Дядюшкин хитрый глаз моментом оценил пачку бумаг на столе перед милиционером и прибавил к этому Лехин солидный вид. Вывод: действовать надо прямо сейчас.
— Ч… — Он подавился именем. — Ребята принесли извинения. Я им сказал, что проблемы нет.
Леха на дядюшку обиделся. Но был он мужик не злой. Подумал. Посмотрел на милиционера:
— Извини, что побеспокоил. Я не хочу делать заявление.
— Если нужно, я могу его пока в сейф положить полежать.
— Спасибо, не стоит.
Леха протянул руку. Участковый чуть согнул листы, постучал торцом пачечки об стол, выравнивая край. Подал Лехе. Леха сложил вчетверо, убрал в боковой карман пиджака.
— До свидания.
— Всего хорошего.
Закрыв за ними дверь, участковый облегченно вздохнул: пронесло. На этот раз.
На улице стало как-то веселей. Листья, Господи, действительно листья на деревьях! Не у всех была беспутная ночь. Кто-то зеленел и распускался, и пах сладким соком, надеясь на будущее солнце, и оказался прав. В облачной прогалине блеснул белый луч. Сверкнул и погас, но чувствовалось, что он скоро появится снова.
Отойдя десять шагов от висящей поперек тротуара пластмассовой, синей с белым, таблички «Отделение милиции», племянник с дядей остановились.
— Ну, рассказывай, почем Чингиз оценил мою голову?
Дядюшка расстегнул единственную пуговицу на своем пиджаке. Неторопливо вытащил пять пачек. Сначала три из левого внутреннего кармана, потом две из правого. Протянул Лехе.
— Ты на машине? — Леха оглянулся вокруг.
— Отпустил.
— А… — Леха рассовал пачки по карманам. Потом, подумав, вытащил обратно последнюю — вроде все они были одинаковы на вид. Все хорошо пахли машинным маслом, благородным духом настоящих новых денег. Сорвал бандероль. На глаз, не вымеряя, отделил десятину от всей суммы.
— Возьми, пожалуйста, — себе под нос, но адресуясь к Георгию Алексеевичу, сказал Леха. Дядя деньги взял.
— До свидания.
Леха кивнул, повернул назад, прошел мимо булочной, за мусорным баком свернул в арку. Георгий Алексеевич посмотрел ему вслед. И почувствовал облегчение: сегодня пронесло. В этих делах есть большой минус: могут оторвать голову. Георгий Алексеевич имел в виду себя.
Совсем не за то, что взял и тут же отдал деньги. За это убивать грех. Система наказывает только за конкретно нанесенный ущерб.
Вот Петровичу, например, как-то не повезло: дал он зятю деньги, чтоб тот выступил учредителем чего-то там для дела нужного. А зятек, мало того, что часть денег неизвестно куда подевал, так еще и начал выделываться, требовать увеличить долю. Совсем с катушек съехал. А когда ему попробовали вправить мозги, привел на совещание в офис бандитов. Вот только после этого народ и стал собираться отстрелить ему голову. Но Петрович, человек уважаемый, отговорил. У него тоже был резон: зять взял дочь Петровича уже с ребенком. За это зятя Петрович очень ценил.
Так что за взятку, взятую и неотработанную, никто бы ничего Георгию Алексеевичу на Москве не сделал. Дело было в другом. Совсем в другом.
Чингиз играет с кем-то в кошки-мышки. Дурное занятие. Особенно на майских праздниках. Много лбов треснет.
И, принюхиваясь к весенним запахам улиц — смолки и прохладного мокрого ветерка, — Георгий Алексеевич отправился пешком домой, мириться с женою.
В десять ноль три Колдун кончил разглядывать проходящих дам. Да и не разглядывал он их вовсе, а так, присел отдохнуть. Потому что наблюдать проходящих женщин в этой точке Москвы лучше вечером в будний день. А уж никак ни с утра в праздники.
В праздник здесь пусто. Окрестности улицы Горького — дворы, подвалы, первые, а часто и все последующие этажи вроде бы жилых домов — офисы. Народ приезжает сюда по делам. К вечеру буднего дня улица Горького — это длинный судок с салатом. Каждый компонент сам по себе. А аборигенов тут мало. Они интересны — кто ж с этим спорит, глаза этих стариков повидали много интересных вещей, но попробуй найди их в этом потоке…
Стайкой выходят вечером из подворотни между «Интуристом» и Театром Ермоловой молоденькие девушки. Университетские студентки. Их желтый дом — сразу за гостиницей. Эта территория МГУ называется «На Моховой». В Москве их любят: в пиццерии у подножия «Интуриста» их кормят со скидкой, а Столичный банк выдает им свои пластиковые карточки, на которые государство им перечисляет стипендию. Маленькие девочки после занятий снимают очки со своих ласковых глаз и идут к метро. Они протискиваются через толпу проституток перед гостиницей. И жадно и искоса их рассматривают…
А на дороге в три ряда припаркованы машины. Пожилая, одетая в спортивный костюм, усталая женщина о чем-то разговаривает с водителем. Сторговавшись, она оборачивается в сторону гостиничного подъезда. Негромко, но внятно и ясно, объявляет: «Девушки — натуральные блондинки». И из толпы, послушно и безропотно, устремляются в ее сторону обесцвеченные хохлушки. Рослые кошечки в высоких сапогах.
