– Мы дышим и трогаем вашу попу, – уконкретил хулиганский Вася. – И вот-вот засадим по самое не балуйся!
– Ну, это уже садизм, – не одобрил Петрушин. – Разве можно этак вот – членом, в живого человека... Нет, чтобы просто башку снести! Помчались к подрыву, глянем, да на базу. Уже жрать охота...
Место подрыва обнаружили с ходу – издалека бросалась в глаза обугленная воронка, которую никто не удосужился засыпать. Характерная деталь: воронка располагалась даже не на обочине, а метрах в трех от дорожного полотна, среди изломанных обугленных же кустиков.
– Только я вас прошу, полковник, – побыстрее, – попросил Петрушин, распределяя позиции прикрытия. – Что-то тут неуютно...
– Это на дебила сказка. – Глебыч даже обиделся, до того все ему показалось элементарным и очевидным. – Поставили «тээмку»[63], нацелились, толкнули, укрылись за противоположной обочиной. «ЗИЛ» покатился, правым колесом наехал на мину. Все. Водила, кстати, запросто мог выжить. Надо бы проверить, от чего они умерли...
– Думаешь, не сами напоролись? – уточнил Иванов.
– «Сами»! – проворчал Глебыч. – Гляди, везде ровно, а тут участок – от дороги к кустикам уклон, градусов пятнадцать, не меньше. А с противоположной стороны – небольшая вымоина, кювет получается, как раз укрыться от взрыва. Специально выбрали местечко. Наши мастера хреновы так «убитую» технику списывали, когда нечем тягать было. Под уклон мину, катнули – и привет. Акт, фото в трех ракурсах, совместное застолье – и нет единицы, отъездилась.
– А если все же предположить, что случайно напоролись? – Иванов, как всегда, до конца боролся за чистоту версии – Нельзя же исключать вариант, что это роковая случайность, верно? Ехали парни, ехали, и...
– И за каким же хером они сюда заехали, эти е...нутые парни?! – Глебыч посмотрел на полковника, как на полного идиота. – И на хера «духам» «тээмку» в трех метрах от дороги ставить, в кустах, где сроду ни одно колесо не ступало? В этих кустах «монку» или «лягуху» присобачить – и то на дурика.
– Значит – нет?
– Нет, Петрович. Танковую мину, которой положено по уставу лежать на танкоопасном направлении, «духи» вот уже лет десять ставят на дорогу – это аксиома. На худой конец, если с запасом порядок, – на обочину рядом, для страховки или если на дороге лужа, выбоина, которую будут объезжать.
– Отвечаешь?
– Да чтоб я сдох!
Иванов почесал затылок. Все сходилось к одному, но возникали два вопроса.
С того подрыва было двое «двухсотых». Умар сказал Косте, что остановили их как минимум семь человек, машина была одна, «ЗИЛ-131». Вопрос № 1: если машина на месте и это действительно та самая «группа надругательства»... то куда делись остальные?
Вопрос № 2: как сказал бы Костя Воронцов – а что там насчет мотивации? Каким вообще боком относятся эти тыловики к расстрелянной свите генерала, по сути, чужого им человека? За кого, спрашивается, мстили?
– Ладно, разберемся. У нас «мосты» в местной комендатуре есть?
– Надо на хари глянуть. – Глебыч озабоченно поскреб небритый подбородок. – Может, кого узнаем. Не знаю, какой у них там график замены, но ежели не поменялись, я с их зампотылом хорошо сидел. Месяц назад один вопрос разруливали...
– Ну и славно, – заключил Иванов. – Поехали обратно, заскочим по пути в комендатуру..
* * *
Приятель Глебыча оказался на месте. Был он жирен и нетрезв, назвался Федором и с ходу пригласил всю компанию отведать водочки по случаю траура. Однако все не пошли: популярный Вася прямо у КПП напоролся на очередного приятеля. Они обхлопались, обменялись мнениями и пошли смотреть «реальный спортзал», сработанный в котельной энтузиазмом командира взвода и умелыми руками бойцов. С Васей ушел лейтенант Серега. Спортивно озабоченный Петрушин тоже хотел к ним присоединиться, но ему вежливо намекнули:
– А вас, Петрушин, мы просим остаться... – нехорошо, дескать, пригласили всех, а пойдут лишь двое. Неуважение. А надо наладить контакт – тут может некая инфо обломиться...
Вообще надо признать, что застолье не удалось с самого начала.
Во-первых, накануне какой-то военный негодяй обронил в столовой гранату, и теперь там делали ремонт. Поэтому жирный Федор повел гостей к себе.
