— Да это я знаю. Как зовут — забыл. Старость не радость.
— Ну какой же вы старый, это бывает даже со мной. А зовут его Анатолий Анатольевич.
— Уже Анатольевич! Как же года летят! Но в сонме их, клянусь, не видел девушек прекрасней! Вы дадите мне надежду на новую встречу?
Курсантка прижимает к груди розу:
— Я и сегодня, после девятнадцати...
— Сегодня исключено, но мы еще увидимся, даю слово!
Вадим галантно кланяется ей, забегает в метро, а девушка зачарованно смотрит ему вослед...
Дверь в комнату милиции расположена правее от касс, Панин уверенно открывает ее и попадает в весьма просторный кабинет. За столом сидит сержант, напротив него Гречихин, а у дальней стены, на стуле, капитан рассматривает глянцевый журнал. К нему в первую очередь и обращается, протягивая руку, Панин:
— Толя, привет!
Капитан, обалдев, все-таки отвечает на рукопожатие. Вадим здоровается теперь и с сержантом, но продолжает говорить с офицером:
— С капитаном тебя! — Ставит на стол кейс, открывает, вытаскивает оттуда бутылку «Хеннесси». — Но выпьем не сейчас, тороплюсь, как... Но ты молодец, молодец, честное слово, так скоро и меня переплюнешь. — Только теперь он, кажется, замечает Мишку. — А этот раздолбай что опять натворил? Мишель, ты чего хороших людей грузишь?
Сержант смотрит на бутылку, тут же комкает заполненные уже листы, бросает их в корзину для мусора:
— Да нет, все нормально, он тут морды начистил некоторым, ну, тем, кому и надо чистить.
Панин весело и шумно вздыхает:
— Ой, ну нельзя тебе пить, никак нельзя! Не умеешь ты пить! Ладно, братишки, инцидент исчерпан? Я его забираю, отвожу домой, а сам — к замминистра. Вы же знаете, к нему если опоздаешь, — и он сокрушенно щелкает пальцами по циферблату.
Сержант убирает бутылку в нижний ящик стола:
— Да какой вопрос!
Панин опять трясет руки капитану и сержанту:
— Все, бывайте! На днях заскочу, но сегодня, Толик, — извини!
И выходит в дверь, подталкивая в спину Мишку.
А Куропаткин продолжает разглядывать свою ладонь, сосредоточенно вспоминая, кто же это одарил их такой дорогой выпивкой. Об этом спрашивает и сержант:
— А кто этот ваш дружок крутой, товарищ капитан?
Ничего не может вспомнить Куропаткин. Подозрения роятся в его голове:
— Убей, не знаю! Ну фраер... А ну-ка пойдем...
Они выскакивают из метро как раз в тот миг, когда Вадим и Миша усаживаются в представительный серебристый «мерс». Вадим взмахнул им на прощание рукой, сержант в ответ кинул руку к козырьку, а Куропаткин поднял ладонь и при этом пожал плечами.
5
Квартира Рассадина расположена не то чтоб в самом центре столицы, но в прекрасном месте. Окна зала выходят на тихий зеленый дворик. Лет десять назад тут были разбиты клумбы, даже бил маленький фонтан, стояли скамьи, но теперь клумбы поросли травой, фонтан иссяк, от скамеек остались металлические скелеты...
Рассадин стоит у окна, пьет кофе и дает наставления трем своим людям, сидящим на диване за журнальным столиком. На столике — водка, селедка, зеленый лук.
— Попугать надо как следует, но без крайних мер, — говорит Рассадин. — Мне они нужны живые и поумневшие. Особенно Стас. Чтоб золотые яйца нес, а клевал пшено с моей ладони. Поняли задачу, да?
Один из трех, внемлющих сейчас боссу, — его водитель. Лицо грубовато высечено из серого булыжника, особенно ошибся скульптор с носом, тот получился бесформенным и кривым. Водитель — ровесник Рассадина, они знакомы еще с райкомовских времен.
— Чего ж не понять, — отвечает водитель. — Яйца целыми оставим, вот только про пшено уточните.
Рассадин чуть не плеснул на себя кофе. Отсмеявшись, вздохнул:
— Ничего за мой отъезд не изменилось, не поумнел народ. Хряк, тебе тоже про просо уточнять надо?
Этому кличка дана в самую точку. Лицо круглое, нос пятаком, глаза маленькие, свирепые. Но соображалка работает исправно.
— У Стаса дача за городом, я бы там пошухарил.
Рассадин думает несколько секунд и соглашается:
— Пошухарите. Только без грабежа. Пусть знает, что не воры к нему залезли, а люди с иными помыслами. С чистыми. Заодно и новичка в деле проверите.
Новичок моложе всех, кто собрался в этой квартире с высокими сталинскими потолками, со старой, не прессованной, а истинно деревянной мебелью, с хрустальными подвесками на люстре. Но он уже кое-что повидал в жизни. Служил по контракту в спецназе, имеет боевую медаль за Чечню, мастер по рукопашному бою, снайпер.
