– Ни разу не встречалась ни с одним из московских психологов…
В слово «встречалась» я намеренно вложила интонационную двусмысленность. Он даже глаза на меня вытаращил. А я, напирая на него грудью, словно мадам Грицацуева на Бендера, затолкала его в соседнюю комнату, из которой он недавно вышел, и сказала очередную двусмысленность грудным, волнующим мужчин голосом:
– Надеюсь, у вас не слишком много работы с этими вашими популярными подопечными. Вы найдете сегодня вечером пару часов, чтобы поделиться со мной опытом – как делать заключения?
Самый умный мужчина часто становится полным дураком, когда женщина сама идет ему в руки… А Морозов к тому же оказался не слишком умен… Он смотрел теперь на меня, как кот на жирную мышь.
– У-ух, крошка, – томно прошептал он мне, – ты мне нравишься все больше… Я научу тебя и заключениям, и соприкосновениям, и проникновениям…
Его длинные руки с потными ладонями слишком свободно начали себя чувствовать и оказались на моей талии с явным намерением переползти на грудь… Пожалуй, достаточно. Краевский не будет долго торчать в коридоре… А Морозову в наказание устроим «динамо»…
Я отстранилась от него и, уже приоткрыв дверь, ляпнула наобум – поскольку совершенно не знала города, я, кроме набережной, ничего в Булгакове не видела. Ну что ж, пусть поторчит на набережной…
– Сегодня в девять. На Центральной набережной. У тридцать девятого фонаря, считая от моста… Не опаздывайте, Морозов…
И выскользнула в коридор.
Уйти из гостиницы не составило никаких проблем, на выходе никто никаких документов не проверял. Но перед тем как уйти, я зашла в диспетчерскую спасательных работ на втором этаже и за пару минут выяснила, что на борту теплохода в последнем совершенном им переходе было всего двести пятьдесят восемь человек. То есть пассажирская вместимость была использована всего на семьдесят процентов… Разве может это называться – «слишком много пассажиров»? Слишком много для чего?
Так и не найдя ответа на этот вопрос, я представилась симпатичной молоденькой девушке-консультантке из числа волонтеров МЧС журналисткой и попросила ксерокопию списка пассажиров, которую и получила буквально через пару минут… Стоило только аргументировать свою просьбу тем, что моя газета собирается якобы опубликовать этот список, чтобы облегчить усилия родственников раненых и погибших, разыскивающих своих родных…
Сама не пойму, как это случилось, но я пропустила свою рабочую смену на теплоходе. Абрамыч, наверное, с ума там сошел, волнуясь за меня… Хотя… Не девочка же я, в конце концов… Раз не приехала на теплоход, значит, произошло что-то достаточно важное…
Хотя на самом деле ничего фактически не произошло… Просто, когда я уже переодевалась, меня что-то дернуло включить телевизор, стоявший у меня в палатке. Игорек раздобыл у какого-то прапорщика-интенданта два телевизора, один мне отдал, а второй себе с Кавээном в палатку поставил. Плохонький такой телевизор, черно-белый, с маленьким экраном, с ломанной-переломанной антенной. Каналы переключать – только плоскогубцами, которые Игорек мне доставил в комплекте с телевизором…
Не знаю, чего я хотела, когда включала этот допотопный аппарат, может быть просто минуты три музыку послушать, пока переодевалась, но передавали в это время «Вести» на РТР и, естественно, не обошлось без информации о булгаковской катастрофе. Но информация была такая, что я как была в наполовину надетом комбинезоне, так и села на раскладушку перед телевизором… Симпатичная ведущая (никогда, кстати, не запоминаю их имен) сообщила, глядя мне прямо в глаза пристальным честным взглядом:
«Представитель компетентных органов, не захотевший, чтобы не только его имя, но и название организации, которую он представляет, фигурировали в эфире, сообщил нашей программе, что в погоне за сенсацией редакции некоторых столичных изданий стали жертвами дезинформации. Вслед за "Булгаковскими вестями" многие газеты сообщили о существовании так называемой народно-освободительной экстремистской подпольной группы коренных волжан "Внуки Разина", которая якобы взяла на себя ответственность за организацию катастрофы у железнодорожного моста через Куйбышевское водохранилище на Волге в районе города Булгакова.
