— Я видел пять могил, — после этих слов Максима «информаторы» замолчали, как по команде. Пришлось снова крепко взять за грудки мужичка у стенки, но встряска не понадобилась.
— Это те, кто недавно, неделю назад… Остальных не мы… они сами…
Что означало «они сами», Максим выяснять не стал, лишь принял к сведению, запомнил сказанное. Значит, где-то поблизости находятся еще двенадцать могил. Хотя смотря что считать близким расстоянием — мусорный полигон тоже не так далеко, как может показаться на первый взгляд.
— Неделю? — переспросил Максим. — Почему именно неделю?
И тут людей словно прорвало, все заговорили одновременно, перебивая и поправляя друг друга. Выделить из этого хора единственного оратора Максиму не удалось. А громче всех кричал отлипший от стены мужик, он оказался солистом, остальные лишь слаженно подпевали ему. Выяснилось, что первая корова сдохла почти месяц назад, она умирала долго и страшно. В хозяйстве имелся свой ветеринар, из тех, кто польстился на большие деньги. Он осмотрел больное животное, но на этом все и закончилось — больше местного Айболита никто не видел. Максим так и не понял, сообразил ли сгинувший человек, что именно происходит, и как доложил об этом своим хозяевам. Судя по незавидной участи ветврача, сообразил и доложил, и немедленно поплатился за то, что много знал. Коровью тушу под покровом темноты запихнули в мешок и погрузили в кузов грузовика. На следующий день схожие симптомы обнаружились еще у нескольких животных, их прирезали и тоже, запаковав в черный пластик, вывезли с территории «Ассортимента». С того дня основной работой для людей стал сбор, упаковка и вынос туш павших животных из коровников. Всего за время обследования территории Максим успел насчитать одиннадцать длинных серых сооружений, и все они, по словам людей, сейчас были пусты. Вернее, живых в них уже никого не было, а то, что осталось, предстояло вывезти на свалку в кратчайшие сроки. Работа кипела целыми днями, при этом охранники в забитые трупами сдохших животных помещения не заходили, а лишь караулили входы-выходы из них. Все шло почти гладко до тех пор, пока прямо на «рабочем месте» не умер первый человек.
— Он на боль в груди жаловался, потом температура поднялась, весь мокрый лежал. И хрипел сильно от кашля. Потом, когда он упал и кровью плеваться начал, нас выйти заставили. А потом, кажется, его застрелили, — это произнес тот человек, чье лицо было Максиму почему-то знакомо. Крутилась в голове неясная мысль-догадка, но Максим гнал ее, причем со злостью. Не до нее сейчас, есть задача поважнее, остальное потом, когда они все будут далеко отсюда. В ближайшей инфекционной больнице, естественно.
— Дальше что?
Вопрос оказался лишним, люди снова говорили почти хором. И за фоном из эмоционально произнесенных слов и ругательств Максим ясно слышал чей-то кашель, но человека не видел. Тот, кажется, лежал на нарах и сначала тоже пытался кричать вместе со всеми, но как-то быстро сдался. Максим почти физически чувствовал, как уходит драгоценное время, знал, видел, что уходить надо немедленно, с максимально возможной для них скоростью. Уезжать, улетать — как угодно, лишь бы убраться подальше отсюда, и побыстрее. Хочется верить, что у того человека на нарах бронхит или воспаление легких. У сибирской язвы, помимо кожной формы, есть еще и септическая, или по-другому — легочная. Она встречается редко, но первая жертва умерла именно от нее. Септическая форма сжирает человека мгновенно, в первые дни заболевания, начинается с озноба и подъема температуры, а заканчивается отеком мозга и перитонитом. Убираться отсюда надо немедленно, чтобы не только успеть довезти человека до ближайшей больницы, но и объяснить врачам, от чего именно его нужно лечить. Но остался еще один вопрос, и ответ на него должен быть получен немедленно.
— Слушайте! — сказал Максим. — Слушайте меня! Да не ори ты! — он толкнул в грудь тощего, как Кощей Бессмертный, мужика, и тот отлетел во мрак.
— Слушайте, — повторил Максим, — и вспоминайте, все вспоминайте, что происходило перед тем, как заболела первая корова. Чем ее кормили, кто к ней подходил — чужие, свои? Зачем? Что на территорию привозили? Когда? — но все вопросы оставались без ответа.
