Интересно, зачем им мой спикер?
Ну, как зачем. Продадут. А перед тем поизучают, пощупают, послушают, если не тупые совсем. Там много есть чего послушать. Музыка моя любимая, сам полгода подбирал (так жалко, сил нет). Книжки, игры, ходилки. Все мои приключения в памяти. Фильмы некоторые увидят – а вот это никому бы показывать не следовало.
Как это можно заблокировать? А никак. Оператор скажет: сам дурак, нужно было заранее коды доступа прописывать. И тест идентификации. Чтобы аппарат не откликался на чужой голос.
А может, он и сам не откликнется, филик-то мой. Вполне возможно, он поумней меня. Не зря их раньше называли по-английски смартами, и сейчас еще взрослые говорят иногда – «smart», или по-старому смартфон. Некрасиво звучит. Как будто сморкаешься, блин. А потом еще их скайперами называли, «skyper», но спикер – это все-таки попроще. Как в той рекламе на евроньюс: «Speaker? It's bigger». Дети их уже попросту спичками зовут. А я назвал свой филиком, он же все-таки филипс, хоть и китайский. Так что мы с ним тезки.
Да, на всякий случай: мое имя – Фил. Или Филипп. Мне скоро семнадцать, и я работаю курьером. Перетаскиваю бумажки с места на место. Как мусорщик. Шеф говорит: «Деловые бумаги летать не должны. Особенно отягощенные печатью. Это вам не ваши визионерские игрушки. Филипп, это я специально для тебя разъясняю».
Петров его назвал педантом. Я сперва не расслышал, даже испугался.
Ладно, скорей всего, это только до осени, а там посмотрим. Вчера мама сказала: если так и дальше пойдет, то придется заканчивать с этой работой. Мало того что спикер сняли, а он полтыщи стоит, – так ведь еще и…
Вот ч-черт, это не они на остановке? Нет, не они. Показалось. А как вздрогнул-то. Даже мурашки по спине.
Так что же это получается, я трус?
Выходит, так.
Я не знаю, что с этим делать. Вчера они меня даже особо не били. Под глазом осталась царапина, вроде галочки такой, как у фирмы «Найк», – отметились, одним словом. Кто-то из этих гадюк, похоже, печатку на пальце носит. Модно у них.
Так вот, я повторяю: бить-то не били, а опозорили вчистую. Да еще от дома в двух шагах. Полночи не спал, ворочался, зубами скрипел. Наутро проснулся, как будто стало полегче. Успокоился. И даже такие подлые мысли в голову стали приходить: вот, думаю, если бы я отмахиваться стал, могли бы и профиль подправить, разве нет? А так вроде и обошлось? Подлые мысли, ублюдочные.
Выхожу завтракать, а мать на меня так печально смотрит, а потом и говорит: подожди немного, купим тебе новый смарт. Получишь зарплату, я денег добавлю, и купим. Тут я окончательно понял: все, нету больше филика, нету друга единственного.
Сейчас бы шепнул тихонько в микрофон: ну-ка, Филик, придумай что-нибудь. Он определит, где ты, и отыщет, кто сейчас готов знакомиться. Игра так и называется: «Strangers» [8]. Всегда как лотерея, всегда интересно. Девчонки обычно просят включить видеорежим, парни приглашают пива вместе попить.
Или попросил бы его найти кого-нибудь, у кого такое же настроение. Знаете, как это бывает: кому-то грустно, и тебе грустно, а сказали друг другу пару слов – уже, глядишь, и не так противно жить обоим, и не такое безнадежное лето вокруг. Никакого парадокса в этом не вижу, сплошная математика.
Как автобус разогнался. На такой скорости видеорежим сбоить начинает, невозможно смотреть. Я пробовал. Странно: зрение все, что не нужно, отфильтровывает, а видеоматрица не может.
Зачем он так несется? Турбина так и воет. Боинг ты китайский. Локхид.
Да. В общем, «Strangers» – это еще ладно. Недавно слышал историю: парня грузовиком сбило, не до смерти, но он теперь в больнице, в полном коматозе. Говорили, что он любил в «Distant Gaze» [9] играть. А там перед глазами постоянно возникают всякие разные объекты, и твоя задача – вовремя реагировать. Может быть, его партнер немного отвлекся, стормозил, не заметил, что тот парень уже на дорогу вышел. Представляю себе этот кошмар: ведь если ты в «Distant» ведущего играешь, то это как будто тебя задавили, а не его. Ему-то что, ему не страшно, только больно. И то пока сознание не потеряешь. Брр.
