Высунув руку в окно, мужчина с приметными бакенбардами и ушами нажал на кнопку. Через несколько секунд металлический голос произнес:
– Да?
– Чип и Дейл, – отчетливо произнес лопоухий.
– Закатывайтесь, – ответил тот же голос.
«Чип и Дейл спешат на помощь, – пронеслось в мозгу Тани. – Кому? Не мне, это уж точно».
Раздался щелчок. Высокие ворота медленно отворились. По форме они напоминали открытую пасть великана. Джип проехал по рифленому металлическому листу и медленно покатил к дому. Оглянувшись, Таня увидела, что ворота закрылись. Сходство с циклопической пастью исчезло, а ощущение осталось. Ощущение, что Таню проглотили живьем.
При входе в особняк ее бесцеремонно обыскали и оставили ждать в просторном пустынном холле, где с нее не спускал глаз один из охранников в камуфляже. Сквозь застойную муть в его равнодушных глазах проглядывало злорадство. Парню было приятно сознавать, что есть кто-то еще более бесправный, чем он. Обычная холуйская психология. Всякий лакей мнит себя выше уборщицы или посудомойки.
Вошел обладатель приметных ушей и бакенбард, сунул Тане хрустящий целлофановый пакет, развалился в кресле, процедил:
– Шеф ждет. Переодевайся.
– Что это? – спросила Таня, уставившись на содержимое пакета. Вопрос не имел смысла. Она и сама видела, что две ярко-синие тряпицы в ее руках являются составными частями крохотного атласного купальника, обрядиться в который отважилась бы разве что совсем юная девочка или худющая манекенщица с мальчишеской фигурой.
– А то не догадываешься, – хихикнул лопоухий. – Мини-бикини. Ты ведь специалист по тайскому массажу? Разве не в таких купальниках вы работаете?
– Допустим, – пробормотала Таня, поставленная в тупик.
– Вот и действуй.
– Да поживее, – прикрикнул охранник, прислушиваясь к верещанию наушника, торчащего в ушной раковине.
– Я не ношу чужих купальников, – отрезала Таня.
– Этот ни разу не надеванный, – подбодрил ее лопоухий. – Новье. Так что кончай кочевряжиться.
– Отвернитесь.
Охранник фыркнул, беспрестанно трогая языком пересохшие губы.
– Ага, щас же! – загоготал лопоухий. – С тебя велено глаз не спускать на протяжении всей процедуры. Вот мы и не спускаем.
– Это кто как, – похабно ощерился пятнистый охранник, баюкая на коленях автомат.
На его нагрудном кармане было написано «Беркут», но походил он на совсем другую птицу. «Стервятник, питающийся падалью», – определила для себя Таня.
– Шевелись, – распорядился лопоухий. – Карл Маркович не любит, когда опаздывают. – Он посмотрел на дверь в глубине холла и поморщился как от зубной боли. – Хочешь, чтобы он тебя выставил к чертовой матери?
«Хочу, – подумала Таня. – Но нельзя».
Она отвернулась, внушая себе, что избавляется от одежды без посторонних. За спиной раздался характерный звук: точно голодный пес облизнулся, после чего задышал часто-часто, шумно-шумно. Если бы не опыт, приобретенный в сауне под чутким руководством Дана, Таня даже под страхом смерти не отважилась бы раздеться в присутствии охранников. Снимая последнюю деталь туалета, она запуталась ногами, вызвав жизнерадостное хрюканье зрителей. Одевание прошло в рекордные сроки. Кое-как обрядившись в бикини, Таня подхватила сумку с вещами и спросила, вскинув подбородок:
– Куда идти?
– В ту дверь, – показал взмокший от избытка впечатлений охранник. Брюки, которые до сих пор сидели на нем свободно, были ему тесноваты.
– Выйдешь во двор, сразу разуйся, – по-хозяйски распорядился лопоухий. – И не заговаривай с Карлом Марковичем. Подойди и молчи. Он сам объяснит, чего хочет и как.
– Деньги, – потребовала Таня, инстинктивно оттягивая момент встречи с заказчиком.
– Заплатит шеф, – сказал охранник.
– Или ты, – ухмыльнулся лопоухий. – Неустойку в десятикратном размере.
Удивляясь, почему у нее не подгибаются колени, Таня вышла из дома во внутренний двор и направилась к мохнатому мужскому телу, распростертому в круге электрического света на бетонной площадке. Вокруг фонаря вились мириады ночных насекомых. «Так и я, – подумала Таня. – Бабочка, летящая на свет. Бабочка, которая вот-вот опалит крылышки».
Таких волосатых человеческих тел видеть ей еще не приходилось. В своей косматости Шарко мог посоперничать не только с шимпанзе, но и с орангутангом. Не сводя с него глаз, Таня приостановилась, чтобы сбросить босоножки, а потом сделала еще несколько шагов вперед и застыла по стойке «смирно».
