Но я решил не торопить события. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы спешить.
Успею. И попозже произведу разведку как можно более аккуратно. А пока надо в первую очередь посетить толковище, перетереть с братвой кое-какие вопросы. Выяснить, чего же конкретно от меня хотят. И какую помощь готовы мне предложить. Во-первых, как выйти на Хопина и компанию. Во-вторых, в обустройстве, так сказать, личной жизни на первое время. Для начала мне нужен (даже не квартира, даже не комната) хоть бы какой-нибудь угол… И достаточно. Деньги пока есть. Месяца на три скромной жизни хватит, а там как-нибудь сумею устроиться…
Но помощь оказалась таких размеров, на какие я и не расчитывал. Правда, и требования ко мне предъявили немалые. Вернее, лишь одно требование – организовать ликвидацию Хопина. Но, по правде сказать, и этого одного было более чем достаточно!
Впрочем, обо всем по порядку.
В Сестрорецке в огромном коттедже, больше похожем на загородный царский дворец, проживал не кто иной, как смотрящий за Питером, законник из старых воров. И меня доставили прямиком к нему. Как говорится, с корабля на бал.
Охранник возле мощных железных ворот, ведущих на окруженный трехметровой кирпичной оградой участок, тщательно проверил мои документы. Потом по асфальтированной дорожке мы подъехали к крыльцу – высокому, с невесть где добытыми старыми гранитными ступеньками. Должно быть, загородному дворцу и положено иметь такое «загородное» крыльцо.
Именно с него и спустился мне навстречу гостеприимный хозяин – высокий худощавый мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, облаченный в длинный махровый халат. Смерил меня с головы до ног бесцеремонным оценивающим взглядом; долго всматривался в мое лицо.
Я терпеливо ждал.
– Ну здравствуй, Знахарь. – Хозяин «дворца» наконец насмотрелся и протянул мне руку. – А ведь в натуре Сельцов Денис вылитый, если по фотке судить. Пересылала мне ее братва из Перми. Я Артем Стилет. – Смотрящий уже поднимался по протертым «дворцовым» ступенькам крыльца, кивком пригласив меня следовать за ним. – Заходь давай.
Мы вошли в дом и оказались в просторной прихожей, отделанной богато, но безвкусно. Дизайнер у Стилета никуда не годился. Дорогой наборный паркет для прихожей – еще куда ни шло. Но огромная искусственная пальма в кадушке в одном углу и копия (явно из пластика) Афродиты Милосской на мраморном постаменте в другом – это уж слишком! Зеркало в стиле ампир с облупившейся амальгамой и облезлой рамой, должно быть, конфискованное братвой в одной из квартир или какой-нибудь антикварной лавке. Добавьте к этому толстые чугунные решетки на двух узких островерхих окнах и самую обычную длинную вешалку с кучей дорогого тряпья, под которой примостилась простенькая стойка для обуви, заставленная до упора. Вот вам и вся прихожая. Мечта идиота. Я едко, но беззвучно ухмыльнулся, снимая у вешалки свою дешевую китайскую курточку. А Стилет, наверное, в этот момент тоже ухмылялся, стоя у меня за спиной и разглядывая спортивный костюмчик, подаренный мне братвой еще в Сыктывкаре. Он не знал, что по сравнению с тем, что на мне было надето до Сыктывкара, это ощетинившееся нитками «чудо» китайской промышленности было действительно чудом.
Стилет словно прочитал мои мысли.
– Ништяк, братишка, держи масть, – хлопнул он меня по плечу, когда мы поднялись на третий этаж и оказались в небольшом круглом зале с четырьмя симметрично расположенными дверьми. Все они были плотно закрыты, но из-за одной доносились громкие голоса и смех. – Не менжуйся, что в спортивке в гости пришел, а не во фраке. Здесь все по-простому. Кому тебя понять, как не тем, с кем сейчас познакомлю? И не такие бродяги, откинувшись, здесь появлялись… Проходь давай. – И он легонько подтолкнул меня в спину в направлении той двери, из-за которой раздавался шум.
А у меня в этот момент в голове промелькнуло воспоминание о том, как я в августе 96-го с замиранием сердца впервые входил в 426-ю хату «Крестов». И как из полумрака хаты меня встретило несколько десятков внимательных настороженных глаз. Интересно, как там сейчас Бахва? И Леха Картина? И Пионер? И Папаша? Где чалятся? Живы ль, здоровы? Может, кто уже вышел по помиловке? Надо бы поспрашивать пацанов. Глядишь, кто знает.
Я распахнул дверь и вступил в ярко освещенную просторную залу, посреди которой была оборудована огромная, отделанная темно-зеленым кафелем ванна. Или скорее это можно было назвать небольшим бассейном. Человек восемь разместились бы в нем, не испытывая особых проблем со свободным пространством. Впрочем, сейчас там над сугробом розовой пены возвышались лишь две головы. Две прекрасных темноволосых головки. Похоже, ко всему прочему, в этом загородном царском дворце водились русалки.
