что заставило Жениха тотчас же умолкнуть. – Помолчи, говорят тебе. К тебе у меня нет претензий, хоть ты и дурак. А вот к нему есть. Так что молчи и слушай… А ты, сука, отвечай! – тем же самым тоном обратился Серьга к Петле. – Причем правду. А соврешь, так ведь мой палец так и просится, чтобы я разрешил ему спустить курок! Ну!
– Что тебе от меня нужно? – угрюмо спросил Петля.
– Я же сказал правду! Какое задание тебе дали немцы?
– Такое же, как и тебе, – ответил Петля.
– А помимо? Я спрашиваю, еще какое?
– Никакого…
– Раз, – начал считать Серьга, – два… Не жди счета три – не дождешься!
– Присматривать за всеми вами, – сказал Петля. – Особенно за Змеей. И ликвидировать вас после того, как…
– После того как СМЕРШ нам конкретно сядет на хвост – я правильно понял?
– Да…
– Ах, собака! – выдохнул в темноте Жених.
– Жених, я же тебе говорил, что скоро ты удивишься! – в голосе Серьги прозвучала некая бесшабашность. – Вот ты и удивился…
Жених произнес еще несколько слов – на этот раз по-татарски.
– Не стреляй! – испуганным и одновременно просящим тоном произнес Петля. – Я и не собирался никого ликвидировать! Зачем? Мы здесь все свои! А то, что немцы мне поручили… ну, поручили. Так и что же? Они там, а мы-то здесь! Не надо стрелять!
– А я и не собираюсь стрелять, – спокойным, даже веселым голосом произнес Серьга и нажал на спусковой крючок.
Короткая автоматная очередь отшвырнула Петлю к другому краю ямы.
– Кто тебе сказал, брат мой Петля, что я буду в тебя стрелять? – уже совсем другим голосом произнес Серьга. – Правильно ты сказал – мы здесь все свои. Одинаковые мы… Слышь, Жених, ты уже перестал удивляться? А тогда ходу! А то как бы они не пустились за нами следом. Ведомы мне их повадки.
…С Гадюкиным, Кротом и Хитрым Серьга и Жених увиделись утром.
– Ну, как? – равнодушно спросил Серьга. – Положили смершевцев? Когда пойдем на похороны?
Гадюкин махнул рукой и спросил ответно:
– А где Петля?
– Пал смертью храбрых в неравном бою с врагом, – скорбным голосом ответил Серьга. – Жених тому свидетель. Можно сказать, на руках у нас умер брат наш Петля. Медаль бы ему дать за храбрость посмертно. Понятно, что немецкую, какую же еще?
Гадюкин промолчал. Он прекрасно понял, какой смысл на самом деле таится в ернических словах Серьги. И был ничуть не против этого истинного смысла.
– А теперь затаились, – сказал он. – На прииски пока не ходим. В эфир – тоже не выходим. Оружие надежно прячем, но так, чтобы оно было под рукой. А то мало ли… Что касаемо Петли – знать не знаем, куда он подевался. Может, не дождался соли и отбыл, может, еще что-то. Мы ему не сторожа. Да и не знали мы его раньше. Здесь и познакомились.
– Понятно, – вразнобой ответили диверсанты.
– Отойдем. – Гадюкин глянул на Серьгу.
– Ты хочешь мне что-то сказать? – спросил Серьга, когда они отошли.
– Хочу.
– Ну, говори…
– Мне кажется, ты допустил промашку, – не сразу сказал Гадюкин Серьге. – Как бы нам та промашка не вышла боком.
– Это ты о чем? – с прищуром глянул на Гадюкина Серьга.
– Я говорю о Петле.
– А-а-а, – с усмешкой протянул Серьга. – Я уже и думать забыл об этом человеке. Да и что о нем думать? Был Петля – и не стало Петли. Зато теперь все стало понятнее и проще.
– Не прибрал ты Петлю, вот что. А надо было бы прибрать. Прикопать или хотя бы прикрыть бурьяном. А то ведь найдут.
– Ну, найдут. И что?
– А то, что если найдут, то зададутся вопросом, что он делал ночью в степи, да еще во время взрывов и стрельбы. И свяжут его с нами. Многие видели его в нашей компании. И не раз.
– Ну и что с того? – Серьга беззаботно сплюнул. – Видели, не видели… Сам же говоришь, что мы познакомились с ним только здесь. А до этого мы его знать не знали. И пускай докажут… Кто же мог знать, что он разбойник? Мы-то сами – честные командировочные. За солью прибыли…
– Так-то оно так… – покрутил головой Гадюкин.
– Именно так, и никак иначе! – убежденно произнес Серьга. – Да ты рассуди сам. Теперь-то все будут думать именно на него, на Петлю! Ну, что это именно он взрывы устроил на приисках да еще и вдобавок пострелял красноперых. Вот пускай и думают. И тем самым покойный Петля отведет от нас всякие подозрения. Хоть одно доброе дело сделает посмертно. – Серьга усмехнулся. – Так что не переживай, все идет как надо.
– Хотелось бы так считать, – в раздумье произнес Гадюкин, и на том их разговор закончился.
О ночных происшествиях в Ишуни и на соляных приисках начальство в Симферополе узнало очень скоро – доложил по телефону комендант. Узнало обо всем и руководство крымского СМЕРШа и захотело побеседовать с Белкиным. А поскольку Белкин был на приисках, то общаться с руководством пришлось Чистову. Безрадостное это было общение, что и говорить. Да и с чего ему быть радостным, когда поводов для радости не было ни малейших?
– Ищем, – уныло бубнил в трубку Чистов, стараясь не слушать раздраженных упреков начальства. – Говорю – ищем… Подозреваемые? Да, есть. Есть, говорю! Думаю, скоро будут и результаты. Людей не хватает… Не знаешь, в какую сторону и кинуться… Что? Милиционеры? Целый взвод? Толку-то от них… Я понимаю, что других нет. Понимаю, говорю! Где Белкин? На приисках. Там тоже забот хватает… Да, конечно. Передам. Понимаю. Активизировать поиски диверсантов. Так точно.
На том разговор и закончился. Чистов вздохнул и горестно взглянул на Тальянкина.
– Что, получил на орехи? – спросил Тальянкин.
– Точно так же, как и ты! – огрызнулся Чистов.
– И каковы же новые распоряжения? – спросил Тальянкин.
– Такие же, как и старые. Будем рыть землю. Искать.
– И кого же искать?
– Этих проклятых писателей! – Чистов раздраженно ткнул пальцем в бумажки с угрожающим содержанием, которые были обнаружены рядом с убитыми ночью женщинами. – Те же самые бумажки с теми же самыми словами! Вот тех, кто их написал, и будем искать!
* * *
– …Где наша бравая следственная бригада? – спросил Белкин, и в его голосе ощущалась целая гамма чувств: и усталость, и безнадежность, и раздражение, и злость, и еще что-то такое, чему и определения просто так подобрать невозможно. – Может, они что-нибудь разузнали? Ну, где их носит?
– Здесь мы, – раздались голоса.
– Ну-ну… – Белкин с иронией оглядел новоявленных сыщиков. – Это хорошо, что вы все