На Зарембу тоже глянула пристально, но взгляд поначалу не задержала. И лишь потом резко вновь повернула к нему голову, что-то угадывая, но не припоминая ничего конкретного. С напряженным интересом ждала, пока спецназовец шел навстречу.
— Здравствуйте, тетя Нина, — не стал мучить ее Заремба предположениями и сразу выложил все: — Лет пятнадцать назад вы собирались уезжать в Киев, а мы, трое первых «афганцев», надев на вас десантную тельняшку и солнцезащитные очки, грустили по этому поводу.
По мере рассказа лицо дежурной расплывалось в милой и неверящей улыбке, но она не перебивала, боясь неосторожным словом нарушить воспоминания.
— Потом мы сидели в ресторане на набережной — Десантник и Реаниматор с вашими подругами, которые потом не пустили их к себе, а мы…
— … пошли на женский пляж, — счастливо закончила тетя Нина. — Все помню, а вот имя твое… забыла. Миллион раз пыталась вспомнить, — она виновато заморгала ресницами.
— Алексей. Алексей Заремба.
— Точно, Алексей. Старший лейтенант Алексей. Не верю. Как ты меня вспомнил?
— А если я скажу, что никогда не забывал?
— Правда?
Омоновцы у дверей слишком явно прислушивались к их разговору, и они перешли к дальнему окну. Конечно же, тетя Нина постарела. Не бабушка, правда, но на этот раз действительно «тетя».
Правда, и он уже не лейтенант.
— Я рад тебя видеть.
— Ой, правда? А я думала, что и не вспоминал никогда. Одно время, извини, но думала, что погиб в Афганистане, раз не объявляешься больше. Но потом сказала себе: «Нет, он не погиб и не погибнет. Его сохранят мои молитвы». Но то, что помнил… Как приятно.
Она откровенно, по-девичьи выглядела счастливой. И с сожалением оглядывалась на снующих отдыхающих и омоновцев, мешающих крепко обняться.
— Ты к нам отдыхать?
— Нет, проездом. А если уж окончательно честно — то специально к тебе.
— Я могу замениться, — радостно предложила тетя Нина. — Лена, что с нами была тогда в ресторане, — она теперь здесь работает, со мной.
— Витька Десантник погиб, — сообщил неприятную новость еще с той, первой своей войны Заремба.
— Как жалко. А третий, третий был, веселый такой…
— Реаниматор. Однажды встретил в Пятигорске. Тоже погиб. В Кабуле, уже при выводе войск.
— Да, жизнь пораскидала. А я вот вернулась из Киева, уже давно. Не склеилась разбитая чаша. Ну так… — Она оглянулась на стойку, около которой терпеливо ждали ее только что прибывшие новички.
— Поменяйся. Но только не с Леной. А вы с ней — к семи вечера, как в прошлый раз, в том же ресторане.
— Он закрыт на ремонт. За ним, чуть повыше, есть летнее кафе. Давай там встретимся.
— Ждем.
Побежала молоденькой девочкой к гостям, несколько раз еще успела взглянуть на Алексея, пока тот шел к двери. Охрана выпустила его почтительно, признав за своего. Вот так и надо выходить в открывающиеся перед тобой двери — через почтение окружающих, с прекрасным прошлым и с реальной надеждой на лучшее будущее.
Туманов не верил в его быстрое возвращение, но по улыбке командира понял, что встреча состоялась.
— Готовься к выходу в ресторан, салага, — сообщил ему подполковник. — Только знай, что у Лены маленький ребенок и она живет с родителями. Хотя… так было пятнадцать лет назад. Что сегодня — не ведаю.
Туманов взвился:
— Слушай, кого ты мне подсовываешь? За пятнадцать лет самые малые дети успели сами стать мамами и папами…
— Зато гарантирую два момента — это не подстава. И — ноги. Какие у Лены ножки!..
Про Десантника, некогда восхищавшегося ими, говорить не стал. Ни к чему это. Жизнь продолжается. Хотя в глубине души пожалел, что придет Лена. Пусть бы лучше она подменила на работе Нину, а та нашла бы другую женщину, которая никоим образом не была связана с его друзьями…
Но слово в порыве радости оказалось произнесенным, улетело вершить дела и оправданием могло послужить лишь то, что Туманов не от жиру здесь на пляже бесится, а вместе с ним выползает через игольное ушко с войны.
Ресторан нашли сразу. Его в самом деле переделывали под ночное казино. Поднялись повыше. На склоне увидели скромненькое кафе, по одному виду которого Заремба предположил: женихи в военном санатории обезденежели, раз тетя Нина посещает такие запущенные закусочные.
Адрес, однако, был указан, и спецназовцы дотошно принялись изучать меню, выпрашивая у распорядителя что-нибудь экстравагантное. На деньги Вениамина Витальевича могла шиковать вся группа, но судьбой выпало тратить их им двоим. Кто же все-таки выписывал счет?
