Еще бы он не вытащил – ведь эта барышня ни черта не весит!
– Здесь есть крюк… – прохрипела она, нагнулась и подняла проржавевшую изогнутую штуковину с петлей на конце. – Вам не пригодится?
– Захватите, если не сложно, – подумав, сказал Андрей. – Лишняя веревочка в хозяйстве, сами понимаете…
Девушка лежала на траве, билась в истерике, брызгала слезами, потом успокоилась и молитвенно уставилась в небо. Она была тоща, как стебель камыша. Щеки ввалились, лицо почернело от грязи, волосы слиплись и были одним большим колтуном. Одежда превратилась в лохмотья – рваные джинсы, футболка. На фоне этого ужаса выделялись огромные глаза – они блестели, как бриллианты, тонули в слезах…
– Не смотрите так, пожалуйста… – шептала она. – Для бала в Мариинском я еще не готова… Можно, я еще немного полежу, ладно? Здесь так хорошо… и вы рядом…
– Как вас зовут?
– Катя… Екатерина… – Она с трудом разлепляла сухие губы, иссеченные трещинами. – Мне двадцать восемь лет… Я, наверное, выгляжу старше?
– Вы выглядите отлично, Катя, – усмехнулся он, – для человека, просидевшего под землей почти десять дней. Не волнуйтесь, вернутся к вам ваша молодость и красота.
– Спасибо… У вас нет воды?
– Нет. Полежите немного, отдохните; потом мы пойдем к озеру, оно неподалеку, там есть немного воды…
Хрустя целлофаном, Куприн извлек из паспорта фото дочери Ракитина, приподнял голову девушки и показал:
– Вы знаете эту девушку? Ее зовут Юля Соснина.
Ее глаза наполнились слезами, личико сморщилось, она зашмыгала носом.
– Я знаю, что ее зовут Юля… Мы познакомились в автобусе, когда поехали на экскурсию, она из Москвы, а я из Питера… Не знаю ее фамилии, она не говорила… У нее был другой цвет волос – перед отпуском она покрасилась в блондинку… Юля умерла восемь дней назад – сломала ногу, когда мы падали в яму, ударилась головой… Я ухаживала за ней, но не могла ничего сделать. Я ее похоронила, засыпала землей… простите, я не могла выносить, что она лежит рядом и так смотрит…
Она рыдала, билась в истерике, а он удрученно молчал, вспоминая тот самый холмик в углу ямы. Новость печальная. Но ладно, хоть кто-то выжил.
– Вы приехали, чтобы нас спасти? – всхлипывая, шептала Катя. – Или… чтобы Юлю спасти?.. Господи, какая разница? А где же все? Где спасатели, полиция, где люди, которые должны за нас отвечать? Почему нас никто не искал, разве трудно было нас найти?..
Не пускаясь в путаные объяснения, Андрей взял девушку на руки и отнес к озеру. Катя шутила, что может и сама, раньше она всегда передвигалась самостоятельно. Занималась в тренажерном зале, имела спортивное телосложение. Ее трясло, лихорадило. Когда она узнала, что автобус никто не искал, истерика повторилась. Куприн рвал траву, какие-то огромные листья, похожие на лопухи, сооружал ей лежанку, сделал «одеяло», занялся строительством шалаша, по ходу размышляя, как добыть еду. А Катя, заикаясь, срываясь на эмоции, повествовала о своих злоключениях. Экскурсия в пещеры Рападора, будь она проклята вместе с пещерами… Они сидели с Юлей на переднем сиденье, увлеченно болтая ни о чем. Автобус остановился, сели мужчина с женщиной – какие-то странные, взволнованные. Вели себя так, словно за ними гнались. Водитель их, похоже, испугался. Автобус отклонился от маршрута, была безлюдная местность. Черный джип обогнал автобус, перегородил проезд. Выскочили трое – у них были пистолеты, кинулись к автобусу. Эти двое всполошились, выхватили из сумок короткие автоматы, и разразилась жуткая стрельба! Катя с Юлей страшно перепугались, сползли в проход, на четвереньках перебрались в хвост салона. Лежали там, вереща, заткнув уши, ничего не видели и не понимали. Все вокруг кричали, даже мужчины… Потом подъехала еще одна машина, люди ругались по-испански. У нее от страха все перепуталось в голове, остались лишь рваные фрагменты. Машина уехала, и джип, похоже, тоже. Вновь ворвались эти двое – мужчина с женщиной, стали орать, стрелять в потолок. С женщины чуть рыжий парик не свалился… Она кричала по-русски – с акцентом, но довольно сносно: мол, всем находиться на местах, сесть туда, где сидели ранее. Схватила за волосы Юлю с Катей, поволокла в голову салону, бросила на переднее сиденье. В ней сила нечеловеческая, просто фурия какая-то взбешенная, разве бывают такие женщины? Кто-то из парней, отправившихся на экскурсию, сделал попытку опротестовать этот произвол, так она его просто застрелила! После этого у Кати окончательно крышу понесло. Ну, не была она готова к подобному повороту событий! Автобус где-то трясся, пассажиры умирали от страха, а эти двое царили над душой с автоматами… А потом случилось что-то – она не поняла; женщина зашла за спину водителя, распахнулась передняя дверь, прогремел выстрел, второй, выпрыгнул мужчина, выпрыгнула женщина – ей было весело, она смеялась. И больше эту жуткую парочку она не видела. Автобус продолжал катить, не сбавляя скорости. Истошно завопил водитель – пожилой мулат, вывалился из-за руля, вылетел в открытую дверь. Последнее, что она слышала, – это выстрелы. А потом автобус взмыл над пропастью, стал заваливаться на нос, ее швырнуло к потолку, потом обратно… От страха она потеряла сознание.
