженные незнакомцы наконец-то разрешили русскому передохнуть некоторое время. Потом они бесцеремонно подняли его на ноги и заставили идти дальше, все выше и выше. Конечная цель этого непонятного маршрута наверняка находилась где-то в горах.
— Вы хотя бы скажите, сколько еще идти, изверги. Неужели всю ночь, до самого утра топать? Эта неизвестность и неопределенность, знаете ли, весьма угнетают.
— Шагай.
— Вы вообще какие-нибудь другие русские слова знаете?
— Шагай!
— Да, понимаю, с нашим языком у вас проблемы.
Пленник уже понял, что все его вопли и попытки заговорить конвоирам просто-напросто безразличны. Они будут гнать его через сельву ровно столько, сколько им вздумается. Начнет противиться или откажется идти — запросто погонят вперед пинками, потащат волоком по грязи, камням, гнилым листьям и прочей дряни, укрывавшей землю.
Поэтому он прекратил тратить силы на бесполезные попытки объясниться. Русский стиснул зубы и сосредоточился на ходьбе. Его ноги все больше и больше наливались свинцом. Сказывалась малоподвижная и очень долгая работа за компьютером.
Посвежело еще больше. Задул ощутимый ветерок, насыщающий легкие кислородом, чистым, свободным от примесей гниения и застоявшейся сырости. Луч фонарика выхватывал булыжники всех размеров, валяющиеся в беспорядке.
Повышение местности ощущалось все явственнее. Растительность постепенно становилась не такой пышной. Порой на пути отряда стояли одни только сосны, так похожие на родные.
Если бы не спина проводника впереди да двадцать вооруженных рыл сзади, пленник мог бы с уверенностью сказать, что нечаянно забрел в ночные предгорья Урала. Они населены соотечественниками. Здесь можно без особого труда добраться до ближайшего телефона и вызвать родную милицию, дабы она спасла и защитила.
Выпирающий корень сосны подло ухватил его за ногу.
— Блин! — Русский ударился левым плечом и боком об землю так больно, что у него аж в глазах вспыхнуло. — Да что же это такое?! Эта пытка когда-нибудь закончится?! Или она будет продолжаться целую вечность?!
Он тут же ощутил, как бородач ухватил его за шиворот, с треском ткани поставил на ноги.
Потом этот тип сунул ему в руки выпавший фонарик и вновь повторил слово, ставшее ненавистным еще засветло:
— Шагай!
А что еще делать? Пленнику пришлось, скрипя зубами, отряхиваться от грязи и ковылять дальше, надеясь, что ему как-нибудь удастся дожить до утра, не подохнуть от дикой усталости и голода. Этим ребятам, похоже, по хрену все тяготы пути. Они, привыкшие, мерно топают, не проявляют ни малейших признаков усталости, могут идти так сутками напролет. А тут попробуй-ка повторить такое, когда целыми неделями из-за компьютера не вставал, за целый год в общей сложности столько не проходил.
