– Почему? – крикнул он.
– По кочану, – прозвучал ответ, и Порубов с Комбатом поволокли ящик, крашенный суриком, из подвала в бокс.
Они загрузили его в «джип», захлопнули заднюю дверцу. Переглянулись, обменялись улыбками. Но когда вновь спустились в подвал, их лица были мрачны, как московское небо дождливым октябрьским вечером.
– Вы чего? Что? – Толстошеев испугался, что его оставят привязанным в подвале.
Место это было гиблое – кричи, не кричи. Его Матвей выбрал правильно, сюда не заглядывали по неделям. Да и сам он распорядился, чтобы в бокс без нужды не совались. Теперь же он испугался другого и не рад был, что Рублев с Порубовым вернулись. Ему показалось, что его хотят убить, но деньги в пакете сбивали с толку.
– Кинуть нас решил? –Комбат развязал буксировочный трос и вытащил Матвея в центр подвала, прямо под лампу в жестяном абажуре. Он рванул Матвею на груди рубашку, полетели пуговицы, и Комбат затолкал туда девять пачек.
Еще одну ладонью растер владельцу автосервиса по лицу. Банковская упаковка лопнула, и бумажки посыпались на пол.
– Думал, мы лохи последние? – вытирая о стодолларовые банкноты ноги, проговорил Комбат.
Толстошеев ощущал, как от страха немеют пальцы. Он уже не мог понять, держит он гранату или выронил ее.
– Что, не хватает? Я же считал, вы смотрели…
– Он что, в самом деле, не понимает? – поинтересовался Комбат. – Тогда его просветить надо, – и он занес руку для удара.
– Погоди-ка, Батяня, – сказал Порубов, заглядывая в глаза Матвею. – Ты что, мужик, в самом деле, не понимаешь, за что?
Рублев с Порубовым переглянулись.
– Может, и его с деньгами подставили? – неуверенно спросил Мишаня.
– Какого черта подставили, нас надуть хотел! А с виду-то денежки как настоящие.
– Это не мои деньги… – В глазах Матвея появилась надежда на спасение.
– Это не мои деньги, я только расплатился с вами. Мне их самому подсунули! – Толстошеев говорил это и пока еще не верил, что доллары фальшивые, ему не хотелось думать о том, что и его кинули.
Порубов тронул за плечо Комбата:
– Погоди его бить, кажется, наш урод на самом деле правду говорит.
– Быть того не может, морда у него лживая.
– Нам-то от этого не легче.
Толстошееву удалось несколько раз вдохнуть полной грудью, в глазах посветлело, пальцы уже приобрели гибкость.
– Мужики, гранату заберите.
Комбат усмехнулся:
– Что, страшно?
Колени у Толстошеева дрожали, Рублев это заметил.
– Слушай, Мишаня, давай гранату засунем ему в штаны и пусть его в клочья разнесет? Другим наука будет, как нас кидать.
– Мужики, не надо! – с мольбой в голосе произнес Толстошеев. – Я сам погорел.
– Это ты расскажешь тому, кто тебя кинул, если жив останешься. Ну, что, Мишаня, оставим его пожить или кончим?
– Пусть живет.
– Не привык я чужую работу делать, – пробурчал Комбат. – Насчет того жить ему или сдохнуть, пусть Бог решает, – и Рублев достал из кармана коробок спичек, вытащил две, на одной обломил головку. Зажал их в пальцах. – Тяни!
Толстошеев дернулся. Рука без гранаты все еще была привязана к трубе, а другая занята.
– Тяни зубами. Только помни, сейчас твоя судьба решается.
Совсем сбитый с толку, насмерть перепуганный Толстошеев потянулся губами к спичкам. Сперва подцепил сразу две и попытался их вытащить.
– Так не пойдет, – сказал Рублев, – одну тяни. Толстошеев вытащил короткую и свел глаза к переносице, чтобы увидеть, какую именно. Выплюнул.
