— Ты хочешь за мной ухаживать? Да моя мама не разрешает мне гулять даже с моими ровесниками. К тому же от тебя пахнет, как от заядлого курильщика. Наверное, ты выкуриваешь по восемь пачек в день.
— Во-первых, я не намного старше тебя. Во-вторых, всего две пачки, и я собираюсь в самое ближайшее время бросить.
— По-моему, тебе лет шестьдесят. И пахнет от тебя не меньше чем на восемь пачек. Фу!
— А тебе сколько лет, пятнадцать?
— Четырнадцать.
— Ну а мне сорок четыре. То есть я старше тебя всего на тридцать лет. А организм у меня и вовсе молодой.
— Ты сильно заблуждаешься. На самом деле ты смертельно болен.
— Ты такая хорошенькая. Мне нравятся твои ушки. У тебя такие крошечные ушки. Ты вся похожа на куколку. Тебе кто-нибудь уже говорил, какая ты хорошенькая? Мы могли бы здорово повеселиться вместе, поверь. И для тебя это будет означать классные новые шмотки. Мы отправимся в супермаркет и купим Ханне Нинг все, что она только пожелает. Новые джинсы, новые футболки, новые топы, новые куртки с капюшоном, новые кроссовки. Малышка, мы здорово позабавимся, Верн обещает.
Девочка поежилась.
— Что-то мне это перестает нравиться.
— Если ты не будешь вырываться, милочка, больно совсем не будет.
— Верн, черт бы тебя побрал, иди же сюда! — заорал Эрни.
— Так, ты ни о чем не беспокойся. Дяде Верну нужно немного поработать, а потом мы продолжим наш разговор.
Вернувшись в гостиную, Верн пододвинул к раздвижным дверям стул, давая возможность Эрни сходить в туалет.
— Наконец-то! Чем ты там занимался?
— Разговаривал с девочкой.
— Верн, черт возьми, у нас есть работа. И пока мы ее не сделаем, держись от девчонки подальше, ты меня слышишь? Старик здорово разозлится, если узнает, что ты обхаживал эту проклятую девку, в то время как должен был охотиться на человека.
— Когда такое приходит, тут уж ничего не поделаешь. Иногда второго раза не бывает. Надо брать то, что дают. А здесь все — лучше не придумаешь.
— Я иду в сортир.
Верн мечтательно уселся у окна. Он не замечал машины на стоянке и здание напротив, не замечал лестницу, ведущую к квартирам. Он представлял, как они с Ханной Нинг уединятся в ванной, как все пойдет дальше, как он добьется своего, какое наслаждение ему это доставит. Верн уверял себя, что девчонке это тоже понравится. Чем больше он об этом думал, тем лучше все становилось.
Вернулся Эрни.
— Проклятье, Верн, вот он!
Вынырнув из жаркого и липкого места, в котором находилось его сознание, Верн возвратился в реальность. И действительно, меньше чем в двадцати пяти ярдах стоял высокий старик по фамилии Свэггер, их цель. Поставив машину на стоянку, он вышел и внимательно осматривался по сторонам, проверяя, не следит ли за ним кто-нибудь, не обратил ли кто внимание на его появление.
— Смотри-ка, осторожный.
— Да, он такой. Столкнуть его будет нелегко.
— Но упадет он больно, как и все.
Старик подошел к лестнице, поднялся на второй, на третий этаж, остановился на четвертом, достал ключ, отпер дверь и вошел в квартиру.
— А вот теперь нам нужно будет смотреть в оба. Верн, тебе нельзя…
— Да знаю, знаю.
— Лучше позвони старику.
— Да-да, — ответил Верн, достал сотовый и набрал номер.
— В чем дело, Верн? — спросил преподобный.
Верн услышал в трубке фон толпы. Ребята бойко продавали воду, шляпы и футболки паломникам, спешащим на гонки. Верн определил, что торговля достигает кульминации.
— Преподобный отец, старик появился. Только что приехал. Он на месте.
— О, это хорошо, это замечательно, это превосходно!
— Да, сэр. Мы можем прямо сейчас подняться к нему, вышибить дверь, войти и через пять секунд выйти, и дело будет сделано.
— Нет-нет, — остановил его преподобный. — Мало ли что. Пока старик там, ничего плохого от него не будет. Просто следите за ним и ждите. Если он так и не выйдет, дождитесь часов одиннадцати, когда мы начнем, а потом идите. И тогда уже черт с ним, полиции придется спешить в другие концы города, а улицы забиты машинами. Никто ничего не поймет. Вот когда вы разберетесь со стариком. Или тогда, когда ему вдруг вздумается куда-нибудь поехать. Вы увидите, как он выходит из дома и садится в машину. Тогда мы уже не будем знать, куда он направляется, и вот вы выходите и, пока старик заводит машину, вливаете ему по полной. Возьмите молоток. Пригвоздите этого типа к стене. Да, бах-бах-бах, и дело сделано. После чего уходите. Это будет так далеко, что никто ничего ни с чем не свяжет. Но это только на крайний случай. Лучше дождитесь начала веселья и лишь тогда улаживайте счета Грамли. Ты все понял, Верн?
