— Не понял?
— Ничего насчет инцидента в Калмык-Юрте я не знаю, — признался Костя. — Сказал гак, чтобы Рашид не понял, о чем пойдет речь.
— Так... — в глазах Зелимхана мелькнула тень разочарования. — И о чем пойдет речь? Рашид спрашивал меня уже, я ему все сказал. С ним говорите, вам я ничего не скажу.
— Да и не надо, — покладисто согласился Костя. — Говорить буду я. И совсем недолго. А ты будешь внимательно слушать.
Зелимхан презрительно хмыкнул и дернул подбородком.
— Сестру Рашида знаешь? — приступил к общению Костя.
— Конечно. Я всех его родных знаю. Мы с ним как братья. Какую именно?.. Слушай, тебе какое дело до сестер Рашида? Давай о деле говори!
— В общем, Земфиру ты знаешь?
— Знаю.
— Очень хорошо. А когда в последний раз ее видел?
— Ну... Где-то с год назад.
— Ага... Кстати, а может, ты и не в курсе вовсе? Ты знаешь, что Рашид теперь не живет в родном селе?
— Слушай, я же дома был, с родственниками общался, неужели, думаешь, про друга не спросил? Конечно, знаю!
— И что Земфиру замуж выдали...
— Знаю, знаю — в январе!
— За араба...
— За араба?... Гхм... За кого точно, не знаю. Старики сказали — за моджахеда. Ну, типа, хорошего парня, нашего, стоящего...
— И все?
— Что — «все»?
— Больше про Земфиру ничего не знаешь?
— Больше — ничего. Тебе, вообще, какая разница? Ты, вроде, хотел о деле говорить?
— А мы и говорим о деле... Сейчас я задам тебе очень важный вопрос. Попрошу не выеживаться, а ответить на него прямо, с предельной искренностью. Потому что от этого вопроса во многом будет зависеть судьба Рашида...
— Ты кто такой, вообще? — враждебно прищурился Зелимхан. — Ты почему решил, что тебе можно чужие судьбы решать?
— Если ты заметил, я очень покладистый, терпеливый и вежливый, — Костя развел руками — вот, мол, какой я цаца. — Просто у меня работа такая. То есть своими колкостями и чабанскими остротами ты меня ни на что не спровоцируешь. Зря только время и энергию тратишь. Я тебя очень прошу: ответь сейчас на один вопрос, а потом пять минут послушай, больше от тебя ничего не нужно. Хорошо?
— Давай, задавай свой вопрос.
— Тебе небезразличен Рашид?
— А тебе зачем это?
— Ну вот, опять вопрос на вопрос... Просто я заметил, что ваши отношения сейчас не совсем такие, о которых он мне рассказывал... А я собираюсь сказать тебе нечто такое, от чего зависит его судьба. И не только его, но и всех его близких. Эту информацию нужно сохранить в тайне. То есть об этом никто в мире больше не должен знать...
— Я умею хранить тайны, — Зелимхан горделиво приосанился. — И ты напрасно думаешь... Короче, я за Рашида готов умереть. Вот так.
— Очень хорошо. Итак, приступим... Земфиру выдали замуж за араба. Это некто Халил, родственник самого Абу.
— Вот это он породнился, — Зелимхан сокрушенно покачал головой. — Ну ничего себе, родственник...
— Мне не нравится, что у тебя оружие, — неожиданно сбился с темы Костя. — Я сейчас буду говорить гадости. И не только говорить, но и наглядно подтверждать их. Я тебя не знаю и понятия не имею, как ты будешь реагировать...
— Не вопрос, — Петрушин грузной птицей метнулся к Зелимхану и неуловимым движением выбил карабин у него из рук.
— Шакалы... — взвыл было Зелимхан, лапая кобуру. — Я вас...
И не успел ничего больше сделать: Петрушин хлопнул парня ладонью в лоб, опрокидывая на спину — тут сидевший у входа Вася подоспел — и они вдвоем моментально спеленали Костиного собеседника стропой, один тур пропустив под горло.
Спустя несколько секунд Зелимхан лежал на полу, лицом вниз, судорожно разевая рот и хрипя — стропа не давала возможности не то что крикнуть, даже дышать нормально.
— Ослабили бы немного, — пожалел пленника Костя. — А то ведь задохнется.
Немного ослабили. Зелимхан чуток продышался, поднял голову и разинул было рот, чтобы выразиться.
— Хоть слово вякнешь, запихаю в рот сало, — предупредил Петрушин, красноречиво тряхнув своим тощим вещмешком. — Просто лежи и слушай. Тебе же сказали: ответил на один вопрос, потом только слушай, и все тут.
Зелимхан закрыл рот, повернул голову к Косте неудобно вытянув шею и ненавидяще уставился на него. Во взоре чеченца плескался мучительный крик: я знал! Знал, что этим все кончится...
— Вернемся к нашему рассказу, — как ни в чем не бывало продолжил Костя. — Я буду говорить, отвечать не обязательно, ты только слушай. Жека, проследи, чтобы он не орал.
