Дождавшись, пока голубки нежно распрощаются, Куки препроводила нового жильца на мансарду.
– Постельное белье в шкафу. Туалет-ванная в дальнем конце, – инструктировала она.
Гость сидел в углу, устроившись прямо на полу. Ни шапку, ни куртку он так и не снял. Куки сильно сомневалась, что мальчик слышал, о чем она ему говорила. Ну и как она будет расследовать это дело?
Впрочем, он был ненамного более молчаливым, чем все предыдущие ее клиенты.
Сад ему понравился чрезвычайно. Слишком старый и слишком запущенный – как раз как он любит. Повинуясь безотчетному порыву, он, сначала остановившись, все же решился открыть калитку в каменном заборе и зайти внутрь.
Под деревьями толстым укоризненно шуршавшим ковром лежали листья. Но и они не смогли полностью скрыть неприлично зеленую траву. В любое время года трава здесь была живого изумрудно-зеленого цвета. Такая уж страна.
Прошел через стеклянную дверь в наполненную лунным светом и старыми вещами гостиную. В кухне на полу лежали осколки битой посуды. Опять никакой пыли или других следов запустения.
Впрочем, он уже привык к тому, что, сколько бы времени ни прошло с катастрофы, заставившей исчезнуть все человечество на планете, все всегда и везде выглядит так, будто люди вышли буквально только что. По крайней мере в тех домах, в которых он уже побывал.
Он еще не совсем потерял надежду найти хоть кого-нибудь. Но только домашние животные, истосковавшиеся по человеческому слову и ласковому жесту, с благодарностью приветствовали его общество.
Наверное, скоро умрут без еды, думал он, все же оставляя на произвол судьбы птиц, котов и собак. Потеряв все человечество, жалеть их уже не было сил, сердце осталось только одно.
Качая головой, он собирал осколки с пола. Можно попробовать склеить. Это было уже никому не надо, но ему приятно оставлять место, где он находил временный приют, не таким же, как до его визита, а лучше.
«Итак, что мы имеем здесь? Старый дом. Надо бы осмотреться внутри, дом создает ощущение небольшого, но вполне вместительного сооружения. Ему, вероятно, не менее двухсот лет. Теперь строят совсем иначе». Кстати, он предпочитал останавливаться не в современных домах, а вот в таких – заслуженных и со своей историей, настоящих Домах.
Почему-то и хозяева в них обитали интересные. «Посмотрим, кто жил здесь. Может, семья? Найти бы альбом или хотя бы фотографии на стенах… Так, вот, вижу».
Маленькая девочка настороженно смотрит в объектив. На коленке грязное пятно, из-под косынки в цветочек, сбитой на ухо, в одну сторону выглядывает прямая соломенная челка. Маленькая хулиганка – он уже полюбил ее.
В руках свернутый в трубку журнал. Ей, верно, лет около шести, умные, ясные глазенки. Фотография была черно-белой, но он уже многое мог представлять – пусть глаза будут зелеными. В конце концов – кто может возразить или проверить! Все будет таким, как он захочет. Быть почти Богом почти приятно.
Вот она маленькая девочка. Упорная в поиске идеала. Слишком уж она стремится к совершенству. «Достану-ка я ее из буфета. Пожалуй, здесь на стене она будет смотреться гораздо лучше».
Разбросанные вещи на журнальных столиках и даже на полу. Черепки хрустнули под его ногами. Опустившись на колени, он продолжил бережно собирать осколки.
Похоже на чашку. Вот большой, наивно нарисованный (скорее всего, детской рукой) цветок. Чашка самодельная. Надпись… Некоторые буквы где-то затерялись. Он внимательно осмотрел пол и с радостью археолога (откапавшего Трою, никак не меньше) обнаружил еще несколько осколков.
Ночью Куки приснился мальчик. Он тихо бродил по комнатам и коридорам, внимательно осматривая стены, столы и шкафы. Ко всему он прикасался так осторожно, будто боялся, что они рассыплются в прах.
Выглядел он крайне странно, что, может, и нормально для приснившегося человека. Лицо хорошее. Оно вообще-то ей сразу понравилось. Нечто знакомое, до ужаса родное и абсолютно забытое было в этом лице.
