Рэмбо присел на корточки и тронул противника за потное, сведенное судорогой плечо. Я виноват перед тобой.
Но боль в собственном запястье, саднящие лоб и грудь напомнили Рэмбо о том, что этот человек сделал все возможное, чтобы причинить ему как можно больше боли.
Ты сделал все, что мог. И я умываю руки.
Рэмбо выпрямился, все еще безучастный к происходящему. Неизвестный сунул ему что-то в руку, но это не имело к нему никакого отношения. Имел отношение только этот одобрительный взгляд Траутмэна.
Рэмбо отпихнул от себя менял и устремился в толпу, схватил джинсы и спортивный свитер, которые оставил возле стены перед началом боя. Не одеваясь, направился к выходу, смутно сознавая, что освободившийся ринг заняла очередная пара бойцов, призванных развлечь толпу.
Он вышел из пропитанного парами марихуаны сарая и сделал глубокий вдох, освобождая легкие от ядовитого дыма и наполняя их зловонием протухшей рыбы, исходившим от канала.
Ему действовали на нервы яркий свет неоновых вывесок баров и борделей.
Что я здесь делаю?
Пожалуйста, Траутмэн, пожалуйста, не преследуй меня! Я не хочу, чтобы ты видел меня таким! Не хочу!..
— Джонни, погоди!
Рэмбо замер. Пронзительный рев проносящихся мимо машин и все другие звуки города куда-то исчезли. Не существовало ничего, только он и Траутмэн.
Рэмбо, истекающий кровью и сжимающий в кулаке одежду и какие-то бумажки, медленно обернулся.
— Ол райт. — Рэмбо распрямил плечи, чувствуя, что весь в поту и крови. — Полковник, я виноват, что предстал перед вами в таком виде. Я не хотел, чтобы вы знали, что со мной. Но я больше не служу. Поэтому вам нет до меня дела.
— Джон, нас с тобой связывают не только служебные узы.
— Какие еще? Семейные.
— Да. — Рэмбо не стал возражать. — Да, — хрипло повторил он. И тяжело привалился к стене сарая.
— Ладно. Что вы здесь делаете? Как вы нашли меня?
— Давай все по порядку, Джон. Оденься. Там ты смотрелся прекрасно, здесь же… Полковник пожал плечами. Рэмбо натянуто улыбнулся.
— Догадываюсь, у вас есть повод сказать, что я не в форме.
Он натянул на свои окровавленные плечи свитер. Снял набедренную повязку и надел трусы, которые достал из кармана джинсов. Натянул джинсы.
Проделывая это, обнаружил, что зажатые у него в кулаке деньги — двести американских долларов, — его приз за победу в бою.
— Кровь ничего не стоит.
— Ты когда-нибудь сомневался в этом?
— Нет, — сказал Рэмбо. — Никогда. Я спрашиваю: как вы меня нашли?
Полковник снова пожал плечами. — У меня свои методы.
— Перевожу: вы устроили за мной слежку.
— Я не должен был упускать тебя из виду. Я обязан знать, что ты делаешь.
— Зачем?
— Мы близки, ты и я.
— Мое почтение, сэр. Оставьте меня в покое.
— Теперь мой черед спрашивать.
— Что?
— Почему? — Траутмэн подошел ближе и поднял руки, словно собираясь схватить Рэмбо за плечи. — Зачем ты решил себя погубить?
— Почему бы и нет?
— Джон, ты не такой, как все. Рэмбо насмешливо фыркнул.
— Не такой, как все! — повторил Траутмэн. — После того, что ты пережил во Вьетнаме год назад, я спросил тебя, как будешь жить дальше, ты ответил: «Как придется», и я смекнул, что мне не следует спускать с тебя глаз. Я рад, что так и поступил.
Рэмбо поднял кулак с зажатыми в нем деньгами, насмешливо сощурил глаза.
— Всего лишь зарабатываю на жизнь.
— Губишь себя.
— А какая тут разница? — спросил Рэмбо.
— Большая. Я ведь сказал, ты не такой, как все.
— Убийца? Не такой, как все?
— Не убийца. Воин.
— Не вижу разницы.
— Знаю. В том-то и беда. — Траутмэн схватил Рэмбо за плечи. — Мой друг, ты величайший из воинов. Сейчас не время говорить тебе, почему я здесь. Ты устал. Тебе нужно залечить раны. Но завтра я попрошу тебя сделать мне одолжение.
— Я не стану вас слушать.
— Ты ведь не знаешь, что это.
— Догадываюсь. Это продолжение моих сегодняшних страданий.
— Не в твоих силах отказаться от судьбы.
— Будда не верит в судьбу.
