Едва автомобиль нырнул под железнодорожную линию, как зазвонил мобильный телефон:
– Нулевой вагон. Поезд номер семь! Вас там ждут! – сказал Антей и положил трубку.
Поезд номер семь «Алма-Ата – Москва» прибывал на станцию «Тарабов – один» в три часа двадцать шесть минут, делая остановку на тридцать минут для смены локомотива и заправки водой. За это короткое время местные органы власти успевали проверить весь состав и снять с состава положенную дань, практически не поднимая заспанных пассажиров со своих мест.
Роман и Мельник вышли из машины перед привокзальной площадью и, не торопясь, пошли к стеклянному зданию вокзала, светившемуся всеми огнями.
Пройдя через общий зал, напарники одновременно посмотрели на табло и, определившись, куда идти, остановились у киоска с печатной продукцией, ожидая объявления по громкоговорящей связи.
Через пару минут диктор хриплым голосом сказал:
– Поезд «Алма-Ата – Москва» прибывает на четвертый путь!
Взяв по журналу, приятели неторопливо направились к подземному переходу, который выводил на нужный им путь.
Едва Роман ступил на короткую лестницу, которая вела к переходу, как невесть откуда возник знакомый охранник с базы.
– Сейчас подойдет проводник с алма-атинского поезда и вас посадит в вагон! С билетами проблема! – скороговоркой сказал он, придерживая Романа за рукав.
Откуда-то возник толстый казах, который, взяв Мельника за руку, повел вниз, где Торопова и Вячеслава передали с рук на руки невысокому худощавому казаху, курившему под электронным табло в начале подземного перехода.
Ни слова не говоря, провожатый быстро пошел по забитому людьми подземному переходу и остановился возле лестницы, ведущей на четвертую платформу.
С обеих сторон лестницы спускались вереницы людей, нагруженных огромными тюками. Ловко лавируя среди пассажиров, казах начал пробираться наверх, отпихивая руками пассажиров, не уступавших ему дорогу.
Выйдя на четвертую платформу, провожатый оглянулся и быстро пошел вперед к плацкартному вагону, вокруг которого крутился людской водоворот.
Небритые личности вытаскивали огромные баулы, крест-накрест перевязанные веревками, из рабочего и нерабочего тамбуров, окон и сноровисто грузили их на тележки, стоявшие вдоль вагонов.
– Один, второй, двадцать седьмой, двадцать девятый, – от нечего делать считал Мельник и, отчаявшись пересчитать этот поток груза, вываливавшийся на российскую землю, бросил Роману:
– Сколько же можно вместить груза в вагон?
– Сколько захочет проводник, вернее, сколько ему заплатят, – задумчиво ответил Торопов, напряженно морща лоб.
«Почему мы едем в Москву? Не могу понять? Мне в Москве совершенно нечего делать!» – Эта мысль пронеслась в голове, но додумать ее Роман не успел. Казах потянул его за рукав в сторону рабочего тамбура вагона, прямо в хвост длинной очереди.
– Понимаешь, друг, такое дело. В плацкартном вагоне мест нет. Есть в купейном вагоне и СВ, но надо еще денег.
– Сколько? – делая вид, что цена его очень интересует, Роман краем глаза наблюдал за нарядом милиции, идущим по перрону.
Три милиционера, один такого же роста, как и Мельник, с явным намерением проверить документы шли к концу очереди.
На ступеньках чистенького купейного вагона Романа догнал охранник Рыжего и, придерживая его за локоть, негромко сказал:
– В Мичуринске пересядете на обратный поезд «Москва – Фрунзе». Пардон, «Бишкек – Москва». Тьфу, черт, запутался. Ну, короче, на киргизский поезд, и в десятом вагоне у проводника получите конверт с инструкциями и документами. Скажите, что пришли от Ахмеда, и дадите пять баксов купюрами по одному доллару.
В карман куртки Романа сунули указанные деньги.
В вагоне было малолюдно. Мягко шумел кондиционер, гоняя прохладный воздух сверху вниз.
Пожилой проводник принес запечатанное в пластиковые пакеты постельное белье с фирменной вышивкой казахских железных дорог.
Постелив постели, Роман и Мельник улеглись на нижних полках, благо, кроме них, в купе больше никого не было.
Поезд мягко тронулся, унося их в неизвестность.
– Главное свойство вора – уметь вовремя смыться! – задумчиво проговорил Мельник, затягиваясь сигаретным дымом.
Он трезво рассудил, что за сто долларов, которые они отдали за восьмичасовой проезд проводнику, курить можно, не выходя из купе.