Мне это понравилось, и я, сделав небольшое усилие над собой, оторвал взгляд от соблазнительного бассейна и перевел его на установленный возле большого полукруглого эркера длинный низкий стол персон этак на двадцать. Была накрыта только дальняя его часть, и там, шумно беседуя, в глубоких кожаных креслах расположилось несколько человек, облаченных, как в тоги, в белые простыни.
– Здорово, братва, – громко произнес я от двери и уверенным шагом направился к ним здороваться и знакомиться.
– И тебе здорово, – ответил мне до боли знакомый голос.
Я прищурился. После полумрака прихожей, лестницы и коридора мне было не очень хорошо видно против света, падавшего из большого окна эркера. К тому же на улице погода улучшилась, дождь прекратился и посветлело.
Ба-а!!! Я даже вздрогнул от неожиданности.
Широко раскинув руки, ко мне ленивой вальяжной походочкой направлялся Миха Ворсистый, мой сосед по больничной палате еще в те времена, когда менты пытались расколоть меня на несуществующую мокруху и для ускорения «следствия» загнали, козлы, в пресс-хату. Там мне было суждено либо выйти из несознанки, либо стать «петухом», либо сдохнуть. Но я знал и четвертый путь – прямо на пороге, как только за вертухаем захлопнулась дверь, взял поудобнее зажатую между пальцами половинку лезвия бритвы и вспорол себе брюхо. Внутренности вывалились наружу, рядом с ними на бетонный пол камеры шмякнулся я, но меня никто не стал трогать. Вместо этого постучали в дверь и вызвали фельдшера. Вот так я оказался в тюремной больничке имени Гааза, где познакомился с Мишкой Ворсиковым – разбитным жизнерадостным парнем, моим ровесником, который смотрел за отделением травматологии и хирургии и оказался мне не только соседом по койкам, но и добрым корешем.
– Дениса, братишка. Вот встреча! – Ворсистый обхватил меня лапами и крепко прижал к себе. – А я уже год, как откинулся. И ведь все думал, как же ты там. А ты, оказывается, неплохо. Вот осунулся только немножко. Да лицом изменился. – Он хохотнул. – Здорово изменился. И не узнал бы так с ходу, если бы не предупредили меня. Не сказали бы: «Готовься, Ворсистый. Увидишь вскорости братана своего, который Костой звался когда-то. А теперь вот стал Знахарем. И напрочь переделал себе портрет». Действительно, напрочь. – Миха отступил на шаг от меня, склонил голову набок, оценивая мою новую физиономию. И заключил: – А ведь ништяк. Ну, проходи, занимай место. Да давай с братвой познакомлю. Ты уж не серчай, что встречаем тебя в таком виде. Здесь все по-простому, – дословно повторил он сказанное только что Стилетом.
Он подвел меня к столу, где я обнаружил еще одну знакомую личность. Взмахом руки меня поприветствовал Саша Малина, авторитетный фраер, с которым мне довелось встречаться месяц назад в Сыктывкаре в гостях у Абхаза, местного положенца. Рядом с Малиной, выложив на стол синие от наколок кисти рук, расположился старик лет семидесяти, которого мне представили, как Митрича, при этом не пояснив, кто он такой и какое место занимает в воровской иерархии. Хотя я и так догадался, что это старый авторитетный бродяга. Следом за Митричем покачивался на задних ножках стула парень лет тридцати. Он находился в сидячем положении, но было видно, что росту в нем не меньше двух метров. И косая сажень в плечах.
«Крепкий пацан, – подумал я. – А он здесь какими путями? Уж ясно, не просто так».
Но мне не спешили что-либо объяснять.
– Слава Крокодил, – представил мне здоровяка Ворсистый, и тот так пожал мне руку, что я чуть было не взвизгнул. Лучше бы меня схватил всамделишний крокодил.
Третьего из незнакомых звали Комаль. Так же как Крокодилу, на вид ему можно было дать лет тридцать. У него был цветущий вид спортсмена-профессионала, не злоупотребляющего ни наркотой, ни алкоголем, ни сигаретами.
– Здорово, братан, – поприветствовал он меня и, когда здоровался, встал. Чуть повыше меня, совсем немного, но зато массивнее раза в полтора. «Не меньше центнера, – прикинул я, – и при этом лишь мышцы да кости. Ни капельки жира».
– Малину ты знаешь, – произнес все это время стоявший чуть в стороне Стилет, – так что будем считать, теперь со всеми знаком. Присаживайся, Знахарь. Выбирай любое место и полезай за стол. Сейчас пошамаем, расскажешь нам о своих приключениях. А потом к делу. – Он достал из кармана миниатюрный пультик, нажал на кнопочку, и уже секунд через десять на пороге комнаты возникла горничная. Симпатичная девочка лет двадцати. В розовом фартуке с кружевными оборочками. Я, кобель, не отказался бы на нее влезть.
