– Честно говоря, сэр, я в недоумении, – с легким укором пожал плечами Доусон. – Я слишком далек от этих вопросов, и для изучения их мне требуется время. Здесь же нужен, скорее всего, грамотный специалист… И не понимаю, зачем понадобилось снимать меня с почти подготовленной операции и бросать на новую, если я в новой буду выглядеть беспомощным человеком. Эта операция не вписывается в мой привычный метод работы.
Хант звучно вздохнул, после чего еще раз неестественно улыбнулся, ярко блеснув зубами.
– В том-то и дело, что нам нужен именно ты. Кроме тебя, здесь никто не в состоянии сработать с необходимой нам эффективностью. Помнишь своего бывшего подопечного Абу Обейда? Парня из Йемена, ты его курировал в разведшколе…
– Да-да, припоминаю… – Полковник Доусон недовольно наморщил нос. – Проходил такой у меня стажировку… Толковый, но очень горячий был, до глупости горячий… В теории и в подготовке с большими способностями. А в деле срывался… Лет двадцать, кажется, прошло. Сейчас, надо думать, повзрослел и заматерел, раз до сих пор жив. Как он в этом деле замешан?
Генерал Хант положил на стол сжатые в кулаки руки, словно подчеркивая этим важность того, что он скажет:
– Абу Обейда сейчас воюет в Чечне.
Он ожидал реакции полковника на уже прозвучавшее предложение поехать в Чечню, но Доусон внешне никак не показал своего отношения к подобной командировке. Все-таки выдержка разведчика у него имелась.
– Понимаю. Таким, как он, нечего делать там, где не воюют. Иного я, признаться, от Обейды и не ожидал. Диверсионная работа – да. Разведывательная – нет. Но, прошу прощения, господин генерал, я отвлекся от темы. Обейду я помню и, наверное, сумею наладить с ним контакт лучше, чем кто-либо другой.
– Он тебя, надо думать, помнит тоже. По нашим данным, он неоднократно хвастался, что прошел именно твою школу… Нам такое хвастовство не нравилось, сам понимаешь, но теперь это может сгодиться. Обейда выставил непременное условие – твое присутствие. Вот тебе и придется с ним работать.
Доусон кивнул:
– Я же говорю – я понял…
– Конечно, Обейду характеризуют как хорошего диверсанта. – Голос генерала заметно смягчился. – Но там, на месте, нужен помимо хорошего диверсанта еще и хороший разведчик. Дело в том, что Обейда на нас не работает. Но согласился помогать за миллион долларов и разовую поставку дефицитного вооружения…
– Что за вооружение?
– Пять «Стингеров».
Полковник от возмущения себя даже по колену хлопнул:
– Хорошенькое дельце! А договор о нераспространении?..
– Пусть он остается в силе для тех, кто его подписывал. Мы с тобой не подписывали. Мы представляем собой третью сторону. Это всегда удобно.
– Значит, мне придется ехать в Россию?
– Да, Чечня пока еще является территорией России… Обейду необходимо направлять и контролировать. И дело настолько срочное, что не дает тебе на подготовку времени. Материалы прочитаешь в самолете. Они на обычной дискете. В Тбилиси тебя встретит капитан Дэвид Дэн. Толковый парень. Он в курсе всего, он обладает связями, у него в настоящее время хранится аппаратура, необходимая для проведения действий. Один недостаток – с Абу Обейдой не очень ладит и сумел договориться с ним только от твоего имени. Извини уж за такое, но я дал Дэну санкцию на подобное своеволие. Капитан поступает в полное твое подчинение, и тебе останется только подгонять его, чтобы поторапливался…
– А чем такая срочность вызвана?
– Мы слишком поздно получили сообщение, что русские будут проводить в Чечне испытания. Свой самолет и наш самолет… Сравнение двух технологий… Что и в каком диапазоне определят локаторы… Если там что-то произойдет, легко списать на район испытаний… Место удобное во всех отношениях. И для нас удобное… Есть возможность подобраться, произвести видеосъемку и попробовать, как их «невидимки» реагируют на «Стингер», когда тот работает в режиме ручного наведения прицела…
Доусон минуту размышлял, потом задал вопрос:
– Господин генерал, была произнесена фраза о русских технологиях… Которые нас, так сказать, интересуют… Это входит в круг моих задач?
– Обязательно. Подробности на дискете… В общих чертах – направление совсем другое. Самолет не строится по страшно дорогой технологии «Стелс». Самолет вообще может быть любым, самым примитивным. Это вообще может быть и не самолет, а бронемашина или даже легковой автомобиль… Но на него ставится компактный плазменный генератор, который обволакивает объект облаком плазмы, и плазма просто гасит все радиосигналы локаторов и радаров.