В «апартаментах» Федора – комнатухе три на четыре, был жуткий гадюшник. Две двухъярусные кровати с прожженными матрацами, повсюду валяются вещи и разнообразные коробки с провиантом, посреди – импровизированный стол из двух табуретов, заставленный объедками и пустыми бутылками, пол не мыли, видимо, с первой чеченской. Окно наглухо задраено светомаскировкой, проветривали, судя по всему, тогда же, когда мыли пол, и такой запах стоял... Как бы это поинтеллигентнее? В общем, смердело там, как в вольере для служебных собак, в котором накануне крепко напугали пожилого гиббона.
Во-вторых, Петрушин невзлюбил жирного тыловика с первого взгляда, чего в принципе и следовало ожидать.
Федор смахнул объедки в какую-то коробку, стремительно сервировал «стол» и принялся разливать водку по кружкам.
– Ты поменьше лей, нам еще на базу возвращаться, – буркнул Петрушин, хмуро озирая помещение. Никак не мог взять в толк, почему офицеры комендатуры, в отличие от своих окопных братьев живущие чуть ли не в цивилизованных условиях, так скверно к себе относятся.
– А вы все за рулем? – иронически хмыкнул жирный Федор.
– А мы все наблюдаем по ходу движения. – Петрушин неприязненно скривился. – И хотим еще немного пожить.
– Понятно... Спецназ у нас никогда пить не умел, – опять хмыкнул Федор, верно определив профориентацию нелюбезного гостя. – И знаете почему? Хи-хи... У них руки под кружку не заточены. Держать неудобно! Гы-гы-гы...
Согласитесь, шутка совсем плоская и в данный момент неуместная. Этакий дубовый тыловой юмор.
Петрушин хрустнул костяшками пальцев и открыл было рот – но наткнулся на просительный взгляд Иванова и остался в статичном положении. Во взоре его явственно читалось желание дать волю рукам. А местами и ногам.
– Наверно, это очень ценная инфо, – стиснув зубы, пробормотал Петрушин, избегая смотреть на Федора.
– Ну, светлая память нашим товарищам... – Федор встал, манерно оттопырил палец и высоко поднял свой сосуд, – ... павшим... эмм... кхе-кхе... павшим на поле брани смертью героев.
Гости тоже встали и молча выпили. Петрушин сморщился так, словно ему в трусы сунули облитого жидким азотом ежа. То ли водка – дрянь, то ли не понравилось, что раньше «третьего» поминать стали, то ли вообще сомневается насчет геройской смерти на поле брани.
– Присаживайтесь, закусывайте. – Федор уронил зад на кровать и с ходу схватил самый толстый кусок баночной ветчины. – Не стесняйтесь, у нас этого добра – хоть жопой ешь.
– Тот-то гляжу, ваши бойцы такие худющие – натуральные дистрофаны, – с готовностью поддержал разговор Петрушин. – А у самого, гляди, – вот-вот харя...
– А мы ж не просто так заскочили! – поспешил вступить Глебыч, украдкой наступая на кроссовку коллеги – уймись, мы тут по делу! – Надо кое-какие вопросы решить...
– Какие вопросы? – Чистый лоб Федора посетило некое подобие озабоченной морщинки. – Знаешь, у нас сейчас трудный период, проблемы с доставкой...
– Да не, ничего не надо! – успокоил Глебыч. – Просто разузнать кое-что хотели. Информацией разжиться.
– А, это! – Федор облегченно вздохнул. – Ну, это – всегда пожалуйста...
В последующие двадцать минут выяснилось, что тыловик поступает, как все его собратья по профилю: обещает легко, а выполнять не торопится. На все деликатные вопросы следовали такие же деликатные ответы, а суть дела оставалась невыясненной. Получается, зря заехали, всего пользы-то – пожрали как следует на халяву да водки выпили. Гибкий Иванов решил изменить тактику и прямо спросил:
– У них «завязки» с местными были? Какие-нибудь дела совместно крутили?
На прямой вопрос пьяный Федор отреагировал неадекватно: отвечать не пожелал вообще, а развлек гостей припадком словоблудия.
– Вот ведь как бывает, братья мои! Жили ребята, не тужили, девушек любили, дарили цветы... Смеялись, мечтали о будущем, радовались жизни, и вдруг... Судьба!
Федор развел руки и похлопал по верхним койкам:
– Вот здесь они спали, здесь. Отдыхали после трудов праведных. Вот здесь они сидели вечерами, выпивали помаленьку, как мы с вами сейчас! Думали, дышали, строили планы на будущее...
Федор вдруг порывисто покинул свое место и принялся мерить шагами пятачок возле двери.
– Вот здесь они ходили. Как я сейчас. Разговаривали, делились впечатлениями...
«Боевая психическая травма, – вспомнил Костину теорию Иванов. – Пожалуй, в этом что-то есть...»
Блуждающий взгляд Федора наткнулся на ржавую пудовую гирю, пылившуюся в углу.
– Во! Вот эту гирю Санька жал. Встанет утром, зарычит – и давай... Вот здесь он стоял...
– Пошли, в сортир сходим, – предложил отзывчивый Петрушин. – Заодно покажешь, где он срал...
