Слатковский посмотрел на сидящего на полу рядом с креслом Багрова и сказал ему:
– Хорошо же, Борис, вы меня охраняете, коль допустили такое!
– Это ваша ошибка, надо было предупредить меня о том, что он гораздо опаснее, чем вы мне его описывали.
Полунин, выслушав их диалог, отметил:
– Судя по всему, вы меня все же ждали.
– Конечно, Володя, я ждал тебя, – повернувшись к Полунину, ответил Слатковский. – Когда я узнал, что ты появился в городе, я сразу понял, что ты примешь какое-то участие в этой развернутой против меня войне.
– О том, что я в городе, вы узнали от Риты? – нахмурившись, спросил Полунин.
Слатковский помедлил секунду-другую и ответил:
– Да, от Риты. Я не так давно сказал тебе, что ты, Володя, очень сентиментален. Возвратившись в город, ты не смог удержаться от этого шага. Тебе захотелось увидеть свою бывшую подружку. А она, в свою очередь, сразу сказала мне. И вот, когда вчера исчезли разом Капнов и Евневич, я сразу подумал, что это дело твоих рук. Где они сейчас?
– Под землей, – хитро усмехнувшись, ответил Владимир, указав при этом большим пальцем левой руки на пол.
По лицу Слатковского пробежала тень беспокойства.
– Да, люди меняются, – задумчиво произнес он. – Когда-то я и предположить не мог, что ты способен на хладнокровное, расчетливое убийство. Но я и в страшном сне не мог бы увидеть такого, что ты станешь банальным киллером у Лени Быка.
– О чем вы говорите? – с недоумением в голосе спросил Полунин. – При чем здесь Леня Бык?
Слатковкий бросил на Полунина быстрый взгляд, словно пытаясь определить, насколько он искренен.
– Брось придуряться! Ведь это Леня Бык помог тебе с Капновым и Евневичем.
Полунин отрицательно покачал головой.
– Леня Бык здесь ни при чем. У меня свои счеты к вам и своя война.
– Своя война… – с горькой усмешкой произнес Слатковский. – Свои счеты… За что? За что ты мне мстишь? За мои ошибки и просчеты десятилетней давности? Но ведь все уже прошло, все давным-давно позади. Чего тебе еще не хватает? Ты же выбрался, доказав всем, что ты человек стоящий. У тебя есть все! Деньги, авторитет, семья, в конце концов. Стоит ли все это ломать ради пустых воспоминаний? Ведь рано или поздно тебя все равно найдут. Не мои люди, так менты. Бык сам же и сдаст тебя.
– Я скоро умру, – коротко ответил Владимир. – Поэтому я ничем не рискую.
Услышав этот аргумент, Слатковский замолчал, он не нашелся что ответить. В этот момент впервые на его лице появился страх. Он понял, что Полунин не шутит и ему действительно нечего терять.
Он вдруг увидел перед собой смертельно раненного зверя, который ненавидит его.
Полунин поднял пистолет.
– Я только спасибо скажу вашим киллерам, когда они меня найдут, – сказал он при этом. – Они избавят меня от жестоких мучений.
– Во-ло-дя, – медленно произнес Слатковский. – Ты не сделаешь этого… Ты не должен делать этого…
Полунин прицелился в голову банкира.
Слатковский побледнел, и его большие голубые глаза сделались почти стеклянными. В них отразился ужас.
Выронив «дипломат» и сотовый телефон, он рухнул на колени перед Полуниным и, не отрывая взгляда от черного ствола пистолета, взмолился:
– Володя, я прошу тебя.
– Прощайте, Александр Григорьевич!
Указательный палец правой руки медленно надавил на спусковой крючок пистолета.
Слатковский сильно зажмурился, в этот момент комнату огласил негромкий металлический щелчок.
Открывший глаза Слатковский с удивлением посмотрел на Полунина. Тот усмехнулся и сказал:
– Я специально не загнал патрон в ствол пистолета… Но не волнуйтесь, больше я стрелять не буду. Я удовлетворен тем, что увидел. Ваша перекошенная от страха физиономия будет лучшим лекарством для меня на все оставшиеся мне дни. Спектакль на этом закончился; я ухожу.
Полунин равнодушно наблюдал, как Слатковский, обессиленный от нервного переживания, уперся рукой в пол, чтобы не упасть окончательно. Он тяжело дышал, его лоб покрылся испариной.
– Вы не правы, Александр Григорьевич, – продолжил Полунин. – На самом деле люди не меняются. Возможно, именно поэтому я вас не убил. Вы знаете, я лишь сегодня, сейчас понял, что моя месть вам, Евневичу, Капнову на самом деле ничего не дала. Вряд ли вы от этого станете лучше. Но я все же надеюсь, что страх, пережитый вами, а также мысли о неизбежности возмездия, которые наверняка приходили к вам в голову, когда вы стояли под дулом пистолета, словом, все это вместе заставит вас быть более аккуратными с людьми. Я на самом деле не смог бы выстрелить в отца женщины, которую когда-то любил. Прощайте, господин Слатковский!
Полунин поставил пистолет на предохранитель и убрал его за пояс джинсов. И молча вышел из комнаты.
Слатковский так и остался сидеть на полу, склонив голову.
Первым рывком поднял свое тело Багров. Он подошел к Слатковскому и с усмешкой на устах сказал:
– А вы в рубашке родились, Александр Григорьевич! Вам сильно повезло в том, что он вас не убил. Уверяю вас, что другие ваши соперники столь великодушными не будут.
Слатковский поднял на него глаза и тихо, но с ожесточением произнес:
– Заткнись! Лучше помоги мне подняться.
– К сожалению, не имею возможности это сделать. Помогите мне сами – у меня в правом кармане находится ключ от наручников, возможно, он подойдет к тем, которые надеты на мои руки.
Слатковский потянул руку к карману пиджака Багрова, но в этот момент зазвонил сотовый телефон, лежащий на полу. Слатковский взял аппарат и хриплым голосом с трудом выговорил:
– Слушаю вас!
Сообщение было очень коротким. Слатковский, выслушав, сразу отключил связь и, обращаясь к Багрову, сказал:
– Все нормально, нам пора ехать…
* * *
Полунин спустился по лестнице на первый этаж, на входе столкнувшись с вышедшим из кухни охранником Олегом, которого он «отключил» самым первым.
В руках у того был нож. Полунин выхватил пистолет и спокойным голосом произнес:
– Уйди с дороги.
Охранник благоразумно выполнил команду и скрылся в кухне.
Полунин вышел из дома и, пройдя по дорожке, где стоял «Мерседес», направился к воротам.
Очутившись на улице, Владимир спрятал пистолет за пазуху и, подняв воротник своей куртки, чтобы хоть как-то укрыться от холодного ветра, направился в сторону центра деревни Листовка, где останавливался рейсовый автобус, на котором он собирался добраться до города.
По улице шли редкие прохожие, иногда проезжали дорогие иномарки, в которых некоторые из владельцев двух десятков особняков, выстроенных на окраине деревни, отправлялись в город на работу.
Полунин не обращал внимания ни на людей, ни на машины. Он не заметил даже, что впервые за сегодняшний день осеннее солнце выглянуло из-за туч, едва лаская теплыми лучами лица людей.
Полунин чувствовал себя очень усталым и опустошенным. Страшно болел живот. Уже сев в автобус, он проглотил несколько таблеток, чтобы унять боль.
Он не чувствовал ни удовлетворения, ни радости от совершенного им. При этом у Полунина возникло какое-то странное чувство, что в жизни у него уже ничего не осталось.
Автобус медленно полз по проселочной дороге, стелющейся между лесом и обширным полем, с которого только что убрали кукурузу.
По дороге автобус обгоняли скоростные иномарки, преимущественно джипы. Полунин стал потихонечку дремать, то и дело просыпаясь от тряски на дорожных выбоинах.
Неожиданно его взгляд выхватил на дороге черный «Мерседес», который обгоняет автобус. Полунин мгновенно проснулся, тревожно глядя вслед удаляющейся машине.
Когда же «Мерседес» скрылся за ближайшим поворотом, Владимир снова закрыл глаза и заснул.
Однако и на сей раз его сон длился не больше минуты.
Грохот страшного взрыва, раздавшийся где-то недалеко, разбудил его вновь.
Автобус ехал еще какое-то время и остановился, едва повернув за поворот. Перед взорами пассажиров автобуса предстала картина горящего на обочине дороги черного «Мерседеса».
Картина была ужасна и неестественна одновременно. На фоне типичного сельского пейзажа – покрытого желтой травой пригорка, убегающего от дороги к стене леса, раскрашенного осенними яркими красками, – горящий, покореженный от взрыва автомобиль выглядел какой-то аномалией, привнесенной в тихую, спокойную деревенскую жизнь из жестокого и сумасшедшего города.
Пассажиры автобуса высыпали на дорогу, подошли поближе к пылающей иномарке. Вместе со всеми выбежал и Полунин. Он рванулся к «Мерседесу» одним из первых, но подойти к машине близко было невозможно. Языки пламени с силой вырывались из салона иномарки в разные стороны, обволакивая пространство возле себя дымом и смрадом горелого мяса.
Никаких сомнений у Владимира не было – это был «Мерседес» Слатковского, который он видел во дворе особняка, и в машине догорали останки человека, которого Полунин ненавидел, может быть, больше других и которого еще полчаса назад готов был убить.
