Владислав улегся на кушетку и снова взялся за чтение рукописи.
Мысли о коварном предательстве Калистратова, об этой суке, погубившей многих, в том числе и его близких, рвали сердце Медведю. В увлекательной книжке про графа Монте-Кристо он когда-то читал, что жажда мести — сладкое чувство. Но сам сладости что-то не испытывал, когда думал о Калистратове и рисовал себе в уме картины их неминуемой зстречи. Медведь не мог знать, когда и при каких обстоятельствах эта встреча произойдет, но в том, что ему суждено встретиться с этой сукой позорной, предателем и губителем Кати и Макарки, сомнений у него не было.
Помог, как часто бывает в жизни, счастливый случай. В канун очередной годовщины Великого Октября в актовом зале Московского университета на Моховой, недавно переименованной в проспект Маркса, собрались какие-то ветераны войны, ударники труда, ученые-орденоносцы и партийные активисты. А Медведь, то есть Игорь Петрович Сазонов, как раз занимался изготовлением пригласительных билетов. Сидя в тесной каморке АХО, «товарищ Сазонов» пробегал глазами список приглашенных, как его вдруг бросило в жар, когда он прочитал: «Генерал-лейтенант МВД Евгений Сысоевич Калистратов». Поначалу он не поверил своим глазам. Прочитал снова. Нет, все точно. А может, не тот? Да как же не тот, имя отчество и фамилия — все совпало.
Медведь посмотрел на перекидной календарь: торжественное заседание состоится через неделю, завтра надо рассылать приглашения. Он внимательно сверился с почтовым адресом около фамилии Калистратова. Улица Огарева. Отсюда в двух шагах.
* * *
Вечером часов в шесть по улице Огарева, мимо внушительного каменного дома в глубине двора, неторопливо шел невысокий мужчина средних лет, прилично одетый, с тростью и с портфелем. Он миновал подъезд, у которого выстроились поблескивающие в молочном свете фонарей черные «Волги», и перешел на другую сторону улицы. Потом зашел в подворотню и скрылся за углом. Старшина-охранник, привычно внимательным взглядом проводил благообразного мужчину и, когда тот растаял в подворотне дома напротив, отвернулся и забыл о нем.
А Медведь, зайдя в глубь дворика, раскрыл портфель и достал оттуда черный морской бинокль. Теперь ему предстояло ждать. Сколько, он не знал. Может быть, стоять тут и караулить придется еще не один вечер…
Сегодня он заступал на свою вахту в третий раз. И в этот вечер он наконец дождался.
Ровно в двадцать один ноль-ноль тяжелая застекленная дверь распахнулась и из подъезда пружинистым шагом вышел рослый мужчина, одетый в мундир генерала милиции. Медведь стал крутить колесико, наводя резкость.
Он узнал его. Лицо, хоть и немного раздобревшее, по-прежнему имело сходство с заостренной крысиной мордой. Золотопогонный милиционер, выйдя на крыльцо, торопливо мотнул головой вправо, влево… До генерал-лейтенанта дослужился, курва, усмехнулся про себя Медведь, а повадки как были, так и остались повадками дешевого жигана, — ишь как вертит башкой, точно по старой привычке боится мусорной слежки. Он навел бинокль на лицо. Глаза узнал сразу — хитрые, тревожные, бегающие. Волосы светлые, зачесанные назад. Вон и родинка под носом — что капля вишневого варенья. Тот самый… Женька Калистратов, Женька Копейка… Попался!
Теперь осталось дело за малым. Генерал Калистратов сел в тут же подкатившую к нему служебную «Волгу», а Медведь, сунув бинокль в портфель, вышел на Огарева и подал знак водителю, ожидавшему в припаркованной неподалеку кремовой «Волге». Толян газанул вперед, на ходу распахнув правую дверцу, Медведь запрыгнул на сиденье рядом с ним, и «Волга», развернувшись, рванула следом за машиной Калистратова.
— Держись на расстоянии, — сквозь зубы процедил Медведь, — не хватало, чтобы он заметил хвост.
Две «Волги» неслись по улице Горького. Скоро слева промелькнул Белорусский вокзал, потом справа показался Петровский парк.
— Видно, на Соколе живет, — высказал предположение Толян. — Ментовские там целый дом занимают на Песчаной.
Медведь не отвечал, а только следил не отрываясь за черным пятном впереди. Эмвэдэшная машина свернула направо перед самым метро и остановилась у каменного восьмиэтажного дома. Калистратов вышел из машины и нырнул в подъезд.
— Все, Толян, свободен. — Медведь стал вылезать из салона. — Стой на Ленинградском, где условились, и жди. Сколько ждать — не знаю. Но гляди не засни.
