оказалось огрести тысячу баксов. То, что сейчас они выволокут наружу заплаканного мужика, предварительно попинав, конечно, не вызывало сомнения. И тут сзади что-то сбрякало и громко зашипело. "Змея!" – он в ужасе шарахнулся к стене, оглядываясь. Но это с шипением била тугая струя искристого порохового пламени. Несколько секунд татарин завороженно смотрел на нее, пока до него доходило, что это и зачем. С нечленораздельным криком он кинулся по коридору, обтирая плечом грязную каменную стенку, и выпал вбок, когда штольня вошла в шахтный зал. В это время круглая пироксилиновая шашка с догорающим запальным шнуром, медленно катившаяся по коридору, докатилась до мешка, наполненного такими же фунтовыми кругляшами, остановилась и рванула.
Вспыхнувший свет был настолько ярок, что Вовцу показалось, будто слетела верхушка горы и в распахнувшуюся шахту хлынуло ослепительное солнце. Он, прищурясь, впервые увидел весь зал разом, до последней выбоины, с нестерпимо сверкающими вкраплениями кварца и слюды со всех сторон. Теней не было вообще! Свет, отражаясь от стен, проникал в малейшие щели. Потрясенный Вовец, как в замедленном кино, увидел накатывающий во всю ширину штольни огненный вал. Словно волна могучего океанского прибоя, смывающая всё на своем пути, клубящийся вал крутил пылающие деревянные обломки крепей и вырванные бревна-стойки, до того подпиравшие кровлю штольни. На фоне огня беспомощно дернулся парень с пистолетом, разворачиваясь лицом к штольне.
Ужас пронизал Вовца, он мгновенно понял, что сейчас это море пламени захлестнёт зал, превратит его в вулкан, доменную печь и городской крематорий – всё сразу. Он оттолкнул не нужную больше лопату и повалился на спину, стараясь успеть прикрыть рукой глаза, хотя никакого смысла это уже не имело. В последние мгновения успел почувствовать, что яркий свет быстро меркнет, и
заметил, как желто-оранжевое пламя переходит в красный спектр, становясь багровым, малиновым, пурпурным с черными хлопьями сажи и тугими клубками дыма, разворачивающимися на лету, как оно выдыхается и опадает. И ещё успел увидеть вылетающее из устья штольни бревно, перевитое сполохами пламени и дыма: это огромное сказочное копьё вонзилось в живот дурака с пистолетом, вбивая его в огромное деревянное колесо подъёмника. Свет погас, словно упал занавес, шоу закончилось. Началась дискотека.
Тугая ревущая масса спрессованного жаркого воздуха, вонючего дыма и колючей пыли обрушилась на Вовца, придавила и расплющила, размазала по каменному полу. Дыхание перехватило. В уши словно ввернули по штопору и с хлюпаньем выдернули пробки, так, что от перепада давления мозги вспенились, а из глаз брызнули искры. Сознание погасло.
Тот, кто находился снаружи, не удостоился счастья лицезреть грозную красоту взрыва в замкнутом пространстве. Даже звук сдетонировавших шашек оказался приглушен толщей горной массы. Но гора под ногами дрогнула вполне ощутимо. Над ямой у входа в штольню поднялся столб рваного дыма и пыли, а потом на глазах у всех земля стала проваливаться. Вначале вверх по склону стремительно побежали трещины. Звук был такой, словно резко рвали старую тряпку: это с треском рвались корни. Земля со скрежетом проседала, сосны, встряхнувшись, вдруг кренились и замирали, качая ветками. Энергия подземного взрыва в виде ударной волны и огненного вихря, катившихся по каменному коридору, смела шахтные стойки и разметала крепи, поддерживавшие кровлю. Свод штольни рухнул. Вслед за бегущей ударной волной рушились каменные глыбы – по порядку: от входа и до круглого зала. Снаружи казалось: невидимый великан провел гигантским пальцем по склону горы снизу вверх прямую линию, как по ватному одеялу, продавив чудовищный след – ровную покатую ложбину, в которой вкривь и вкось колыхались, раскачивались сосны, в то время как весь лес вокруг стоял недвижим.
Некоторое время все стояли молча, потрясенные и подавленные произошедшим катаклизмом. Первым очнулся браконьерский вожак Саша Двужильный. Хмуро передернул затвор винтовки, спрятав в карман выпавший патрон, спустил курок и поставил оружие на предохранитель. Неторопливо надел рюкзак, обстоятельно подтянув лямки, и повесил винтовку на плечо стволом вниз. Оба его партнера тут же сделали то же самое, синхронно щелкнув затворами. По-прежнему не сказав ни слова, они цепочкой стали спускаться к плотине. Последний охотник остановился на секунду и бросил к ногам Ченшина помповый "Ремингтон", ясно давая понять, что в эти игры они больше не играют.
– Эй! – растерянно завопил бывший следователь. – Я вам заплатил до конца месяца! – И сменил тон на просящий. – Вернитесь, мужики! Вы чего?