– Смыться-то смылись, но куда нас заведет эта дорожка, я не могу понять. Рыжий мне сказал, что надо отправляться на бывшую тренировочную базу советских боевых пловцов, расположенную на озере Балхаш. Насколько я помню географию, то это Северный Казахстан, и там очень суровые зимы. Нырять в Балхаше зимой удовольствие ниже среднего. Без обеспечения людей оборудованием в голых казахских степях – это самоубийство! – рассуждал вслух Роман.
– Я так думаю, что Рыжий напускает туману в разговорах. Не хочет точно говорить, куда надо отправляться с заданием, но нутром чувствую, что это будет теплое место, и в странах Востока. Слушай, Роман! Давай немного стресс сбросим? – закончил свои высказывания неожиданным предложением Мельник.
– Как ты это предполагаешь сделать? Сейчас же четвертый час ночи, а у нас только одна бутылка сухого вина на двоих, – попытался урезонить своего друга Торопов.
– Сейчас я покажу тебе, как умеют устраиваться спецназовцы! – пообещал Мельник, выходя из купе.
Минуты через две он весьма довольный вернулся с большим пузатым чайником, тремя расписанными синими хлопковыми коробочками небольшими пиалами в руках и белой скатертью под мышкой.
Сноровисто застелив нештатной оснасткой купейный столик, Вячеслав выставил презентованную скульптором бутылку вина в центр стола и уселся на свою койку, радостно потирая руки.
Минут через пять раздался осторожный стук в дверь.
На повелительное «Войдите!», сказанное Мельником, дверь откатилась вправо, и в открывшемся проеме появился проводник с подносом, уставленным казахской, а вернее азиатской едой.
Холодная, тонко нарезанная баранина с прослойками желтовато-светящегося даже в полутьме купе жира соседствовала с нарыном[4], тонкие кружки казы[5], отборные, разрезанные на четыре части ярко-красные помидоры. Большая лепешка, аккуратно нарезанная, была горкой сложена в одном углу подноса прямо напротив кучкой наваленной свежей зелени.
В самом центре подноса красовались две бутылки запотевшей водки, двухлитровая бутылка минеральной воды.
Проводник, полный казах лет сорока, одетый по случаю позднего времени в синий спортивный костюм, так алчно взглянул на бутылки водки, что сразу стало ясно – ему тоже до смерти хочется выпить.
– Присаживайтесь, уважаемый! – радушно пригласил проводника Мельник, рукой указывая на сиденье рядом с Романом.
Резкий звонок два раза прозвучал из купе проводника, едва тот примостился на сиденье.
– Облава! Если что есть запрещенное, быстро прячьте! – успел предупредить проводник, резво вскакивая со своего места.
Тяжелые уверенные шаги нескольких человек прозвучали по коридору, и дверь их купе с грохотом откатилась.
Троица перронных ментов стояла в дверях купе.
– Вот где наши голубчики спрятались! – протянул самый рослый из них, на которого час назад обратил внимание Роман.
На его рябом широком лице играла самодовольная улыбка.
Романа поразило одно слово «наши» в приветствии милиционера. Значит, этот милицейский наряд их не просто искал, а шел с определенной целью – задержать Романа и Мельника.
Конечный итог милицейского поиска мог быть только один – арест в лучшем случае, а в худшем – ликвидация ненужных свидетелей.
– Руки на стол! Одно движение и стреляем! – предупредил рослый мент, вытаскивая табельный «ТТ».
Слева от руки рябого высунулось дуло автомата с раструбом пламегасителя и уставилось на Мельника.
– Тут и выпить и закусить есть! – радостно сказал мент с автоматом.
– Ахмед! Переставь поднос на вторую полку! – приказал рябой, с погонами старшего лейтенанта.
Из этого высказывания Роман сделал вывод, что милиционеры хорошо знают проводника.
– Ты, шкаф, сиди на месте, а ты – худой, садись к нему на полку, но не рядом, а подальше! – приказал рябой, указывая короткой, сантиметров сорок длиной, резиновой дубинкой, явно кустарного производства.
Роман молча подчинился, не забыв, впрочем, указать глазами Мельнику на рябого. В знак того, что он все понял, Вячеслав на мгновение прикрыл глаза. На его лице не отразилось ничего – только угрюмая покорность судьбе.
Рябой по-хозяйски зашел в купе и, усевшись напротив Мельника, уставился на него тяжелым взглядом.
Второй мент, широкоплечий, в туго обтягивающем его мощные формы кителе, устроился напротив Романа, положив стандартную резиновую дубинку справа от себя.
Парень лет двадцати пяти, поигрывая желваками, выпятил тяжелую челюсть и ненавидяще уставился на Романа, заранее записав его в преступники.