Печально вздыхая, он бормотал себе под нос что-то непонятное и создавал впечатление человека, составляющего реестр имущества должников. Да-да, вот именно, оценщик, описывающий собственность хорошего знакомого, возможно друга.
Этот друг вложил все свои сбережения в международную аферу, какой-то липовый трастовый фонд – и вот пожалуйста! Хорошему человеку приходится заниматься нехорошим делом.
«Откуда у меня в голове такие безумные мысли, хотелось бы знать? – возмутилась Куки. – И сон странный, и мысли соответствуют. А у меня настоящих друзей нет. И подруг тоже. Вот было бы здорово уметь консервировать время. Заготавливать его про запас».
Почти вся ее жизнь была настолько пустой и неинтересной, что невольно возникали такие мысли – отложить время до тех пор, когда события будут наворачивать волнами, когда счет пойдет на минуты или секунды, когда…
«Когда?! У меня уже накопилось бы достаточно закрученных баночек, все стены, шкафы и полы были бы ими уставлены. Так много времени я проводила впустую. Питер верно говорит, нет у меня полета. И пространственного мышления. Мои букеты не будут иметь такого успеха, как его.
Зато цветы меня слушаются. Единственные мои друзья – неверно, что нет у меня никого! Мои цветы всегда со мной. Они могут ценить заботу и уход. До меня Питер чаще покупал цветы, а теперь их покупают у него, и все благодаря мне.
А когда-нибудь я сделаю лучший веерный букет, и на ежегодном слете контор по ритуальным услугам мы возьмем первый приз благодаря мне, а не Питеру».
Глава 4
Размышления Энгуса прервал стук в двери.
– Входите, – голосом слабым, но все еще сохранившим властный тембр, произнес Монтроуз.
Вошел Крысолов. Сколько знал его Энгус, он выглядел неизменно, словно, как и Фрэнсис, продал душу дьяволу за вечную молодость.
Хотя его никак нельзя было назвать молодым. Но сухое, крепкое и жилистое тело ничуть не утеряло своей скрытой силы, а на темном от солнца и непогоды лице не прибавилось ни единой морщины к тем, что уже переплетались в сложном рисунке, изрезав лоб и впалые щеки.
Никто не знал, откуда пришел он в эти края, куда уходит, время от времени оставляя без присмотра ближайшие замки, амбары и лавки.
– Набродился по своим холмам и озерам? – ворчливо приветствовал Энгус старого друга.
– Это вы верно отметили, милорд, что по своим. Вся земля принадлежит тому, кто ходит по ней.
– А не тем, кто владеет ею, ты хочешь сказать? – насмешливо уточнил граф.
– Кто из смертных может претендовать на права владения хоть малой частью этого мира? – философски парировал гость, снимая длинную рапиру и пристраивая ее рядом с креслом, подвинутым им ближе к алькову. – Может, задернуть занавес, не слишком ли ярко для ваших глаз солнце?
– Оставь так. Лучше расскажи, как наши дела. Я с нетерпением ждал твоего возвращения.
– Слушаю, милорд. Начну с труппы актеров. Я нашел их в соседнем графстве. Они долго не соглашались заехать так далеко от границ, вы ведь знаете, сейчас, после голодной зимы, горцы особенно неспокойны. Сумма их вознаграждения будет значительной еще и потому, что они привыкли к большей публике хотя и менее изысканной. Боюсь, они не смогут удовлетворить ваши пожелания полностью. Хотя этот мошенник, владелец труппы, божился, что его актеры часто выступают перед благородными людьми, даже якобы играли при дворе. Но ничего другого нет. – Крысолов вздохнул, грустно посмотрев на Энгуса, сильно сдавшего с последней встречи.
– Ты прав, друг мой. Времени мне осталось совсем немного. Но я признателен тебе за помощь в моей, возможно, последней прихоти. – Остановив знаком возразившего было Крысолова, Энгус продолжал: – Но что там с несчастными девочками?
Вот уже дважды на веку графа Монтроуза его земли поражала странная эпидемия смертей. Раз примерно в пятьдесят лет двенадцать самых прелестных в округе девушек расставались с жизнью при загадочных обстоятельствах.