— Все, папа.
— Господи, — пробормотал стоящий рядом Эрни, — это превращается в комедию с участием Адама Сандлера.[30] Полное сумасшествие. Только что приехал еще один тип. И что дальше, цирк?
Братья увидели, как кто-то поднялся на четвертый этаж и постучал в дверь. Через какое-то время дверь приоткрылась, и произошел неуклюжий обмен.
— Эти ребята всегда приходят не вовремя, — заметил Эрни, провожая взглядом почтальона, который спустился по лестнице и направился к своей коричневой машине.
— Что ж, ты постарел и растолстел, — сказал Боб.
Ник действительно несколько располнел, и его короткий «ежик» немного отрос. Долгие годы службы в ФБР избороздили его лицо морщинами, и еще появились очки в роговой оправе. Ник по-прежнему был в «форменном мундире»: черный костюм, белая рубашка и красный галстук, и, если присмотреться внимательно, можно было разглядеть проступающий под пиджаком пистолет в кобуре на правом бедре. Он убрал его на место, а Боб убрал свой пистолет.
— И ты тоже. Что у тебя с волосами? У тебя такой вид, словно ты встретил привидение.
— Наверное, так оно и было. Волосы побелели всего за две недели. Мне выдалось тяжелое времечко в Японии. Тамошние деятели пытались зарубить меня мечами, поэтому, чтобы привлечь их внимание, мне пришлось зарубить их. Я бы рассказал об этом подробнее, вот только тебе тогда придется меня арестовать.
— Поскольку я не видел ни одной ориентировки Интерпола, похоже, тебе снова удалось выйти сухим из воды. Кстати, у тебя есть разрешение на ношение этого пистолета?
— Нет.
— Отлично. Все тот же старина Боб. Я просто проверил.
— А как поживает твоя строгая женушка? Она по-прежнему хочет упрятать меня за решетку?
— Скорее, в дурдом. Так или иначе, Салли сейчас в Вашингтоне, работает в генеральной прокуратуре.
— Она меня всегда недолюбливала. Впрочем, меня мало кто любит, так почему она должна быть исключением?
— Если тебе интересно, я тоже тебя никогда особенно не любил.
— Вот что мне в тебе всегда нравилось, так это то, что ты находишься у самого основания пирамиды, поэтому я могу не обращать на тебя внимания. Да, кстати, а что ты делаешь в квартире моей дочери?
— Как она?
— Тебе известно, что с ней случилось?
— Ну, если не считать последние два дня, мне известно практически все. Я знаю, что Ники пришла в себя, но память вернулась к ней не полностью, так что разговаривать с ней пока что не имеет смысла. Но я обязательно с ней поговорю. И вот почему в этот самый момент команда федеральных маршалов[31] заступила на дежурство в клинике. Твоя дочь — важный свидетель федерального расследования, хотя она сама об этом не догадывается.
— Похоже, нам с тобой предстоит долгий разговор. Не возражаешь, если я принесу что-нибудь выпить?
— Нельзя пить и одновременно носить оружие. Не слишком удачная мысль.
— Я имел в виду совсем другое. Выпить фруктового сока или холодной кока-колы, чего-нибудь такого. Ты будешь?
— Нет, спасибо.
Боб достал из холодильника апельсиновый сок, а когда он вернулся, Ник уже сидел на диване. Боб устроился в кресле.
— Ну хорошо, старина. Давай поговорим. Кстати, я ужасно рад, что ты здесь. Тут все очень запутанное, и я даже наполовину не разобрался, что к чему. Но почему ты мне не перезвонил?
— Потому что мы имеем дело с чрезвычайно умным человеком. Я не знаю его возможности, но речь идет об очень опытном преступнике, обладающем поразительным техническим оснащением. Он мог узнать о готовящейся операции и даже проникнуть в нее. Так что я просто принял дополнительные меры предосторожности.
— Ты имеешь в виду водителя, верно?
— Да, водителя. Того человека, который пытался убить твою дочь. Гонщика.
— Он едва не добился своего.
— Ты даже не представляешь себе, как повезло твоей дочери. Это очень плохой деятель. За последние семь лет он убил девять федеральных свидетелей и шесть сотрудников федеральных ведомств. Три года назад он расправился в Кливленде с целой семьей. Глава семьи, бухгалтер, должен был давать показания в суде против главаря местной мафии: отмывание денег и вымогательство. Но этого так и не произошло. Водитель протаранил их, и все семейство мгновенно погибло. Отец, мать и трое детей. Возможно, на его счету еще больше смертей, просто мы о них не знаем. Он свободный художник, работает по заказу преступных группировок, иногда даже за рубежом — у нас есть ориентировки Интерпола на него. Однако мы занимаемся им из-за федерального характера преступлений.