Фамилия его Волин.
6
Она спокойным шагом вышла из офиса, увидела нужную машину, направилась к ней, демонстративно поглядывая на часы:
— У меня ровно десять минут. Что вам надо?
— А здрастьте где наше? — спросил Мишка.
Татьяна даже не улыбнулась:
— Ну здравствуйте.
Словно бы включаясь в игру, посмотрел на часы и Панин. Потом сказал:
— Татьяна, мы на день рождения к Андрюхе на базу едем.
— Можете передать ему привет.
— Само собой. Но вообще-то хотелось бы большего: привезти туда тебя. Утром приедем, а вечером того же дня, если не захочешь остаться...
— Вадим, я не буду ждать десяти минут. На эту тему я разговаривать не хочу. И не поеду туда ни на день, ни на час.
Гречихин стал заводиться:
— Я так и знал. А чего же ты, когда на выпуск в училище к нам приезжала, говорила, что готова за ним хоть на край... Нет, Вадик, тебя с нами не было, но она же говорила...
Татьяна как не слышала Мишку, стояла и курила, глядя поверх их голов.
— Я понимаю, — сказал Вадим. — Ну кончилась любовь и кончилась. Бывает такое. Только расставаться надо светло, Таня. Человеку плохо, а у него день рождения, понимаешь? А мы приедем, посидим, поговорим — это никого ни к чему не обязывает. И он все поймет, и мы понимаем...
— Вы бант купили?
— Какой бант? — не понял Мишка.
— Цвет в нашем возрасте не имеет значения. Упаковать меня, обвязать, вручить, как куклу, в подарок. Только я не кукла. И не сестра-сиделка.
— Да кукла ты, кукла без мозгов! — зачастил Гречихин. — Когда с ним все нормально было, ты какие песни пела? Или забыла?
Она бросила окурок в урну, опять проигнорировав Мишкины крики, обратилась к Панину:
— Ну не героиня я, не героиня! Судите, ваше право, с грязью мешайте. Только, Вадим, мне это не высказывайте, пожалуйста. И не приезжайте больше.
Она резко развернулась и ушла. Вадим подождал, пока дверь офиса за ней закрылась, и лишь потом сказал:
— Отрицательный результат — тоже результат. Точки над «i» поставлены.
— Какие точки? — спросил Мишка.
— Сейчас объясню. Подожди-ка меня минуту в машине и постарайся за это время в милицию не попасть.
Панин прошел к киоску, стоящему возле автобусной остановки, купил там мешок с кукурузными палочками, воду, конфеты, банку кофе, все положил на заднее сиденье, лихо рванул машину с места:
— Знаешь, что мне Акимов сказал? Врач, который Андрюху оперировал?
— Лекарства какие нужны?
— Нет. Баба ему нужна, Андрюхе нашему. Чего ты лыбишься? Я точно говорю. Нормальная горячая женщина. После таких ранений очень важно, чтоб человек в себя поверил, ни руки не опускал, ни... Да брось ты ржать! Это Акимов так говорит! Ты Акимову веришь?
— Чего ж не верить, Акимов — это... это Акимов!
— То-то и оно. Так что Татьяна на эту роль не подошла бы все равно. Тут профессионалка нужна. И это я, пожалуй, возьму на себя, поскольку Ольга тебя попросту убьет, если возьмешься за такое деликатное поручение. Вот, кстати, и она.
Панин остановил машину у общежития, где жил Мишка. Его жена Ольга вместе с сыном, пятилетним Олегом, как раз подходила к подъезду. Мишка выскочил, взял у жены из рук пакет. Пакет был прозрачным, и Панин увидел его содержимое: батон хлеба и пакет молока. Семью друга Вадим, как всегда, приветствует поднятой рукой и кричит мальчику:
— Олежка, папа здесь еще покупки забыл, возьми на заднем сиденье.
Малыш стремглав мчится к «мерсу», берет палочки, кофе, воду, конфеты...
— Мама, помоги, у меня в руках все не помещается!
Ольга лишь качает головой:
— Вадим, что ты делаешь! Ну зачем? У нас завтра зарплата...
— Молчи, женщина! — И поворачивается к Олежке: — Чтоб маме меньше таскать, я тебя к самому подъезду довезу, не против?
Ольга, принимая покупки, предлагает:
— Пойдем к нам, кофе попьем?
— Оль, ты знаешь, почему меня держат на работе? Я пунктуален. Никогда никуда не опаздываю. И сейчас спешу.
7
Хряк вылил на ковер последнюю бутылку керосина и уже пустую швырнул ее в стеклянную дверцу посудного буфета. Стекло рассыпалось на куски вместе со столовым сервизом. Удовлетворенный, он еще раз окинул эту самую большую и до недавнего времени со вкусом обставленную комнату подмосковной дачи. Картины порезаны, мебель разломана, обои залиты краской, и вот теперь — все в керосине. Как Рассадин просил, так и сделано.