— Ладно, давайте так: что каждый из вас делал за неделю до того случая? Копал, мешки таскал, машину разгружал — вспоминайте все, что могло показаться вам необычным. Или еще каким-нибудь, неважно. — «Быстрее, давайте быстрее», — твердил про себя Максим, но молчал, чтобы не помешать, не спугнуть не вовремя сказанным словом или репликой чью-то здравую мысль. Но снова без толку — все топтались вокруг, как кони в стойле, мычали что-то невразумительное — и на этом все.
— Так, я все понял. Ты, — Максим ткнул пальцем наугад, в первый попавшийся маячивший в темноте силуэт человека, — ты что делал месяц назад? Где работал, чем занимался? Подробно только, и не ври мне!
— Да я не вру, — пробормотал тот, — чего мне врать-то. Как всегда — мешки с комбикормом таскал, потом за скотиной убирать надо…
Дальнейший опрос только запутал дело: у каждого из опрошенных был свой, строго определенный участок работы. Людям при телефонном «собеседовании» обещали работу определенного характера, и не обманули. Ветеринара не ставили убирать навоз, а плотника или каменщика не заставляли доить коров.
— А где они?! Где эти строители? — проорал Максим. Он был готов уже хорошенько врезать этим, хоть и настрадавшимся, но не понимавшим ужаса происходящего людям.
— Где, где. За забором, вот где. Через неделю после первого их туда отнесли, по очереди, — буркнул кто-то из темноты. Так, половина ответа получена, но об этом и сам мог бы догадаться. Продолжим.
— Вы же с ними наверняка общались. Где они были заняты, на каких работах? Да соображайте же быстрее, времени нет! — Максим с трудом удержался от порыва выдернуть из кармана куртки пистолет и пару раз пальнуть в потолок. Такой метод всегда оказывает отрезвляющее и стимулирующее мозговую деятельность воздействие. А идеальный результат дает выпущенная в воздух автоматная очередь, но этот метод сейчас невозможно применить по ряду причин.
— Дом они разбирали, старый, но крепкий. Вадька говорил, что там бетон долбить пришлось, а потом кости вытаскивать… — запинаясь, проговорили из темноты.
Все, слава тебе господи, теперь все понятно — они раскопали заброшенный скотомогильник. Эффективные менеджеры не могут спокойно видеть, как простаивает без дела участок земли. А уж вид старого, запущенного сооружения приводит господ собственников в состояние лютой ярости. Поэтому алгоритм действий всегда один: снести к чертовой матери, сравнять с землей, а на месте развалин возвести нечто благообразное и приятное для взора. А то, что под землей спит надежно укрытая до поры бацилла, и, попав в воздух, она превратится в биологическое оружие и полетит себе по ветру… Причем тут какие-то старые кости, когда EBITDA падает, пошли вы со своей язвой знаете куда!
Максиму видеть подобное доводилось только раз в жизни. Года полтора или два назад, во время очередного «выхода» его группа остановилась на ночевку у полуразрушенного одноэтажного строения. Максим, когда расставлял посты, наткнулся на провал в земле — в нем, перемешанные с обломками бетона, лежали кости животных. Группу Максим тогда выдернул с места, и пришлось им полночи топать по лесу, отдохнуть не удалось. Зато живы все остались и здоровы. Потом уже выяснилось, что в общедоступном месте находятся сразу пять сибиреязвенных скотомогильников. Там давно разрушены все ограждения, территория захламлена бытовым мусором, вскопан дерн. А представители ветеринарного надзора республики, выявив все эти нарушения, ограничились лишь вынесением предписаний «по устранению недостатков». «До настоящего времени балансодержатель этих скотомогильников не определен, и они не соответствуют ветеринарно-санитарным правилам сбора, утилизации и уничтожения биологических отходов» — вот и весь ответ. Поэтому сегодня достаточно любому чудаку с лопатой покопаться на месте заброшенного кладбища животных — и он сам наполовину труп. Ведь даже сейчас далеко не все туши сибиреязвенных животных сжигаются. А вплоть до сороковых годов прошлого века, когда локальные очаги заболеваний по стране возникали часто, обычные ямы-скотомогильники были почти в каждой деревне. И только старожилы могли припомнить, под каким деревом или на каком расстоянии от дороги закапывали павших животных. Теперь ни дороги той, ни дерева, ни старожилов уже нет, а реальная опасность заражения осталась. Только в специально оборудованных скотомогильниках есть биотермическая яма — выложенное кирпичом и заделанное глиняным замком углубление. Трупы животных необходимо засыпать негашеной известью, а скотомогильник огораживать. Это почти нигде не делалось. Обеззараживание местности и даже элементарные проверки захоронений и биотермических ям местными ветеринарными службами не проводятся, а зачастую архивы с карточками учета мест захоронения трупов утеряны.