— Может, с вами пойти, а, Георгий Иванович? — предложил услужливо Толян. Этот двадцатипятилетний пацан относился к авторитетному вору с сыновним почтением.
— Нет, Толик, я сам справлюсь… Этот мой. Я его делить ни с кем не хочу…
В подъезде оказалась будка со старухой сторожихой, и Медведю невольно вспомнилась молодость — набеги на правительственный дом на набережной. Он продемонстрировал тетке загодя заготовленное картонное приглашение для генерала Калистратова на торжественное заседание в актовом зале МГУ. И старуха, ничего не заподозрив, простодушно назвала этому вполне солидному гражданину нужную квартиру.
Он позвонил в звонок и замер в ожидании, прислушиваясь. Дверь открылась, и Медведь… не поверил своим глазам: перед ним стоял тот самый Женька Калистратов, какого Медведь знал в молодости, — высокий, белобрысый, с крысиным острым лицом и такой же молодой. Медведь от неожиданности даже стушевался на мгновение.
— Вам кого? — спросил парень тонким высоким голосом у пришедшего.
— Мне бы Евгения Сысоевича повидать, — после секундного замешательства произнес Георгий Иванович.
— Папа! К тебе пришли! — крикнул белобрысый и исчез в глубине просторной квартиры.
И тут Медведь увидел того, за кем, собственно, явился. Евгений Сысоевич уже успел снять китель и теперь стоял в белой рубашке без галстука, с удивлением глядя на благообразного мужчину с портфелем.
— Мне кажется, я вас видел… — пробормотал Калистратов. — На Огарева. На улице. Вы сели в кремовую «Волгу»…
— Что ж, глаз у тебя острый, как и подобает опытному вору, — недобро усмехнулся Медведь и с радостью заметил, как побледнело от внезапного узнавания лицо Калистратова, как покрылся липкой испариной большой выпуклый лоб.
— Гера… — еле слышно промямлил тот. — Ты жив…
— А что ж ты думал, Копейка, что меня твои… боевые товарищи… — Медведь с издевкой выделил эти слова, — в лагерную пыль сотрут? Видишь, не стерли. Хоть и мечтали твои хозяева нас, честных урок, выскрести всех до одного с лица земли, да не вышло. А вот гэпэушных да энкавэдэшных гнид немало следом за нами по этапу побрели да к стенке встали. Ты вот, смотрю, один из немногих выжил. Да хорошую биографию себе выслужил. Вон, даже в университет тебя зовут в президиуме позаседать! — И с этими словами Медведь швырнул в лицо Калистратову пахнущий типографской краской пригласительный билет. — Это кто, сынок твой? — Он кивнул в сторону двери, за которой скрылся отпрыск генерал-лейтенанта.
— Да, Женя, его, как и меня, зовут… — внезапно осипшим голосом выдавил Калистратов. — В милицейском училище. Курсант…
— Значит, по стопам папаши пойдет? Станет перенимать опыт? — ухмыльнулся Медведь. И вдруг его взгляд потяжелел, сделался страшным. В глубине потемневших зрачков полыхнули недобрые искры. — А мне вот некому свой опыт передать. Нету у меня сына. И жены нет.
— Так ведь ты, Медведь, вор в законе, какая у тебя жена… — попытался было отшутиться Калистратов и попятился в глубь коридора под тяжелым взглядом своего бывшего сокамерника.
— Пошли, потолкуем, Копейка! Где у тебя здесь своя конура? — И Медведь ткнул кулаком первую дверь налево, почему-то угадав, что именно там и должен находиться генеральский рабочий кабинет. Калистратов покорно пошел туда за ним. Медведь плотно затворил дверь, встал посреди кабинета и раскрыл портфель. Рука генерала дернулась было к объемистой табакерке на письменном столе, но под суровым взглядом гостя повисла в воздухе.
— Не сметь! — тихо выдохнул Медведь и запустил руку в портфель. — Одно движение, гад, и я тебя в упор расстреляю. А потолковать я с тобой хочу про Катерину мою и сына Макарку, которых по твоей милости жизни лишили, да про тайничок тот… И кстати, не скажешь ли, Копейка… дело-то уж давнишнее… как же ты меня вычислил на той хате-то?
— А Наина… ну, Нинель тебя сдала… — с кривой испуганной ухмылочкой ответил Калистратов. — Ты что ж, не допетрил, Гера, что она была нашей сексоткой? Тебе ж ее Рогожкин не случайно подложил в койку тогда в Измайлове… И квартирка та в Ленинграде, куда она тебя устроила, тоже была паленая.
— Ясно, — кивнул Медведь. Что ж, для него это не стало неожиданностью: то, что сисястая Нинель была энкавэдэшной стукачкой, он давно уже скумекал, еще в воркутинском лагере, куда попал прямиком из Ленинграда. — А что с моим тайником?