В мозгу проносились лихорадочные догадки, одна другой хуже. Зачем ее заставили переодеться, вернее, фактически раздеться? Шарко маньяк? Извращенец? Сумасшедший? Господи, какие же дуры все эти массажистки, проститутки и эскорт-герлз, которые имеют дело с подобными типами ежедневно! Сто долларов за один получасовой сеанс – это звучит здорово, пока ты не узнаешь, каково это, когда сердце твое бьется в грудной клетке, подобно птичке, обезумевшей от ужаса. Когда кровь в твоих жилах пульсирует раза в два быстрее, чем обычно, а мочевой пузырь сжимается в предчувствии того, что приключение закончится совсем не так, как можно было предположить. Чем именно?
Мозг Тани отказывался отвечать на этот вопрос. Внутренний голос молчал. А собственная душа представлялась Тане вывернутой наизнанку. Выжатой тряпкой для вытирания ног – вот кем чувствовала она себя, стоя навытяжку перед хранящим молчание Шарко. Половой тряпкой, которую всегда можно выбросить, чтобы заменить другой.
Переминаясь с ноги на ногу, Таня поймала взгляд, брошенный на нее из-под приоткрытых век. Пренеприятнейшее ощущение. Похожее может возникнуть, когда стоишь перед проснувшимся цепным псом. «Не буди спящую собаку!» – пронеслось в голове девушки. Бесполезное предостережение. Шарко очнулся. Голый, как мохнатая гусеница. Вся его одежда состояла из полотенца, небрежно наброшенного на бедра. Оно подозрительно топорщилось, но хуже всего, что от Шарко попахивало так, словно он провалялся на солнцепеке несколько дней кряду, справляя нужду где-нибудь неподалеку.
«Терпи, – сказала себе Таня. – Тебя нанимали на службу не для того, чтобы принюхиваться к врагам родины».
– Как тебя зовут? – спросил Шарко, принимая сидячую позу. На его лице возникло выражение, которое присуще людям, не верящим своим глазам.
– Таня.
Представившись, она тоже изобразила мучительную работу мысли. Словно вспоминала что-то, но никак не могла вспомнить.
– Ты уверена? – осведомился Шарко.
– Да… – Таня помассировала висок. – Конечно.
– Может быть, ты не Таня, а, например, Света? Или Люба? Или… – Последовала короткая пауза. – Или Катя?
– Катя? – Она издала очень правдоподобный нервный смешок. – Нет, конечно. Показать паспорт?
– Ты всегда носишь с собой документы?
– Привычка, – пожала плечами Таня.
– Хорошая привычка. – Шарко, не спуская с нее глаз, взял мобильник и набрал номер. – Пасько? – сказал он. – Возьми паспорт массажистки и зачитай основные данные. Имя, год рождения, прописка, семейное положение. – Он склонил голову, оценивая неподвижно стоящую женскую фигуру. – Да, слушаю. Угу… Угу… Нет, этого пока вполне достаточно.
– Убедились? – хрипло спросила Таня.
– В чем я должен был убедиться?
– В том, что я не вру.
– Не врут только покойники, – многозначительно произнес Шарко. – А также покойницы. Как относится твой супруг к твоей работе, Татьяна Кукареко?
– Кукарехина, – поправила Таня. – Нормально относится. Не хуже, чем к деньгам, на которые мы живем.
– Свобода нравов?
– Относительная. Я делаю клиентам массаж, ничего другого от меня не ждите.
– Я никогда ничего не жду, – заверил ее Шарко с неприятной улыбкой. – Ни от кого. Когда мне что-то нужно, я это покупаю или беру силой. Какой вариант предпочитаешь?
Таня не нашлась с ответом. Ее взгляд скользнул по периметру двора, но не обнаружил ничего обнадеживающего. Только охранники в камуфляже, неотрывно наблюдающие за происходящим в освещенном круге. Да бесчисленные ночные насекомые. Да четкие тени в лунном свете.
– Будешь называть меня Карлом Марковичем, – сказал Шарко, переворачиваясь на живот. – А я буду называть тебя Катей, если вообще как-нибудь буду называть.
– Мне все равно.
– Мне тем более.
Таня опустила голову и покосилась в сторону вертолета, стоящего во дворе. До него было около двадцати метров, и с виду он ничем не отличался от того, на котором проходили тренировочные полеты в Подмосковье. «Я сделаю это, – внезапно поняла Таня. – Потому что если мне суждено выбраться из этой переделки целой и невредимой, то только за счет решительности и бесстрашия».
– Я могу приступать к своим обязанностям? – спросила она.
– От тебя требуется одно, – сказал Шарко. – В точности выполнять все, что я тебе прикажу.
