– Знак сегуна Ниши, – проговорил Чиун.
– Ты опять за свое?
– Знак сегуна Ниши – это фирменный знак «Хидео», подразделения «Нишицу». Как ты не понимаешь? Правнуки Ниши стали сегунами Нишицу!
– Ой, папочка, вряд ли в современных корпорациях есть сегуны.
– Мало этого, – задумчиво произнес Чиун, сжимая кулаки. Он взглянул на сломанный ноготь, и подбородок его затрясся. – Теперь все происшедшее приобретает смысл. – В голосе мастера Синанджу прозвучала досада.
– Жаль, что его не видно, – отозвался Римо. – Я бы на собственный ноготь поспорил, что этот парень – безработный актер или что-нибудь в том же роде.
Для того чтобы стать самураем, Фурио Бацуке пришлось прежде всего потерять голову.
По-японски соответствующий обряд назывался куби-кири. В средние века голова будущего самурая отделялась от шеи в самом буквальном смысле. Но теперь иные времена. А Фурио работал в транснациональной корпорации в современной Японии.
Многое изменилось после того, как лопнул Большой Мыльный Пузырь экономики. Выросла преступность, безработица, страну захлестнула волна банковских крахов, бушевали землетрясения. Кому-то пришло в голову назвать это время «голубым периодом» Японии. Потерять работу для человека было все равно что испытать на себе настоящее куби-кири. Особенно если этот японец играл за бейсбольную команду «Осака Блоуфиш».
– Голову мне рубите, – вздохнул Бацука, когда менеджер команды за чашкой зеленого чая сообщил ему неприятную новость.
– Ты слишком агрессивно играешь. Чересчур по-американски.
– Я играю, чтобы победить.
– Не всегда нужна победа. Иной раз достаточно и ничьей.
Фурио кивнул, но не потому, что согласился. А затем менеджер произнес фразу, которая круто изменила всю жизнь Бацуки:
– Тобой интересовался сегун. Зайди к нему завтра.
Сегуном менеджер назвал Кодзо Нишицу, президента электропромышленной корпорации «Нишицу». Утром следующего дня Фурио уже стоял перед ним. Дверь кабинета была плотно закрыта.
Сегун сразу перешел к делу, не тратя времени на любезности.
– Тебе придется поехать в Америку. Нам принадлежит один бейсбольный фарм-клуб. «Маринерз». Будешь играть за него.
Фурио чуть не подпрыгнул от радости. Счастье-то какое – играть в американский бейсбол!
– Я не против! – не раздумывая воскликнул он.
– Но тебе нужно пройти спецподготовку, поскольку, играя за «Маринерз», ты останешься нашим служащим.
– Шпионаж?
– Террор. У тебя агрессивная натура. И это мне понравилось. Ты обладаешь характером, достойным буси.
Услышав столь серьезный комплимент, Фурио склонился в глубоком поклоне. Предки сегуна были доблестными воителями. Бусидо[16] – их закон.
– Я согласен, – сказал он, выпрямляясь.
* * *
В научно-исследовательском отделе «Нишицу» с него сняли мерку, а затем показали безликий манекен, облаченный в классические черные доспехи самурая. На плече панциря красовалась эмблема корпорации – четыре полумесяца.
– Это большая честь для меня, – произнес Фурио Бацука.
Кодзо Нишицу ответил ему высоким голосом:
– Коль скоро ты заслужил право облечься в такие доспехи, тебе обеспечен славный путь.
И подготовка началась. Бацуку привели к старику, чье имя Фурио узнать так и не довелось. Он обучил его воинским искусствам. Шестнадцати ударам катана. Искусству лучника. Искусству боевого копья. Но самое главное – Фурио постиг кодекс бусидо и сделался воином – буси.
Прошел почти год, и старый сэнсэй[17] вновь привел его туда, где хранился вожделенный костюм самурая. Сегун встретил Фурио у дверей зала. В глазах его блестели слезы.
– Мир полагает, что самураи мертвы, – заговорил сегун. – Отныне все изменилось. В твоем лице мы возрождаем самураев, и ты будешь первым. Поздравляю тебя, Бацука-сан.
– Я польщен, – отозвался Фурио.
– Но на дворе двадцатый век, и тебе пристало носить более современное оружие, – продолжал сегун.
Сотрудники технической службы безмолвно окружили Бацуко. Многослойное одеяние обтянуло его тело как перчатка.
Глава корпорации снова заговорил:
– Несколько лет назад наши исследования в области сверхпроводимости привели к созданию пластичного костюма, способного менять межмолекулярные связи человеческого тела. Таким образом, человек приобрел способность двигаться легко и беззвучно, как дух, и, как дух, проходить сквозь стены. Такую одежду мы назвали «костюмом гоблина», но русские агенты выкрали его. Теперь у нас есть новый костюм. Он перед тобой. Мы назвали его «черным гоблином».