Они, даже не оглянувшись, молча продолжали свой путь, пока не растворились в зарослях. Четверо хитников, совершенно убитые разыгравшейся у них на глазах трагедией, вытирали лица, влажные от пота, а, может, и от неожиданно
выступивших слёз. Шубинские рэкетиры выглядели не лучше, до них наконец дошло, что двое подельников уже в могиле. Один Бык, тупо жевавший резинку, кажется, ничуть не был тронут тем, что натворил. То ли был абсолютным кретином, то ли законченным подонком. Только сейчас Ченшин понял, почему того прозвали Киборгом – бездушный, человекоподобный агрегат. Впрочем, сам он, насмотревшийся за годы работы в прокуратуре на всякие ужасы,
запротоколировавший горы трупов – резаных, обугленных, расчлененных, разложившихся и прочих других, – привык ко всему. Чувства его притупились, если не атрофировались, и он испытывал сейчас только досаду от всего случившегося, больше всего злясь на тупого Володю, который довел ситуацию до столь гнусной развязки. Меньше всего ему сейчас хотелось самому попасть под следствие. И он прекрасно понимал, что охотнички бросили его по этой же причине. Ченшин подошел к хитникам.
– Кто-нибудь из вас был там? – махнул рукой в сторону образовавшегося кулуара. – Могли они уцелеть?
– Откуда нам знать? – зло откликнулся самый старший, уже лысеющий мужик. – Мы тут впервые. Похоже, всю выработку накрыло, до конца. – Повернулся к своей бригаде. – Где инструмент? Пойдем посмотрим, что можно сделать. Если
горизонтальная проходка, то в конце толща метров в пятнадцать, вон склон какой крутой.
Но все попытки пробиться в штольню оказались тщетны. Старательские каёлки, пара тонких клиньев и молоток не годились для серьёзных горно-спасательных работ. Если верхние, выветренные породы, разрушившиеся под действием воды, мороза и времени, брались легко, то уже на глубине полуметра или чуть больше каёлка начинала со звоном отскакивать от массивных глыб. С одним из тагильских приключилась истерика.
– Что я тёте Флюзе скажу? Где ейный Фаридка? Суки! Падлы! – он катался по земле, рыдая и колотя кулаками по просевшему дёрну. – Фарид! Кричи, гад, где ты там!
* * *
Голова звенела и раскалывалась от боли, как с тяжкого похмелья после банки гидролизного спирта. Если бы хоть чуть полегчало, на первый план вышла бы боль в спине или в ногах. Вообще все тело пронизывала боль. Во рту было горько, а желудок сжимали резкие спазмы. Но очнулся Вовец не от этого, а от удушья. Дышать было нечем, вместо воздуха плавал едкий дым. Он открыл глаза и увидел красные огоньки на черном фоне. Сел на холодный каменный пол, зажал руками рот и нос, зажмурил снова глаза, так их щипало дымом, и вспомнил огненный вал, катившийся по штольне. Содрогнулся, заново пережив весь ужас взрыва, и понял, что огоньки – это тлеющие деревяшки. Надо выползать из шахты наружу. Ничего не поделаешь, выкурили, как барсука из норы. Лучше сдаться Ченшину и посмотреть, как будет дальше развиваться ситуация, чем задыхаться под землей.
Вокруг валялись клочья соломы, размётанные взрывной волной, но фонарь Вовец почти сразу нащупал. Его отбросило к стене и оборвало контактный провод. Вообще-то худо-бедно дышать можно, дым тянулся под купол, а не скапливался внизу, да и сырое, гниловатое дерево едва шаяло. Каждое резкое движение отзывалось взрывом боли в мозгу и сильным головокружением, поэтому Вовец старался двигаться неторопливо и плавно. Содрал зубами виниловую изоляцию с медной жилы, наощупь прикрутил к выводу батареи. Вспыхнул яркий луч света. Вовец растянул грязную резинку и нацепил фонарь на лоб, повесил на лямке через плечо блок батареек. Медленно ворочая головой, осмотрелся. Старый навес раскидало по досочке не хуже, чем гнилую солому. По всему полу валялись пироксилиновые шашки. И Вовец содрогнулся ещё раз, возблагодарив горных духов, что взрывчатка чудом не сдетонировала. Впрочем, ударная волна, вырвавшаяся из узкого коридора в обширный зал, просто разбежалась во все стороны и резко ослабла. Её давления уже не хватило, чтобы вызвать еще один взрыв.
Кашляя от горького дыма, Вовец побрел по залу, с трудом переступая через разбросанные доски и инструмент. Тлеющие деревяшки он просто затоптал, раздавил ногой и растер все красные огни до последнего уголька. При входе в штольню валялись большушие камни, а слева под стеной лежало недвижное тело. Вовец не стал его трогать, а сразу направился в коридор. Через два шага путь преградили огромные глыбы плотного пегматита, рухнувшие сверху. Вовец легонько побарабанил пальцами по завалу, на более сильные удары не стоило тратить силы. Тридцать погонных метров расчистки, необходимость ставить крепь через каждые сорок сантиметров, чтобы кровля снова не провалилась, миллион ударов кувалдой, чтобы расколоть глыбы на подъёмные куски… На это понадобятся недели и десять кубометров пиломатериалов.