— Еще целый час, — нетерпеливо протянул Туманов. — Слушай, командир: давай я смотаю на переговорный, попробую все же дозвониться до дома.
— Ноль вопросов.
Заремба сам улыбнулся, вспомнив Варфоломеева с блокпоста. И как там дела у Приходько? Сколько ему еще стоять на дороге под пулями и под солнцем? Сколько России стоять с оружием сбочь своих же дорог?
— Принесите бутылочку пива, — попросил официанта.
— Рекомендую темное.
— А светлое есть? Не хочу ничего темного.
— Как скажете.
«Скажу: хочу светлого», — мысленно повторил Заремба. В последнее время заметил за собой странную особенность: события вокруг себя начал рассматривать с точки зрения их полезности Отечеству. Что это, политическая зрелость, когда любая мысль проецируется на государственные интересы? Но он и раньше не считал себя безграмотным в вопросах, касающихся защиты Родины. Больше, конечно, действовал на практике, чем думал и разглагольствовал, но вот теперь волей случая…
«Ничего, это не худшее из возможного», — оценил собственное открытие, но о подобном постарался больше не думать. Ненормально это, чтобы офицер отсраненно размышлял о Родине. Она должна, как и раньше, находиться в его крови и плоти. Он должен не замечать ее, как не замечаем воздух, которым дышим…
Кафе понемногу наполнялось, и подполковник порадовался, что они пришли пораньше и выбрали самый удобный, с видом на море столик. Написав на салфетке «Занято», встал, подошел к оградке. Потягивая пиво, принялся всматриваться в прохожих, желая издали увидеть Нину и Лену. Наверное, вечер получится немного грустным, тем более что оркестра нет, а слабосильный магнитофончик его не заменит.
Хотя грустить не хочется. Повода для веселья, правда, особого нет, поэтому… поэтому они просто ужинают. А потом видно станет. Лишь бы девчата пришли.
Вместо женщин увидел Туманова. Капитан поднимался в гору медленно, скорее всего разговор с бывшей семьей радости ему не принес. Он даже не отреагировал на двух парней, которые что-то спросили у него.
И как же зря, как зря он так поступил! Потому что несколько последовавших за этим секунд стоили пограничнику жизни.
От Туманова не отстали, наоборот, плотно зажали с двух сторон. Заремба ничего не успел предпринять: лишь увидел взметнувшуюся для удара ножом руку одного из парней, после чего пограничник мгновенно обмяк между ребятами. Те, поддержав тело, сделали вместе с ним еще два шага, но лишь для того, чтобы донести убитого до края дорожки и сбросить в кусты.
Достали?
Заремба резко развернулся. Сразу увидел тех, кто напряженно следил за ним и не отвел взгляд. Кажется, трое.
Перепрыгнуть ограду не успел. На него бросились двое из троицы, курящей рядом с ней. Без замаха Заремба бутылкой встретил голову самого ближнего из них, и тот, в пенных потоках пива и хлынувшей крови, отшатнулся. Со вторым справиться оказалось легче: выпрыгнул навстречу ему и с полуприседа широким замахом ноги подрубил нападавшего. И только потом, едва коснувшись потертых перил, выпрыгнул за ограду. Над спиной запоздало пропели две пули.
— Конец. Все, конец, — хрипел в злобе и отчаянии Заремба. Не себя имел в виду, а свору, на него набросившуюся. Тех, кто предал группу, кто только что убрал Василия. Если до этого еще какие-то сомнения роились по поводу дальнейшей судьбы Вениамина Витальевича и К°, то теперь все стало на свои места. Светлого пива ему, видите ли, захотелось…
Раздалось еще два выстрела. Шум поднимать или не боялись, или деньги, заплаченные за его смерть, стоили больше того риска, которому подвергали себя киллеры.
— Конец! — орал внутри себя Заремба. Еще не став на ноги, увидел неподалеку каменную кладку. Рыбкой нырнул туда, не задумываясь о том, что может за ней находиться. Просто знал, что по эту сторону ждет пуля. За стеной оказался еще более крутой склон, почти обрыв. Подгибая кустарники, которые после него недовольно вставали и отряхивались, перекручиваясь вокруг стволов деревьев, Заремба продолжал скатываться вниз. Инстинктивно прикрывал лицо и зажимал на поясе сумку с документами. Скорее всего, на него первого не напали только потому, что хотели выяснить, у кого документы. Как их все же высчитали? Из-за тети Нины? Но это каким нужно быть профессионалом…
Овраг вытекал к городской улице, но, опасаясь машин, нырял под мост и широким раздольным охватом пытался обнять раскинувшееся перед ним море. Заремба из последних сил выбрался на трассу, ухватился за борт проезжавшего мимо грузовика. Легковушки засигиалили, то ли поддерживая его, то ли чертыхаясь: сами лезут под колеса, а ты отвечай. Водитель грузовика затормозил, и спецназовец, не желая выяснять отношения еще и с ним, отцепился и свернул в первый попавшийся двор.
