Предложение Степанцова было для Светланы полной неожиданностью. Она рассеянно мяла складки сарафана. Потом встала, подошла к плите, прислушалась к закипающему чайнику и снова вернулась на место.
— Я не знаю, — тихо ответила она. — Платить-то как будете? Без задержек?
— Конечно! — заверил ее Степанцов. — На комбинате задержек не бывает. Спортшкола находится на его балансе, так что никаких проблем не предвидится.
— А много? — робко спросила Светлана. — У меня в больнице со всеми дежурствами и надбавками почти три тысячи выходит.
Степанцов ужаснулся: разве можно жить на эти деньги? Ему приходилось переживать не самые лучшие времена, но, к счастью, все это осталось позади.
Призовые за бои, хоть и были не очень большими, и из них полагалось заплатить тренеру врачу и агенту, все же позволяли не задумываться о том, что он будет есть завтра. А Светлана, скорее всего, думала об этом ежедневно.
— Здесь будет десять, — сказал Сергей.
Откровенно говоря, он преувеличил. Конечно, они обсуждали с Беловым вопрос о приглашении медработника в спортшколу, но о зарплате речь не шла. «Ничего, в крайнем случае буду приплачивать из своей», — решил Степанцов.
Светлана еле слышно ойкнула. Десять тысяч казались для нее чем-то нереальным; баснословной, почти немыслимой суммой.
— Можете сразу не отвечать. Приходите завтра к нам, посмотрите, что к чему. Если понравится — милости просим. — Он замялся, прокашлялся и сказал. — Я бы хотел, чтобы это были именно вы… — потом подумал, что указал лишнее и поспешно добавил. — К тому же и сын там у вас занимается. Все как-то само собой срастается.
Светлана зарделась. Она вскочила со стула, повесила на плечо полотенце.
— Я сейчас. Одну минутку.
Степанцов слышал, как она гремит чашками в соседней комнате. Наконец она появилась на пороге, неся три прибора. Чашки были тонкие, фарфоровые.
Красивые, но удивительно старомодные. Казалось, они пролежали в ожидании лучших времен как минимум полвека. Светлана протерла все чашки полотенцем и спросила извиняющимся тоном:
— Я позову сына, ладно? Пусть он тоже?..
— Конечно, конечно, — поддакнул Степанцов. — Я сейчас сам его позову, — и бросился к выходу.
В дверях он столкнулся со Светланой, почувствовал солнечным сплетением ее грудь с твердым соском и почему-то отшатнулся в сторону, словно обжегся. При этом он больно ударился локтем об косяк. Оба, и Сергей и Светлана, покраснели, как школьники, и застыли на месте. Женщина опомнилась первой:
— Вы что, Сережа, — шутливым тоном сказала она, — всегда так нарушаете правила дорожного движения?
Степанцов рассмеялся и продолжил в том же духе:
— Виноват, забыл, что дамы всегда имеют преимущество. Больше не повторится. Идите уж лучше вы за парнем, Света, а я посмотрю за чайником.
Он рассчитывал, что зайдет на пять минут, а сам засиделся до вечера. Они втроем пили чай, ели торт, разговаривали и шутили. Светлана уже не опускала глаза всякий раз, когда он что-нибудь ей говорил или о чем-то спрашивал. Исчезла и настороженность. Сергей подумал, что ее часто в жизни обманывали, и этот отрицательный опыт она сначала перенесла на него. И еще ему показалось, что она понемногу начала оттаивать.
Время пролетело незаметно, да и торт почти прекратил свое существование. В шесть часов Светлана стала собираться на работу. Он вызвался ее проводить, и она не стала отказываться. Выйдя за калитку, Светлана обернулась, посмотрела на дом и в сердцах сказала:
— Вы видите, как у нас все запущено? Стыдно перед людьми, ей-богу!
Степанцов деликатно взял ее под руку. Трудно определить словами, какое чувство он испытывал к этой женщине: ему хотелось носить ее на руках, оберегать, опекать, да что там говорить — просто сделать ее счастливой!
— Ну что вы? Ничего страшного, — сказал он дрогнувшим от нежности голосом. — Это… это ненадолго. Все очень скоро изменится, вот увидите!
Сергей проводил Светлану до больницы. Всю дорогу они болтали о разной ерунде, и это очень напоминало те блаженные дни, когда им было по шестнадцать лет, и о будущем можно было не задумываться…
XXIV
Веселый и довольный, Сергей возвращался в спортшколу. Он открыл дверь и прошел мимо вахтера — бывшего бомжа из приюта Нила Сорского.
— Явился не запылился! — сказал тот ворчливо. — А там к тебе гости.
Сердце у Сергея заныло от нехорошего предчувствия. Он вдруг понял, что через минуту все может измениться. Вот только в какую сторону — не известно.