– И наши специалисты не могут сделать такой генератор?
– Их сделали уже несколько десятков. Но все они не обладают одним достоинством русского генератора. Они гасят все сигналы электроники в самом объекте, то есть уничтожают системы управления самолетом…
– И я должен…
– Ты должен подумать, чем сможешь помочь нашим спецам… Было бы просто прекрасно, если бы самолет потерпел аварию… Или «Стингер» только повредил его, не уничтожив… Но к приборам тогда следует попасть раньше русских поисковиков… Итак… Спеши! Самолет до Тбилиси тебя ждет!..
– Помощников иметь мне не полагается?
– А они тебе нужны?
– Нужен человек, который разбирается в вопросе больше, чем я. Вы же знаете, я не люблю импровизацию. А здесь все построено на импровизации.
– Но никто не справится с Абу Обейдой лучше тебя.
– И тем не менее мне нужен специалист по конкретному вопросу. Тот, кто сможет вовремя и квалифицированно проконсультировать…
Генерал несколько секунд подумал и наконец сказал не слишком довольно:
– Хорошо. Если я сумею найти такового в течение часа, я тебе его дам. Но ему тоже необходимо будет время на сборы… Еще проблемы на мою несчастную лысину! Ладно, попробуем и их устранить. Человек, если такой будет, прибудет сразу к самолету. В Грузии вас встретят. «Коридор» уже подготовлен. А сейчас ступай в канцелярию…
Генерал Хант встал, чтобы прощание выглядело почти торжественным.
Тем не менее оно выглядело привычно будничным.
1
В сравнительно небольшом, тихо вымирающем районном центре Приволжский этого человека лично знали многие, а все остальные по крайней мере узнавали его в лицо. Да и как не узнать, когда местные жители все здесь друг с другом знакомы с детства, поскольку размеры городка не позволяли не замечать незнакомых лиц, а знакомых становилось с каждым годом все меньше и меньше – городские предприятия не работали, и кто имел возможность, бежали подальше от этих мест туда, где можно было бы заработать себе на хлеб, может быть, как надеялись, и на хлеб с маслом. Большей частью отправлялись в Москву, где удовлетворялись половинной оплатой против оплаты москвичей, но и этому были рады. А лицо для города непривычное сразу становится заметным, тем более если дело касалось китайца…
Все знали, что старый китаец Шин не такой уж по возрасту и старый, но немножко не в своем уме, а внешний вид его – это только последствия болезни. В том, что он болен, никто не сомневался. Не так болен, чтобы быть неспособным жить самостоятельно, а лишь слегка, словно он никогда не знал, что такое жизненная сметка, заставляющая человека приспосабливаться к условиям. Шин не приспосабливался никогда. Он просто молча терпел неудобства и лишения, тогда как другие умели этих неудобств и лишений избегать. И никогда не отказывал, даже если ему что-то велели сделать посторонние. Одним словом, приволжане видели в нем классического идиота, доброго и честного. Появился Шин в Приволжском пятнадцать с небольшим лет назад, еще при советской власти, доживающей свои последние дни. В райцентре за высоким забором располагалась областная психиатрическая лечебница, в ней китаец сначала лечился, а потом, когда врачи оставили его наконец-то в покое, стал работать дворником. Подметал не только территорию самой лечебницы, но и близлежащую улицу. Улица рядом с лечебницей была только одна, потому что три другие стены обширной площади выходили в поле и в лес. И эта единственная улица благодаря стараниям Шина была всегда идеально чистой.
Шин метлой работал аккуратно, без размаха, почти не поднимая пыли. И даже позволял себе заниматься дворницким ремеслом в белом медицинском халате, выделенном ему сердобольным завхозом лечебницы – не обязательно же все списанные халаты употреблять на тряпки. Старый халат этот китаец сам почти ежедневно тщательно стирал и зашивал по надобности, и носил уже много лет, зимой надевая на телогрейку, летом – на голое тело. Но без халата его уже никто представить не мог, за что жители ближайших домов дали дворнику прозвище, вполне соответствующее его внешнему виду – Доктор Шин. Прозвище укоренилось, и так китайца стали звать и другие приволжане, и даже медицинский персонал психиатрической клиники, хотя своих врачей они звали не докторами, а по имени-отчеству. Но и сам китаец теперь, привыкнув, когда его спрашивали об имени, охотно представлялся:
