– Я тебя предупреждал, что нужно язык учить, – напомнил я. – Что ты будешь без меня делать?
Сашка пренебрежительно фыркнула.
– Я смотрела твой немецкий словарь. Дохлый вася! Мне никогда в жизни не выучить такие длинные слова. То ли дело наш русский – коротко и ясно!
Я засмеялся.
– Поверь и в русском языке есть длинные слова. Еще длиннее немецких.
Сашка загорячилась.
– Это, какие? Ну-ка обоснуй, лингвист!
– Ну, например, «выкристаллизовывающиеся»!
– Чегооо? – округлила глаза девчонка. – Это что за хрень?
– Такое вот длинное слово, – ответил я, невинно глядя на нее.
Пока мы вели научный спор, все пассажиры заняли свои места. Привстав, я оглядел салон. Самолет был наполовину пуст. Третье место рядом с нами также осталось свободным. По команде командира корабля мы пристегнулись, и наш аэробус начал короткий разбег…
Я видимо успел заснуть, потому, что меня вернул к действительности громкий детский крик. Кричал сын итальянской четы. Мальчишке надоело сидеть в кресле, и он решил прогуляться по проходу между креслами. Однако родители не одобрили его решения. Сорванец изо всех сил вырывался из любящих рук и истошно орал. Сашка тоже проснулась и, протирая глаза, спросила:
– А нас в этой твоей Люфтваффе кормить будут?
– В «Люфтганзе», – машинально поправил я девчонку, наблюдая, как счастливые родители борются со своим отпрыском. – Конечно, скоро будут кормить.
– Пора бы, – сладко зевая, заметила Сашка. – Уже больше часа летим, а еще ничего не давали. Это как-то не православно!
Тем временем упрямый карапуз завоевал свободу. Итальянка поставила его на пол возле своего кресла и протянула сыну конфету. Однако мальчишка оказался не только упрямым, но и злопамятным. Он схватил конфету и с ревом бросил ее в мать. Та поймала лакомство и строго сказала:
– Alla mamma no!
Сорванец заревел еще громче и замахнулся на женщину ручонкой.
– Dimitri, alla mamma no! Alla mamma no! – несколько раз повторила итальянка.
– А пацан-то русский! – шепнула мне Сашка. – Она его Дмитрием называет.
– Наверно взяли мальчонку из детского дома, – предположил я, – и теперь везут к себе в Италию.
Девушка с сочувствием посмотрела на плачущего малыша.
– Бедненький…
Итальянка, наконец, отпустила своего капризного Дмитрия в свободное плавание. Вредный мальчишка подошел к нам, качаясь на еще не окрепших ножках. Он ухватился за кресло, чтобы не упасть, и, глядя на нас, вдруг заулыбался во всю свою зареванную мордашку. Сашка перебралась через меня и подхватила карапуза на руки. Мальчишка не протестовал. Девушка присела на свободное место и принялась весело играть с совершенно успокоившимся ребенком. Димка звонко смеялся и что-то лепетал по-русски. Его иностранная мать некоторое время ревниво наблюдала за ними, потом порывисто забрала мальчика и, несмотря на его вопли, утащила в туалет. Муж-итальянец с облегчением вздохнул, опустил спинку кресла и накрыл лицо газетой.
Сашка недовольно посмотрела вслед итальянке и вернулась на свое место. В салоне появились стюардессы. Первая девушка толкала перед собой тележку с напитками. За ней следовала вторая с готовыми обедами, упакованными в пластиковые контейнеры.
– О, они и вино дают! – воскликнула моя попутчица, нетерпеливо вытягивая шею.
– Не радуйся, – оборвал я ее. – Ты вино пить не будешь.
Сашка обиженно посмотрела на меня.
– Господи! Ну, почему ты всегда такой нудный, Сережка?! Я же только чуть-чуть попробую…
– Знаю я твои «чуть-чуть», – буркнул я. – Потом приходиться за тобой лопатой убирать.
Девчонка надула губы и отвернулась к окну. Мне стало жаль этого большого ребенка, поэтому, когда улыбчивые стюардессы поравнялись с нами, я все же заказал два стаканчика красного вина. Кроме того, попросил чай Сашке, кофе себе, и минеральной воды обоим.
– Ладно, уж, – примирительно сказал я, ставя перед девушкой вино, – попробуй. Только веди себя прилично.
Сашка скорчила противную гримасу и пропищала детским голоском:
– Слушаюсь, папочка!
Через минуту она уже бодро уплетала немецкое угощение. Я присоединился к ней. Когда от обеда ничего не осталось, Сашка подняла пластиковый стаканчик с вином, чокнулась им со мной и торжественно произнесла:
– Ну, Серега, выпьем за то, чтобы всегда был порох в пороховницах, ягоды в ягодицах, шары в шароварах, а деньги в карманах!