— Какие гости? Кто именно? — спросил он.
— Да там, — махнул вахтер, — сидит, как сыч, нахохлился, ждет тебя в тренерской…
Степанцов пересек весь спортивный зал. При этом ему словно приходилось преодолевать сопротивление воздуха, ноги не шли, он с трудом переставлял их, как человек, в первый раз поднявшийся после долгой болезни с больничной койки. Сергей обогнул ринг и замер перед дверью, своей комнаты. Тренерская — это его законная территорий и никто не имеет права заходить туда в его отсутствие. Никто, кроме… «В тренерской может быть только тренер», — шевельнулось в голове у Сергея, но вслух он этого не сказал.
Он взялся за ручку и широко распахнул голубую дверь. Так и есть! Он не ошибся. В комнате, рядом с маленьким столиком, на котором Сергей оставил недопитый стакан чая в мельхиоровом подстаканнике, толстую рабочую тетрадь и несколько карандашей, сидел Савин. Он смотрел на стены, увешанные почетными грамотами, дипломами и вымпелами — трофеями, которые собирал под его ведомством Сергей Степанцов, продвигаясь к своей вершине. Смотрел, болезненно скривившись, как от сильной сердечной боли.
В небольшом шкафчике у окна стояли кубки, вазы с гравировкой, памятные знаки, лежали маленькие бронзовые перчатки. Отдельно висели медали — жестяные, с дешевой позолотой, на разноцветных лентах из синтетического материала. Самые дорогие медали, полученные на чемпионатах Европы и мира, когда Сергей выступал еще на любительском ринге, хранились в сейфе. Савин встал с кресла и с виноватым лицом сделал шаг вперед.
— Ну здравствуй, — сказал он, протягивая Сергею руку.
— Здравствуй, — ответил Степанцов и прошел мимо Савина к столу.
Он сделал вид, что не заметил протянутой руки. Савин пожал плечами.
— Ну да, конечно. Имеешь полное право. Попинай меня ногами, я не против. Заслужил.
Сергей ничего не ответил. Он сел за стол и подвинул к себе стакан с чаем. Кстати, эту привычку — пить чай с малиновым варением из тонкостенного стакана в мельхиоровом подстаканнике, как в поезде дальнего следования, — он перенял у Савина. Мелочь… Деталь… Но почему он, даже не задумываясь, взял ее на вооружение, когда сам стал тренером? Странно. Степанцов отхлебнул из стакана — чай остыл, но пить можно.
— Как, ты меня нашел? — спросил он просто для того, чтобы что-то спросить.
— Через агента. Он сказал, что ты собрался куда-то в Сибирь. Ну, а потом через своих знакомых действовал. Кто-то что-то слышал, кто-то кому-то что-то шепнул. Нашел, в общем.
Савин помолчал. Он так и продолжал стоять с видом бедного родственника, потому что не знал, сколько продлится их разговор, и никак не мог решить, садиться ему в кресло дли нет.
— А зачем искал-то? — спросил Сергей, игнорируя неловкость ситуации.
— Да вот, хотел с тобой поговорить.
— Ну, слушаю, валяй, — Сергей изо всех сил пытался сохранить нейтральный вид, хотя внутри у него бушевала буря! — Садись, не стой над душой…
Шутка ли! Всего полгода назад он и представить себе не мог, что когда-нибудь скажет своему тренеру: «Ну слушаю, валяй». Будто зажравшийся чиновник надоевшему посетителю. Савин проглотил обиду.
— Как ты? — спросил он, усаживаясь в кресло.
— Волшебно, — усмехнулся Степанцов. — Видишь, у меня школа, тренирую ребят.
— А сам выступать не думаешь?
— Пока не хочется…
Разговор не клеился. Короткие, ничего не значащие реплики никак не хотели складываться в серьезный разговор. Оба — и Сергей, и Савин — чувствовали это, но ничего не могли исправить. Степанцов помешал ложечкой чай. В этом не было никакого смысла — ведь он уже давно остыл. Просто надо было чем-то заполнить паузу. В наступившей тишине раздался мелодичный звон.
«По ком звонит колокольчик?» — с мрачным юмором процитировал про себя своего любимого Хэмингуэя Сергей.
— Стало быть, ты теперь на тренерской… — Савин произнес это таким голосом, что Сергей поднял на него глаза и принялся внимательно изучать бывшего наставника, как будто видел его в первый раз.
Савин выглядел неважно. Лицо было землистого оттенка, под глазами залегли темно-синие круги. И вообще, он как-то весь осунулся и постарел — удивительно быстро, всего за каких-нибудь полтора месяца.
— Можно сказать, что на тренерской… — подтвердил Степанцов. — А если называть вещи своими именами, я уже не боец.
