власть? — недоуменно спросил Жека, подумав, что Элеонора-то не тупая. Знает про расклады.
— А власть, Женя, будет у того, у кого есть деньги. Потому что с большими деньгами можно всё. Сам подумай.
— А почему ты…
Жека хотел спросить, зачем такая умная женщина, вроде не дура, и по внешности нормальная, хочет выйти замуж за Сахара, как вдруг всё понял. Завод. Крупный металлургический комбинат, директором которого был её отец. Вот почему. Сахар в последнее время быстро пошел вверх. Пока директора заводов и шахт покупали предметы роскоши, и ездили по югам, Сахар на полученные от подконтрольных кооперативов и теневиков деньги принимал в свою бригаду бойцов, а потом прибирал к рукам территории, и другие кооперативы.
Схема хорошая. Деньги — бойцы. Стало больше денег — стало больше бойцов. Круг замкнулся, и по новой. Конечно, всё это проходило под благовидными предлогами. Частное предпринимательство пока запрещено, да и законы о кооперации драконовские, налоги высокие. Ещё какие-то остатки советской власти и экономики рулили, и открыто прибрать к рукам крупную государственную собственность было делом подсудным. Не вся милиция коррумпирована — оставались идейные коммунисты. Поэтому бандиты действовали скрытно. Аренда с правом выкупа — самый распространённый способ прикарманивания государственной собственности.
Отец Элеоноры, похоже, предполагал, что на предприятие, выдающее каждый месяц сотни тысяч тонн проката, будет много охотников, и в случае любого послабления советских законов, его жизнь и жизнь дочери не будут стоить и ломаного гроша. Поэтому заранее практически продал дочь авторитету, надеясь хоть так остаться в живых, и сохранить хоть какую то часть комбината.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — заявила Элеонора, и поставила чашечку на стол. — На самом деле Роман не какой-то деспот или изверг. И я у него не в рабстве. Вполне нормальный мужик, с традиционными устоями. Во всех смыслах.
Последнее предложение она даже как-то подчеркнула, чуть заметно улыбнувшись.
— Так а я-то чё? — всё так же непонятливо спросил Жека. — Зачем ты мне это говоришь?
— Мы должны быть друзьями. Мы ведь в одной лодке. Не правда ли? — Элеонора опять с лёгкой улыбкой посмотрела на него. — Это может быть полезным.
Жека понял, что пора бы и закругляться. Опять за его спиной начинаются какие-то игры, о которых он не имел ни малейшего понятия.
— Ладно. Я пошёл, поздно уже. Счастливо. И с Новым годом.
Элеонора конечно соблазнительна, как никто, да и в постели наверняка более прошаренная, но прыгать на будущую жену авторитета было бы самым неразумным поступком в его жизни. Впрочем, Элеонора и не хотела этого. Она дошла до того возраста, когда понимаешь, что дело превыше эмоций, и нужно контролировать себя. Безумная горячая страсть не про неё.
Выйдя на улицу, Жека посмотрел на редкие светящиеся окна, нечастых прохожих, пьяные вопли во дворах, и подумал, что вот и настали последние месяцы учебы.
Короткие три дня выходных пролетели незаметно, как и всегда. Четвёртого числа поехал в технарь. На подготовку к экзаменам. И что круто, уже не к первой паре. Посещение сейчас предстояло полусвободное. Хочешь — иди на факультатив, хочешь — не иди. Только не ной потом, когда экзамен провалится.
Последнее занятие подходило к концу, когда в кабинет вошёл директор. Внимательно оглядел немногочисленных присутствующих, увидел Жеку, и расплылся в улыбке.
— Соловьев! А вот и ты! Молодец что пришёл. Звонили из горкома комсомола. Заедь туда сегодня после занятий. Это срочно! Секретарь горкома Митрофанов зовёт!
После Нового года появился коротенький некролог в местной газете, что дескать, «Горком ВЛКСМ сообщает о преждевременной кончине верного ленинца, борца за коммунистические идеалы, секретаря первичной ячейки Техникума Советской Торговли Зорина В. С. и выражает глубокое соболезнование родным и близким покойного. Спи спокойно, дорогой товарищ! Твоё дело не будет забыто»
О причинах смерти не указано, но в технаре случился большой шмон. Допрашивали почти всех, в том числе и тех, кто не ходил на дискотеку. Но выяснить — ничего не выяснили. И вот сейчас Жеку вызывают в горком. Ехал туда на бомбиле, думал, что вроде, пока всё нормально получается. Митрофанов хоть и был в «Гудке» пьянее некуда, но помнил, что обещал Жеке — должность секретаря первичной комсомольской ячейки.
Горком ВЛКСМ квартировал на втором этаже горисполкома, и даже не имел своего здания, в отличие от горкома партии, которому пять лет назад построили новенькое трехэтажное здание в центре города. Такая несправедливость уже указывала на пониженный статус комсомола.
Кабинет председателя товарища Митрофанова вообще напоминал клетушку, где помещались только стол, пара стульев, большой шкаф и сейф. Кабинет Владимира Станиславича в технаре и то был поболее.
«Интересно, чё у него в сейфе?»— продумал Жека.
А была там водка. Увидев Жеку, Митрофанов расплылся в улыбке, открыл сейф, и поставил початый пузырь на стол, достал две рюмки, и тут же набулькал полные.
— Соловьёв! Я так и знал, что ты ответственный человек, — заулыбался комсорг синюшным лицом бывалого алкоголика. — Давай. Опохмелись.
Как и все алкаши, думал Митрофанов, что окружающие всегда ходят с похмела. Пить не хотелось, но придётся. Жека закинул рюмку, даже не поморщившись, чтоб Митрофанов подумал — с ним сидит свой в доску парень.
— Молодец! Я тоже не закусываю. Закуска градус крадёт!
Жека сидел, и терпеливо ждал, слушая всякую ахинею, что нёс председатель. По всему видно, что времени у него навалом, девать его некуда, а появившийся новый собеседник вызвал горячее желание поточить лясы. В каморке Митрофанова довольно жарко, и Жека уже сопрел в куртке, когда председатель наконец сказал, зачем позвал.
— Комсорг ваш преставился. Решили мы тут с товарищами… — нетрезвый председатель сделал неопределенный жест рукой в воздухе, и случайно показал на бутылку с водкой. — Комсоргом торгового техникума назначить тебя, Соловьёв. Человек ты положительный — я характеристику твою от директора читал. Так что будешь нести дело Ленина в молодёжные массы. Вот тебе ключ от кабинета, вот печать, и…
Митрофанов не успел докончить, как в кабинет ввалился высокий сутулый мужик в темном пиджаке.
— Егорыч! Есть чо? Налей! Должен буду!
Вошедший мужик сам страдал от трясуна, и когда вливал в себя рюмку водки, даже поднёс её ко рту с пятого раза. Но ничего — попал чётко. Не пролил ни капли.
— Ухх! Достали уже эти праздники! — мужик гукнул, поставил пустую рюмку на стол, вытер рот рукавом пиджака. И только потом увидел Жеку.
— А это