Когда на голове Фурио Бацуки оказался черный шлем, а на лицо опустилась гладкая маска, он почувствовал, что купается в лучах славы многих поколений самураев.
Кто-то повернул расположенный на плече реостат, и Фурио ощутил состояние невесомости. Тело сделалось легким, как ветерок, напоенный ароматом вишни.
С этого началась вторая стадия спецподготовки.
Фурио научился проходить сквозь стены. Ступать так, чтобы не провалиться сквозь землю. Правда, страшнее всего было странствовать по телефонным проводам, просачиваться сквозь волокна кабеля, как дым сквозь солому.
Его снабдили набором ультрасовременных катана, а также другим оружием, приличествующим самураю, и научили эффективно использовать необычные свойства клинка, который мог в любую минуту сделаться призрачным.
Когда Фурио постиг все эти премудрости, сегун изложил ему суть миссии.
– Ты поедешь в Америку, будешь играть в бейсбол и подрывать местную железнодорожную систему.
– Хай! – воскликнул Фурио и почтительно наклонил голову.
– Тебе придется убить множество невинных людей.
– Я самурай. Я исполню приказание моего сегуна.
– Тебе придется жить в чужой стране.
– Я самурай. Я сделаю все, что пожелает мой сегун. И я буду играть в американский бейсбол!
– Прекрасно сказано. Теперь последнее.
Сегун приблизился к стоявшему навытяжку Бацуке и снял с его плеча жетон с эмблемой корпорации.
– Но почему?..
– Тебя никто не сможет поймать или арестовать, а увидеть смогут. Негоже, чтобы в Америке твои поступки связали с корпорацией «Нишицу».
– Но я самурай. А ты сделал меня презренным ронином.
– Когда вернешься домой и твой катана будет окрашен кровью американцев, ты вновь станешь самураем, – пообещал ему сегун.
И Фурио Бацука заплакал: он не пробыл самураем и одного дня. Правда, слез его под гладкой маской никто не увидел.
Однако все могло обернуться и хуже. Сейчас по крайней мере у него есть работа.
Было одиннадцать часов утра.
На столе Харолда У. Смита лежала свернутая утренняя газета. В глаза бросался крупный заголовок на первой полосе: «ЖЕЛЕЗНЫЕ ДОРОГИ В ОПАСНОСТИ!»
Секретарша принесла ему газету несколько часов назад, но он только мельком взглянул на первую полосу. Все это время он занимался исследованием содержащихся в компьютерной сети данных. Печатаются утренние газеты ночью, поэтому информация уже успела устареть на полдня. А в компьютерной сети появлялись все новые и новые сообщения.
Раздался стук в дверь, и Смит убрал руки с клавиатуры. Светящиеся клавиши тут же погасли и утонули в стеклянной поверхности стола. Случайный посетитель нипочем не догадался бы, что этот стол хранит чудо современной электроники.
– Войдите, – крикнул глава КЮРЕ.
Дверь открылась, и в проеме показалась голова миссис Микулки. Волосы ее были выкрашены в синий цвет.
– Ленч, доктор Смит? – спросила она.
– Да. Как обычно. И черный кофе, пожалуйста.
Через несколько минут миссис Микулка возвратилась с подносом в руках. Вот теперь можно и прессу почитать. Есть и одновременно работать на компьютере не получится. В этом смысле газета, продукт низких технологий, обладает очевидным преимуществом.
Как он и ожидал, новости оказались чрезвычайно скверными. Крушения поездов «Амтрака» происходили все чаще, и лидеры Конгресса уже высказывались за закрытие компании. В газете проскользнул туманный намек на нештатную ситуацию в Небраске; очевидно, имелся в виду злосчастный поезд с ракетами MX на борту. Смит отметил про себя: позднее надо будет заняться этой проблемой.
Внимание главы КЮРЕ привлекла редакционная заметка внизу страницы. «НЕУЖЕЛИ АМЕРИКАНСКАЯ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ СИСТЕМА УСТАРЕЛА?» – тревожно вопрошал заголовок.
Смит внимательно прочитал статью. Анализ всегда интересен. К тому же в духе Смита – материал изложен сухим, лаконичным языком.
Автор редакционной статьи дал четкое описание современной американской системы железных дорог и пришел к выводу, что железные дороги Соединенных Штатов в силу их почтенного возраста представляют исключительную опасность для жизни людей.
"Современные локомотивы, чудеса техники сегодняшнего дня, ходят по рельсам, положенным еще во времена администрации Гарфилда[18]. Технологически наши железные дороги соответствуют уровню восемнадцатого века. Недавний чудовищный всплеск железнодорожных катастроф доказывает, что железнодорожная система страны, некогда передовая, переживает глубокий кризис.