А если бы это девчонка с ним была? Она бы просто с ума сошла, наверно.
Девчонки любят в «Distant» играть, но боятся. В «Strangers» они тоже любят играть, но не все – и в основном из-за этих взрослых уродов, которые под молодых маскируются, – в «Strangers» ведь нет ничего легче, как прикинуться кем угодно, хоть мальчиком, хоть девочкой, хоть принцем английским. Если хотя бы примерно знаешь, о чем говорить, то никто и не догадается. Особенно если видишь только картинку на дисплее: девчонки ведь очки редко включают, да и не покупают их обычно. Так в основном и смотрят картинку на экране. Я долго думал, почему, а потом понял: они же хотят, чтобы их тоже в это время видели, а в очках они выглядят довольно смешно. Тут уж ничего не поделаешь. Вижн-дивайс пока дурацкий с виду и к тому же дорогой – хотя и не так, как раньше, но все же.
Мне вот, например, не по карману.
Грустно все это.
* * *
Парень на переднем сиденье тяжко вздохнул – так, что сидевшая рядом старуха окинула его сочувственным взглядом. Она уже утвердилась в своем кресле, успокоилась и не ждала от соседа неприятностей; теперь ей было страсть как интересно узнать, чем же он таким озабочен. Старуха была любопытна. Кроме того, ей хотелось снова почувствовать себя матерью: может, удастся хоть немножко обмануть время?
– Что ж ты так вздыхаешь? – осторожно спросила она. – Устал? Или болит что-нибудь?
Фил повернулся к ней. Поморгал недоуменно.
– Ничего не болит. Устал. А что?
– Да интересно, с чего только вы устаете? Весь мир для вас. Это нам, старым, податься некуда. А?
– Весь мир? – горько усмехнулся юный Филипп. – Где он, этот мир? Где вы его видели?
Старуха обиженно поджала губы:
– Как где. Вокруг.
Вокруг летящего автобуса между тем менялись пейзажи: пространство между домов расширялось, в промежутках вырастали рекламные мегасайты. Один из них Фил проводил глазами с грустью – там красовался его спикер, только поновее. «Long Distance Runa-round», – гласило непонятное воззвание. Следующая конструкция нависала над проспектом, и автобус нырнул под нее раньше, чем зрители смогли оценить ускользнувшую красоту: «Сказка станет вашей, – нагло врал рекламный плакат известной турфирмы. – Узнайте новости древнего мира».
– На этот мир у меня денег нет, – сказал Фил.
– Э-э, какие твои годы? – обрадовалась старуха: оказывается, никакой беды у мальчишки не было, просто дурь в голове. – Станешь работать, и деньги появятся.
– У кого-то, может, и появятся, – отозвался курьер и снова отвернулся.
– Что ж ты злой-то такой?
Ответа не последовало.
– Вот это все потому, что вы работать не любите, – продолжала старуха авторитетно. – Папа с мамой кормят – ну и ладно. Так ведь?
– У меня нет отца, – процедил Филипп сквозь зубы. – И я работаю уже второй месяц.
– А-а… ну, тогда извини…
Подумав, старуха расстегнула сумку и запустила туда руку. Извлекла две небольшие шоколадки: одну – с белым медведем на этикетке, другую – с сестрицей Аленушкой, вечно горюющей у своего темного пруда.
– На-ка вот, – сказала она. – Бери, какую хочешь.
Фил обернулся. Посмотрел на добрую тетку. Молча взял шоколадку с Аленушкой.
– Послаще выбрал, – похвалила старуха. – Ну и кушай на здоровье. И не грусти. Видишь, на бумажке девушка тоже вся грустная. Плачет, слезы льет. А знаешь, почему?
– Почему? – не удержался Фил.
– Из-за вас, дураков. У нее любимый братец козленочком стал. Аллегорию не надо объяснять?
Парень едва не подавился от смеха, помотал головой, сказал все же «спасибо», а потом долго смотрел вслед тетке, которая пробиралась к выходу, пробралась, сошла на горячий асфальт и устремилась куда-то по дорожке между высотных домов. Ветер гнал облака пыли, закручивал смерчи, как будто экспериментировал с пространством. «Скоро и его черед спускаться в этот ад», – подумал Фил. Завернул половинку шоколадки обратно в упаковку, стал запихивать в карман, уронил на пол папку с документами. Потянулся за папкой – потерял шоколадку.