— Да че тут следить... — Петрушин достал из рюкзака завернутый в тряпицу шмат сала и положил рядом с головой Зелимхана. — На, нюхай. С чесночком!
— Нет, так усугублять мы не будем, — покачал головой Костя. — Мы ведь не омонистые хулиганы... А ты засунь ему в рот свою косынку. Он сейчас орать будет. Вдруг Рашид услышит...
— Он ее обслюнявит, — Петрушин недовольно поморщился. — И с чего он будет орать? Думаешь, совсем дурак?
— Будет, будет, — пообещал Костя. — Ты засунь, я потом тебе ее постираю.
— Ладно, — Петрушин в три приема соорудил из своей многофункциональной косынки кляп и запихал его в рот пленника.
— Ммм!!! — Зелимхан отчаянно завертелся, пытаясь освободиться от кляпа. — Мммм!!!
Да уж, куда там. Знал бы он, каков опыт обращения Петрушина с пленными. У такого не забалуешь.
— Отлично, — похвалил Костя — А теперь оттарабаним его в попу. Серега, доставай камеру. Будем снимать.
Однако! По-моему, у коллеги пунктик в данном вопросе. Судя по всему, та дрянная кассета окончательно подорвала его и без того расшатанную нервную систему. Нет, когда он такое сказал Рашиду — насчет арабов, я понял. Это было в тему, надо же было мужика как-то обнадежить, вывести из прострации... Но так поступать с Зелимханом? С единственным человеком, который может вывести нас на Абу? По-моему, тут он малость...
— А кто будет? — деловито поинтересовался Петрушин, внимательно посмотрев на Костю и уловив в его взгляде некую рациональную идею.
Пленник наш замер на полу, весь обратившись в слух. Костя подошел поближе, лица его он не видел и теперь изо всех сил выгибал шею, пытаясь поймать взгляд психолога.
— Ты, потом я, — буднично ответил Костя. — За пятнадцать минут как раз успеем. Серый будет снимать. Ну что, поехали? Серый, мотор!
Я тоже кое-что понял, расчехлил свою портативную камеру и навел объектив на Зелимхана. Петрушин навалился сверху и принялся сдирать с него штаны.
— Мммм!!! — Зелимхан начал извиваться, как тот угорь, и отчаянно мычать, его налившиеся кровью глаза вылезли из орбит и, казалось, сейчас лопнут. Взгляд чеченца стал безумным... — Ммммммм!!!
— Стоп мотор, — тихо скомандовал Костя.
Петрушин послушно слез с Зелимхана и оставил в покое его драгоценную задницу. Костя присел рядом с пленником, повернул его на спину, и уставившись прямо в глаза, сверху вниз, принялся негромко вещать:
— Судя по всему, так с тобой до этого не обращались? Ты, видимо, даже и предположить не мог, что с мужчиной, воином, кто-то попробует поступить таким вот образом... Ты бессилен что-либо сделать сейчас, верно? Ты, здоровый и крепкий мужик, с солидным боевым опытом... А сейчас я тебе расскажу про Земфиру. Ее отдали замуж за араба, я тебе уже говорил. В первую брачную ночь пятеро здоровенных мужиков ворвались к ней в спальню. Абу возглавлял все это безобразие. Он там командует, чтобы голову держали, чтобы положили поудобнее — короче, узнали его... Ну и вот. Драли ее во все дыры, и снимали это дело на камеру. Нет, она не была связана, как ты сейчас. Но она была так же бессильна что-либо сделать, потому что она всего лишь юная девчонка, слабая и беспомощная, а это были опытные воины. Каждый в одиночку может справиться с тремя взрослыми мужчинами. Вот так... А потом ее кололи наркотой, чтобы она не вскрыла себе вены и не повесилась. И ей все время показывали эту дрянную запись. Чтобы не подумала, чего доброго, что может удрать от них, сбежать обратно к своей семье. К своему могучему брату, который мог бы отомстить этим ублюдкам... Потом, когда она окончательно превратилась в животное, на нее надели пояс со взрывчаткой и послали взорвать автобус в Моздоке... Знаешь, я думаю, что она все же не окончательно превратилась в животное, что-то человеческое в этой несчастной девчонке осталось. Потому что этим ублюдкам зачем-то понадобилось тащить в Моздок ту мерзкую кассету, которую мы сняли потом с мертвого араба. Видимо, в последний момент заартачилась, робко вякнула — я не скотина, я человек, нельзя со мной так... А они ей — на, смотри, скотина. Ты не человек, нет тебе места в этом мире... Ну и взорвалась она, куда тут денешься...
По щекам Зелимхана текли слезы, плечи мелко подрагивали... Что за месяц такой, урожайный на плачущих нохчей? Сначала Рашид, теперь вот Зелимхан... Я их, плачущих, до этого вообще ни разу не видел. Кремень-мужики, умрут во благо джихада, слезинки не проронят...