— Да. Будда отвергает прошлое, — согласился Траутмэн. — Он не верит в последовательность событий. Он верит в настоящее. Но ты, мой друг, в настоящий момент в ужасном состоянии. Поэтому я хочу, чтобы завтра ты внимательно меня выслушал. Возможно, я знаю, как спасти твою душу.
— Сомневаюсь. — Рэмбо внимательно посмотрел на Траутмэна. — Как бы там ни было, вы понимаете, я не забыл то, чему вы меня обучили. Я знал, что за мной следят. Честно говоря, мне было без разницы. Слежка велась хорошо. Правда, ваш ученик заслуживает лучшего. И все равно это была хорошая работа. Тот, кто за мной следил, заслужил вознаграждение.
Рэмбо повернулся и сказал в провонявшую тухлой рыбой темноту:
— Подойти сюда, малыш. Темнота осталась неподвижна.
— Я сказал, подойди сюда, малыш. Две сотни американских долларов. Подумай. Такую сумму ты не сможешь заработать ни даже украсть за целый год.
Темнота не шевельнулась.
— О'кей, — сказал Рэмбо. — Если их не хочешь истратить ты, они достанутся рыбам.
Он поднял руку, словно собираясь швырнуть деньги в канал.
В темноте что-то шевельнулось, потом из нее выделился тощий мальчишка в лохмотьях, тай.
— Купи себе мороженое. Рэмбо улыбнулся.
Подросток боязливо приблизился к Рэмбо, сверля его недоверчивым взглядом, схватил с ладони деньги, метнулся назад и снова слился с темнотой.
Рэмбо довольный повернулся к полковнику.
— Я всегда знал, Джон, что ты пижон.
— Именно.
Рэмбо шагнул в темноту.
Лучи утреннего солнца вели борьбу со смогом Бангкока. Сквозь оконное стекло медленно ползущего такси Траутмэн видел пробки из велосипедов, мопедов, мотоциклов, трехколесных рикш, автобусов, машин. Воздух был пропитан выхлопными газами, и он поборол в себе искушение опустить стекло, хотя жара в такси становилась непереносимой. На его кителе появились капельки пота. Он старался отвлечься от жары, разглядывая расположившихся на тротуаре торговцев и недоумевая, как им удается не очутиться под ногами у запрудившей тротуары толпы.
В голосе сидевшего рядом с ним человека чувствовалась явная скука.
При такой скорости мы потеряем еще целый час. Лучше бы мы пошли пешком.
Но ведь туда пять миль.
Хорошая разминка. В Вашингтоне я каждое утро бегаю трусцой вдоль Потомака.
— Это Бангкок, — возразил Траутмэн. — Паровая ванна с окисью углерода. От такой прогулки не получаешь никакого удовольствия.
Его спутник, сорокапятилетний мужчина в сером костюме дипломата, провел пальцем по внутреннему манжету своего воротничка.
В этой парилке еще хуже. Велите водителю включить кондиционер.
— Скорей всего он не работает. Но даже если работает, вряд ли он его включит. Бензина здесь и так не хватает. Вы обратили внимание, что, попав в пробку, он тут же выключает мотор? Жара представляет проблему для нас, но не для него. Он к ней привык.
Мужчина в гражданском костюме вытер лоб платком. Пять футов десять дюймов роста, небольшое брюшко, красивая шевелюра цвета соли с перцем, оценивающий взгляд бюрократа.
— Будем надеяться, что это не впустую. Думаете, он согласится?
— Все зависит от обстоятельств, — не сразу ответил Траутмэн.
— Каких еще обстоятельств?
— Может ли он отрешиться от самого себя.
Такси прибавило скорость. Водитель обнаружил просвет в пробке, шмыгнул в него и свернул в переулок. Он прижал к обочине группку велосипедистов, чуть не сбил женщину, толкавшую нагруженную овощами тележку, и через десять минут такси очутилось среди полуразрушенных строений промышленного района возле реки.
Траутмэн вылез из машины. Из вентиляционного отверстия в крыше закопченного металлического сарая валил дым.
— Помните, он не терпит вранья, — предупредил Траутмэн.
— С этим никаких проблем. Это моя профессия облекать вранье в белоснежные одежды правды.
— Поверьте, он все поймет.
Они вошли в сарай. Траутмэн объяснил по-тайски хозяину, что им нужно. Повсюду раздавалось лязганье металла по металлу. Оно становилось все громче, когда они шли через цеха, где выполняли шлифовочные и граверные работы по бронзе. По мере приближения к центру литейной становилось все жарче. По лицу Траутмэна градом катился пот.
Мужчина в гражданском костюме замер, испытывая благоговейный страх:
— Господи, неужели это он?
Парень могучего телосложения, истинный уроженец Запада, стоявший к ним спиной, на которой играли мощные мускулы, ухал молотом по бруску раскаленной докрасна бронзы, лежавшему на наковальне.
Траутмэн с гордостью кивнул.