Я засмеялся.
– Ох, Казанова! Как представлю тебя с твоими тостами за одним столом со светилами геономики…
Девчонка выпила вино одним духом и облизала губы. Потом подмигнула мне.
– А что? Я с любой кампанией найду общий язык. И с твоими геономиками тоже. А винище так себе, между прочим. Ладно, я в долину гейзеров! Носик попудрю…
И Сашка с независимым видом отправилась в туалет. Наши итальянские соседи в полном составе уже спали. Даже беспокойный Димка сладко посапывал на руках приемной матери. Я почувствовал, что аэробус начал снижение. Полет заканчивался. По внутренней связи объявили, что самолет заходит на посадку в аэропорт Дюссельдорфа.
В аэропорту нас никто не встречал. И не удивительно, так как нас ждали в понедельник, а мы прилетели в воскресенье. Я решил подстраховаться и, никого не предупреждая, поменял билеты на тот же рейс, но днем раньше. Возможно благодаря моей предусмотрительности, я стоял сейчас в очереди на паспортный контроль живой и здоровый. Сашка за моей спиной с любопытством глазела по сторонам.
Контроль мы прошли без особых хлопот. Правда, пришлось объяснить симпатичной молодой женщине в форме пограничной полиции, почему мы прибыли раньше остальных.
– Профессор Дарский послал меня и своего личного секретаря Александру Булкину для того, чтобы все заранее подготовить к приезду делегации нашего института, – произнес я по-немецки. Немка внимательно выслушала меня, на мгновение задумалась, но тут же заученно улыбнулась и поставила в наши паспорта отметки о въезде.
– А ты здорово говоришь по-ихнему, – заметила Сашка, когда мы оказались в зале ожидания. – Я, конечно, ничего не поняла, кроме «Александра Булкина». А почему ты не назвал меня фройляйн? В фильмах фашисты всегда девчонок «фройляйн» называют.
– Сейчас так говорить не принято, устарело, – ответил я девушке, складывая наш багаж на свободную лавочку. Потом достал сотовый телефон и набрал номер, который получил от Тарантула.
– Пастернак слушает, – ответил мне по-русски мужской голос. Я представился и попросил забрать нас из аэропорта. Мой собеседник был весьма удивлен, но пообещал немедленно приехать.
– Кому звонил? – спросила Сашка, усаживаясь рядом с нашими сумками.
– Некоему Пастернаку Ефиму Борисовичу. Это тот самый человек, который должен встретить нас. Скоро он будет здесь.
– Пастернак и сельдерей, что ни овощ, то еврей! – легкомысленно пропела девчонка.
Устроившись на лавочке, мы принялись разглядывать окружающих. Кого здесь только не было, на этом перекрестке в центре Европы! Сашка с восторгом смотрела на толстых негритянок в тесных джинсах, окруженных курчавыми, губастыми ребятишками, на высоких худощавых индийцев в разноцветных чалмах, на арабов в белых просторных одеяниях. Мимо нас сновали деловитые немецкие бизнесмены в дорогих костюмах, важно шествовали ортодоксальные евреи в черных широкополых шляпах и торопились к ожидающим их автобусам группы японских туристов. Глядя на это космополитическое смешение народов, понимаешь, как велик, разнообразен и интересен мир, в котором мы живем.
Пастернак оказался маленьким юрким человечком в мятом пиджаке, но с большой гладкой лысиной. Он подбежал к нам, бросил на пол пузатый коричневый портфель и протянул руку.
– Как же так?! – волновался он, тряся мне ладонь. – Что случилось?! Я ждал вас только завтра! А где остальные? Где Арриан Маркович?
Я коротко объяснил, что внезапно появилась необходимость изменить дату прилета. Главные силы геономики под командованием профессора Дарского прибудут точно по расписанию. Пастернак недоуменно выслушал меня. Его морщинистое лицо с крючковатым носом приняло такое выражение, как будто он полжизни страдал запором.
– Ну, что же. Вам виднее. Виктор Юрьевич меня предупредил, что я поступаю в ваше распоряжение, господин Баринов. Прошу в машину. Я отвезу вас в гостиницу.
Мы подхватили наши сумки и последовали за человечком к выходу из аэровокзала. На улице Пастернак подвел нас к небольшому черному фольксвагену. Он галантно открыл перед Сашкой заднюю дверцу, усадил девушку, потом занял водительское место и завел двигатель. Мы быстро выбрались из Дюссельдорфа на автобан Е35. Городские окраины за окнами фольксвагена сменили поля, отдельные строения, невысокие холмы, поросшие лесом. По дороге Пастернак начал рассказывать:
