– А он не передал? – напрямую спросил Апраксин, и уже по тону вопроса Владимир Алексеевич понял, что он не зря поскромничал со своими откровениями.
– Мне не передавал. Надеюсь, что и жене тоже. И вообще я не думаю, что священник использовал брата в качестве сейфа. Они слишком поверхностно знакомы.
– Время знакомства в этом случае не является определяющим. Если они были близки по духу, то…
– А кто знает, что у человека в душе? – возразил Кирпичников. – Беседы о восприятии существующего в государстве порядка не могут быть определяющими моментами. Определяющими могут быть только действия. А в действиях мой брат был пассивным человеком. У него только одна страсть – рыбалка. Потому он в этой деревне и поселился.
– Понятно, – Виктор Евгеньевич вздохнул, словно груз с плеч сбросил. – И что от меня требуется? Хочешь, чтобы я к тебе домой съездил?
– Если можно, товарищ генерал, пошлите кого-нибудь. Нехорошо у меня на душе. А беспокойство за тылы в службе не помогает.
Кирпичников слегка спекулировал, выдавая такую формулировку, но, в принципе, он сказал правду, и полностью отнести его высказывание к стремлению пожаловаться было трудно.
– Хорошо, – согласился генерал. – Я что-нибудь придумаю. Будет ясность, позвоню.
И свернул разговор. Владимир Алексеевич в задумчивости убрал в карман трубку.
– У тебя какие-то проблемы? – спросил, подходя ближе, Денисенко.
Кирпичников привычным движением проверил «подснежник». Нет, радиостанцию он выключил, и разговор не разносился по эфиру. Просто Анатолий стоял неподалеку и слышал, о чем говорил командир.
– Есть некоторые, – со вздохом согласился Владимир Алексеевич.
– Поддержка нужна?
Владимир Алексеевич натянуто улыбнулся, не желая втравливать в свои дела сослуживцев, потому что все могло оказаться слишком серьезным, чтобы вовлекать в них посторонних. Нет, конечно, ни один из бывших товарищей по спецназу ГРУ и настоящих товарищей по службе в Департаменте помочь при случае не откажется, и помощь эта будет эффективной. Но она непременно доставит самим помощникам изрядные неприятности. Поэтому Владимир Алексеевич предпочел со своими проблемами разбираться сам.
– Спасибо. Если будет нужно, попрошу. Тебя первого и попрошу. С твоим умением организовывать некоторые вопросы ты можешь оказать неоценимую помощь.
Сказано это было вполне серьезно, без всякой иронии.
– Даже так дело обстоит? – Анатолий здраво оценивал свои боевые навыки и потому понимал, что привлечение его в качестве специалиста может потребоваться только в исключительных обстоятельствах. – Разборки с крутыми парнями? Кавказские дела?
– Разборки с ФСБ. По политическим мотивам.
– А… Я думал, что-то серьезное… С нынешней ФСБ разобраться несложно. Это далеко не КГБ, этих можно быстро на место поставить. Только попроси, мы все вместе подключимся.
– Мне бы твою легкость в суждениях, Толя… Я бы всю оставшуюся жизнь был счастлив. Но на слове тебя ловлю, будь готов.
Это было сказано только для того, чтобы Денисенко не обижался и понимал, как ценит его Владимир Алексеевич. В действительности, что бы ни произошло, Кирпичников предпочитал действовать в одиночестве. Так спокойнее. Не будешь думать, кто и что может ляпнуть не к месту.
– А вообще я тебе, аделантадо, вот что скажу. Неприятности наши тоже направлены нам на пользу. Только понять это следует вовремя.
– Не разумею, каким образом, – вздохнул Кирпичников. – Я знаю, конечно, что Бог не посылает человеку такие испытания, которые он не в состоянии выдержать, но лучше бы без них обойтись. А пользу извлекать из другого.
– Послушай старую притчу…
– Ну, выкладывай. Притчи я люблю.
– Жил-был в деревне старик. Деревня умирает, жителей почти не осталось, и старик смерти ждет. Устал с неприятностями бороться, а они не отступают, к старым новые добавляются. Вот и пожар случился. Сгорел у старика дом почти со всем хозяйством, со всей скотиной. Одна баня осталась, колодец и старый козел. Повздыхал старик и стал в бане жить. Новый дом ему уже не по силам было поставить. А потом старый козел в колодец упал – и орет там благим матом, помощи просит. Как уж старик с соседом ни старались, а вытащить козла не удалось. Что делать? Сосед и советует: что толку от этого козла, если козы все равно нет, в пожаре сгорела. От козы хоть молоко было, а от козла ничего. Только кормить его надо, сено косить… И колодец уже старый, воды в нем почти нет… Один раз огород польешь и неделю ждешь, когда вода наберется. Козла не вытащить. Так уж лучше вырыть рядом новый колодец, а землю из нового засыпать в старый. И козла там похоронить. Повздыхал старик. Жалко козла. Но делать нечего. Стали рыть новый колодец, а землю козлу на рога ссыпа ть. Козел в колодце пуще прежнего орет. Давно пора уже ему под землей упокоиться – столько земли насыпали, – а тот все орет. Глянул старик, когда в очередной раз землю сбрасывал, как там его старый друг поживает. А козел землю с головы стряхивает и утаптывает копытами. И кричит, просит, чтобы земли побольше сыпали. Понял старик. С усердием за работу взялся. Так старый колодец и засыпали; козел землю утоптал и выпрыгнул наружу. И рад, к старику головой прижимается. Так и спаслась животинка. А старик понял, что неприятности с головы следует сбрасывать и утаптывать, тогда выше поднимешься. В новый колодец сразу же сруб поставил, а потом силы почувствовал, и начал для дома сруб делать. Так, говорят, и до сих пор живет в новом доме. Не знаю вот, жив ли козел, а старик, сказывают, помирать не собирается.
Владимир Алексеевич кивнул согласно и пожал Денисенко руку. Притча была рассказана к месту, хотя и мало утешала…
* * *
Присланный полковником Санчесом вертолет использовался с полной загрузкой и по распоряжению подполковника Кирпичникова совершал рейс за рейсом.
Пленных оставили сидеть в центре лагеря, приставив к ним часовых. Враги не докучали. Лагерь находился на возвышенном месте и постоянно продувался ветерком. Это в какой-то мере спасало людей, не имевших возможности отмахиваться от комаров и москитов. В сельве было тяжелее. Тем не менее, жалобы со стороны пленных все же слышались. Но часовые английский язык не знали, а если и знали, то делали вид, что подзабыли, и внимания на жалобы никто не обращал. Развязывать пленникам руки приказа не поступало. Прилетели туда, куда их никто не звал, – пусть терпят и комаров, и москитов, и даже пренебрежительное отношение к ним людей. Они знали, на что шли, и сами, окажись на месте победителей, тоже не стали бы разводить церемонии и угощать пахучим чаем… Впрочем, здесь пили не чай, а кофе, причем колумбийский, слабый, слегка остывший, с большими дозами сахара. Местная традиция. Воду кипятили на углях, и дым добавлял к вкусу напитка свой колорит. Впрочем, пленникам и кофе не полагался. Обойдутся водой, которой поили время от времени всех по очереди, а не тогда, когда кого-то начинала мучить жажда.
Первым рейсом привезли груз. Но выгружали его из вертолета не пленники, а венесуэльские коммандос. Пленникам не доверили, хотя и уложили груз рядом с местом, где те сидели. Но часовые внимательно следили, чтобы ни один из захваченных к грузу не приближался. Там было слишком много острых углов и кусков рваного металла, которым можно было бы перерезать стягивавшие руки лианы. Об этом Кирпичников предупредил часовых особо, и дал категоричный приказ: если кто-то сумеет освободить руки, с ним не церемониться, а стрелять сразу на поражение. Один из пленников, знавший испанский, перевел для всех фразу на английский. Сам Кирпичников доводить свой приказ до сведения пленников не собирался. Понимал, что перевод произведет большее впечатление, чем предупреждение. Это лишало всех иллюзий и говорило о том, что пленниками не дорожат и проявлять к ним милость не намереваются.
Вертолет тем временем совершил еще три рейса и вывез тела убитых. Их сложили здесь же, рядом. И даже не сложили, в просто побросали, не стремясь выровнять ряды. Эта небрежность тоже была умышленной и создавала у пленников соответствующее настроение. Шла настойчивая, хотя и незаметная психологическая обработка. Она должна была сыграть свою роль позже, когда начнутся допросы в министерстве безопасности. Кирпичников заранее попросил, чтобы всех пленников поместили, по возможности, в самых не пригодных для жизни камерах. Хотя бы на первое время. Американцы слишком любят комфорт и удобства, их отсутствие ломает характер сильнее, чем применение физических мер воздействия. Полковник Санчес обещал проявить «заботу».
Вскоре прилетел другой вертолет, уже большегрузный, с солдатами службы безопасности Венесуэлы. Он забрал только груз и пленников. Тела решили пока не вывозить. Допросы планировалось начать сразу после доставки американских спецназовцев. Перечень необходимых вопросов Владимир Алексеевич продиктовал капитану Альваресу, тот записал их на отдельном листе и передал его в запечатанном конверте пилоту.