Компетентный орган, который посетил наш корреспондент, заявляет, что «Внуки Разина» – это название краеведческого кружка в расположенном ниже по течению Волги городе-спутнике губернского центра – Новобулгаковске. Никаких боевиков среди новобулгаковских краеведов нет. В кружке состоят трое учителей пенсионного возраста и два десятка школьников, учащихся третьих-восьмых классов новобулгаковских школ. По свидетельству учителей и ребят, в редакцию газеты «Булгаковские вести» никто из них не звонил и никакого заявления по поводу катастрофы не делал… Злобные террористы, которым каждая из газет, опубликовавших сообщение о них, придумала собственную легенду и намерения – вплоть до геополитических…
Можно было бы счесть провинциальных журналистов, а вслед за ними и их столичных коллег, жертвами циничного розыгрыша и собственной доверчивости. Но их доверчивость, если, конечно, это доверчивость, а не удачно разыгранная политическая интрига, которую с большой выгодой для себя использовал губернатор Булгаковской области Федор Губенко. В заявлении мифических террористов его имя связывалось с причиной катастрофы. Воспользовавшись этим, губернатор проводит сейчас нечто вроде серии митингов в свою поддержку, громя своих мифических противников-террористов, обвиняя их в цинизме и преступлении против человечества. Сам при этом зарабатывает политические очки.
Что же касается истинной причины катастрофы, то она еще не установлена. Государственная комиссия продолжает свою работу, выслушивая показания капитана теплохода «Сергей Есенин» и его помощника…»
Еще не дослушав до конца, я принялась снимать так и не надетый до конца комбинезон и вновь натягивать мое гражданское платье, делающее меня легкомысленной, по крайней мере на первый взгляд, и провоцирующее мужчин на знакомства.
Не пойду же я искать Ефима в спецкомбинезоне… Он же не на мосту будет торчать и не на останках теплохода, а сейчас непременно в центре событий – то есть в гостинице «Волна», где-нибудь поближе к шестнадцатому этажу, к заседающей государственной комиссии, чтобы первым узнать и первым сообщить о ее выводах.
Ефим Шаблин – мой старинный друг-репортер, с которым мы познакомились в Москве во время известного августовского путча в девяносто первом. Я тогда была глупой студенткой факультета психологии Тарасовского университета, только-только определившейся с темой диплома и мобилизованной МЧС через Министерство высшего образования. В Москве нам кратко объяснили задачу и рассредоточили по местам скопления народа. Мы должны были гасить вспышки агрессивности, нейтрализовывать аффективные состояния, вычислять провокаторов по особенностям поведения и сообщать о них оперативным группам ликвидаторов.
Фима был в то время начинающим газетным репортером, только-только опубликовавшим свои первые репортажи. Оба мы были молодыми, глупыми, оба – наивными… Мы как встретились у Белого дома, так и не расставались двое суток…
С тех пор, как приезжаю на место бедствия, обязательно внимательно смотрю на шныряющих повсюду журналистов. И в семи случаях из десяти обязательно встречаю Фимку… Здесь, в Булгакове, я его уже видела, правда мельком, издалека. Но поставила себе в уме галочку – непременно его разыскать и посидеть, поболтать со старым приятелем… А теперь у меня к нему и просьба появилась. Фимка просто счастлив будет мне помочь. Он долго в меня был влюблен, пока не дошло до него, что из этого все равно ничего не получится. Не чувствую я его как мужчину, хотя и уважаю как хорошего друга. Он дулся на меня сначала, а потом то ли привык, то ли понял, что глупо это… Короче, с тех пор дружим, не отягчая свои дружеские отношения межполовыми проблемами…
В гостинице у дежурного координатора на первом этаже я узнала номер его пейджера, который предусмотрительный Фима оставил в Булгакове в самых разных местах, чтобы расширить свою «контактную зону», как он выражался. Передав сообщение, в котором я назвала себя и попросила его позвонить дежурному координатору, я прождала его звонка минут десять и уже хотела, слегка обидевшись, повторить вызов и кое-что добавить поэмоциональней в его адрес, как из лифта буквально вылетел вечно спешащий Фимка и бросился ко мне целоваться с криком:
– Ольга! У меня есть четыре минуты! Две минуты говоришь ты, две – я! Начинай!..
Понятно. Он вместо звонка сам решил явиться. Молодец, Фима, умница…
Я в двух словах изложила свою просьбу, и Ефим, секунд тридцать подумав, хлопнул себя ладонью по лбу, что означало – он придумал, как мне помочь. Он помчался разыскивать номер телефона, потом долго набирал его, но тот оказывался постоянно занятым, наконец дозвонился, о чем-то низким грудным голосом поворковал с какой-то, без всякого сомнения, женщиной и вернулся ко мне сияющий, словно фирменная туфля из глянцевой итальянской кожи… Значит, узнал все, что я просила…