А выжили они с Юлей, видимо, потому, что сидели впереди, а треснулся автобус задней частью. Удар они как-то пережили, отделались шишками, мертвые тела смягчили падение, не накрыло оторвавшимся сиденьем… в общем, повезло. Выползли, больше никого в живых не осталось. Они буквально обезумели. Шарики за ролики, бежать, бежать… А тут выяснилось, что Юля сломала левую ногу, пришлось ее тащить, она кричала от боли. Пробились сквозь кусты, и… в общем, день не задался. Затрещало под ногами, стало рушиться, и они опять куда-то провалились…
Очнулись в яме. Катю Бог хранил, а Юлю ударило по голове переломившимся поленом, да еще при падении она доломала уже сломанную ногу. Целые сутки девушка кричала от боли, обливалась кровью, а потом умерла, не приходя в сознание… Еще день Катя смотрела на мертвую девушку, так и не успевшую стать подругой, потом похоронила, глотая слезы, – вырыла могилу огрызком полена, соорудила холмик и стала жить-поживать в одиночестве. Поначалу она думала, что ее спасут, ждала, кричала, потом все стало безразлично, пришло отупение. Самое интересное, что ей не пришлось особо голодать. В землянке в стародавние времена было что-то вроде хранилища (Андрей давно заподозрил, что девушки свалились в заброшенный «схрон» местных наркодельцов, имевших в распоряжении вертолет; место для хранения запрещенного товара просто идеальное). Она откопала в углу под залежами глины и плесени груду непонятного железа, в том числе тот самый крюк, замшелые ящики, какие-то пакеты с веществом, похожим на удобрение. Разбила тару камнями, нашла консервные банки со странным мясом, отдаленно напоминающим российскую тушенку. Вскрывала крюком, вкус был отвратителен, но приходилось есть, а потом выворачивать желудок в «специально отведенном» углу. Двенадцать банок она решила расходовать экономно, по банке в день. Воды не было, но немного влаги попадало в организм с тушенкой. Ночами было холодно, она укрывалась каким-то рваным брезентовым чехлом, терпела, слизывала сырость со стен. Ни зеркала, ни телефона – все вещи остались в сумочке, а сумочка в автобусе… Не сказать, что с первых дней она смирилась со своей участью. Пыталась выбраться, рубила крюком углубления в стене – что-то вроде ступеней. Глина была спрессована, еле поддавалась. Поднялась метра на полтора… и все обвалилось, она ушибла плечо. С того дня она и стала впадать в оцепенение. Ела, спала, плавала в невесомости. Тянулись дни – она их не замечала. Потом прилетел ураган, деревья над головой носило ветром, сутки лил дождь. Она, конечно, напилась, но когда эта гадость безостановочно бьет по голове… Дождь ее взбодрил, она сидела в углу, где меньше капало, накрывшись брезентом, тряслась от холода. Потом закончился дождь, потом она услышала автоматную очередь…
Голова клонилась от усталости. Катя забылась, а Андрей бродил по окрестностям заросшего кудлатой растительностью озера. Пристрелил упитанную пеструю птицу, похожую на куропатку, а когда притащил ее в лагерь, девушка не спала, тряслась от страха, растревоженная выстрелом, смотрела на него диковинными нездешними глазами. Трещал костер. Пернатое существо отдавало мочой, озерная вода, которой он поил Катю из свернутого «лопушиного» листа, – затхлостью. Но день был тих; от урагана остались клочковатые облака, дефилирующие по небу в северном направлении. Катя о чем-то говорила, Андрей тоже, но сказанное не откладывалось в мозгу. Надо бы завтра повторить беседу, вяло думал он. Сил не оставалось совсем. Куприн забрался в шалаш и какое-то время не спал – выстраивал в голове простейшую логическую цепочку. Но цепочка рвалась, глаза слипались. Временами он заставлял себя просыпаться. Женщина неровной поступью брела к воде, снимала с себя одежду, мылась на коленях, испуская жалобные стоны. Потом ей надоело это издевательство, она легла на мелководье, и только нос торчал из воды. А Андрей испытывал характерное покалывание внизу живота – что не мешало ему засыпать. Потом она стирала свои оборванные вещи, сооружала «туземное» одеяние из ворохов листвы и скрученных веток. Он смутно помнил, как она забралась к нему в шалаш, прижалась к нему, обняла за шею, вздохнула – с невероятным облегчением… И тут он отключился – словно колпаком накрыло. И она вместе с ним.