А мимо, группками, к метро идут женщины постарше. Рабочие лошадки банков, Думы, контор и ведомств. Потому что русский человек с двумя-тремя высшими образованиями, непьющий и работящий, окажется, скорее всего, женщиной.
Одного математика мобилизовали не то в сорок третьем, не то в сорок четвертом году. С одной стороны, ему пообещали радужные перспективы. С другой стороны, ему пообещали ад на земле и на небе. Стимулировали как полагается. И выдали под расписку папку с техзаданием. Мужик сел, почитал-почитал и затосковал.
Он был должен за полгода рассчитать гироскоп для баллистической ракеты. Компьютеров в те времена строить еще не могли, а вручную такой труд должен был занять никак не меньше пары лет. Судя по всему, месяцев через восемь, ну, может, через девять, но уж никак не больше, его объявят саботажником и поступят с ним как с негодяем.
И он знал, что это будет правильно. Потому как кругом война. И ракеты, которые вот-вот начнут летать, должны летать правильно. Поражать цель. А без гироскопа — основы инерциальной системы наведения — все эти огнехвостые чудища не более чем смешной фейерверк.
Мужик нашел решение. Он пошел в математическую школу и из двух классов аккуратных девиц собрал процессор. Девицы с хрустом крутили ручки арифмометров и что-то там складывали, а что-то делили. Они не знали толком, что именно. Вычел, умножил передай листок дальше. Вот все, что им было известно, потому что цель работы была тайной. Но, почти без опоздания, гироскоп был рассчитан.
Тогда, сейчас и потом жизнь на Москве без работающих женщин остановится. Новые времена к ним благосклонны: дают возможность лучше выглядеть и медленней стареть. Новые времена оставляют им больше личного времени. Стирку, готовку, мытье посуды и другие домашние дела теперь дозволено перекладывать на механизмы. Перекладывать в большей степени, чем десять лет назад.
Но то — будние дни. А сейчас у подъезда ворковала на незнакомом наречии группа пожилых туристов, собираясь куда-то за ощущениями и переживаниями в набег. Тротуар пуст. Колдун встал со скамеечки и подошел к подъезду гостиницы. Хотел войти спереди — но с фронта вход надежно закрыт.
Когда-то здешний фотоэлемент с удовольствием ловил человеческую тень. Стеклянная стена легко распадалась надвое, с тихим подпольным жужжанием прозрачные двери разъезжались по сторонам. Но было ли так на самом деле — никто не упомнит уже.
Может, механизм не сошелся характером с московским климатом. Ведь механизм был родом из теплых стран. И как-нибудь ветреной ночью смерзлись в один комок его железные шестеренки и потрескалась, и рассыпалась в пыль пластмасса. К утру двери перестали автоматически раскрываться. И тогда Дед Мороз взял свою белую тушь и на холодном оконном стекле проставил январскую визу.
А может быть, каждый раз показывая гостю всю свою ширь, механизм пускал в холл слишком много метели и снега. От клубов ледяного пара дрожала охрана. От обернувшегося водой колкого снега блекли лаковые башмаки гостиничной прислуги. И как-то ночью тяжелый ломик в ловкой руке объявил приговор электрическому швейцару. И он сдал пост.
Так что с фронта дверь не раскрылась. Тогда Колдун зашел в левый фланг. Здесь дверь обычная. Ее легко запирать на засов. Россия — это вовсе не страна медведей. Россия — это страна железных засовов. Колдун кивнул охране и прошел прямо к лифту. Дожидаясь кабинки, обернулся к стойке регистрации.
В гостинице сейчас затишье. Те, кто торопится обежать все местные чудеса и красоты, уже давным-давно в городе. В мае рано светает, и час назад архитектура стала доступной для туристических «мыльниц». Еще с вечера владельцы зарядили их самой разноцветной и самой слайдовой фотопленкой. Ну а те, кто всем развлечениям света предпочитают ночные, бессонные сны наяву, уже лежат по своим мягким постелям. Крепко спят. По-настоящему спят. И во сне видят сны о Москве.