Короткая. И только тут сообразил, что перед жребием не договорились, какая из спичек означает жизнь, а какая смерть.
– Кто фальшивые бабки дал? – чувствуя, что Толстошеев созрел для откровений, поинтересовался Комбат.
– Привезли… в этом же мешке.
– Понятно, что они не с неба к тебе упали и не сами на кривых ножках притопали.
– Кто прислал?
– Вы его не знаете.
– Не знаем, но ты нам скажешь.
– Нельзя, мне голову открутят!
– Мы тебе ее открутим раньше! А если скажешь, то у тебя появится шанс уцелеть. Короткая спичка, кстати, жизнь означает, – напомнил Комбат, прикуривая от второй спички. Он не стал ее гасить, держал вертикально. Огонь медленно полз по деревянной палочке.
– Ты в армии служил?
– Не пришлось, – словно об упущенной счастливой возможности сказал Толстошеев.
– Спичка, если ее так держать, горит ровно сорок пять секунд. Но в связи с тем, что ты ее обслюнявил, она погорит на пару секунд больше. За это время ты должен решиться, скажешь нам имя человека, который дал фальшивые деньги или нет.
Не отрываясь, Толстошеев смотрел на трепетный огонек, подбирающийся к сильным пальцам Комбата.
– Скажу, – резко выдохнул он, и огонек погас. – Сундуков его фамилия.
– Адрес?
– Не знаю. Я только могу его офис показать.
– Офис нам не нужен. Ты же с ним как-то связывался до этого? Звонил или посыльный от тебя к нему ходил? Твои проблемы, мужик, как его отыскать, но чтоб сегодня ты у него баксы взял. Если же хороших денег у него нет, то и с ним, и с тобой разговор короткий получится. Достанет хорошие деньги, мы подумаем, как убытки возместить. Мишаня, сколько сверху выставить?
– Сто косарей, – тут же среагировал Пору-бов.
Наконец, Толстошеева освободили. Комбат забрал гранату и вставил чеку.
– Мужики, с чего вы взяли, что деньги плохие? – рассматривая купюры, бормотал Матвей.
– Разве с хорошими деньгами я так поступил бы? – ступая по купюрам, говорил Комбат. – Я одному корешу косарь был должен, из твоих отдал, прямо к самолету привез, а во Франкфурте его повинтили в аэропорту, когда в «сдачку» пошел. Мне его баба позвонила, и претензии выставила. Он-то не раскололся, кто ему деньги дал, а она знала. Ты меня в неудобную ситуацию поставил, ты это осознаешь, а, Толстошеев?
Комбат следил, как хозяин автосервиса собирает деньги и разглядывает каждую бумажку.
– Понял… понял, мужики.
В это время один из автослесарей зашел в кабинет. Увидел сломанную дверь в туалет, заглянул: в унитазе торчал хозяйский ботинок. Слесарь выбежал на площадку и закричал:
– Толстошеева не видели?
– В бокс пошел, – крикнул сварщик, опуская на лицо щиток, – с двумя мужиками.
И вот уже в железную дверь подвала стучали:
– Матвей Иосифович! Матвей Иосифович! – неслось из-за двери.
Комбат посмотрел на Толстошеева:
– Чего молчишь? Скажи, чтобы своим делом занимались и не лезли сюда, пока целы.
– Ребята, все в порядке, – на удивление бодро крикнул Матвей.
– Вы уверены, Матвей Иосифович?
– Уверен. Пошли вон!
Рабочие переглянулись и ушли.
– Теперь условия будем диктовать мы. Не хотели по-хорошему, будем работать по-плохому. Мы от тебя ни на шаг не отойдем, пока бабки не получим.
Изделие пока останется у нас. Если ты, Толстошеев, дернешься, мы весь твой автосервис уроем, а тебя из-под земли достанем. И бить будем долго. Если понадобится, то я лично тебе переливание крови сделаю, чтобы ты на пару дней больше пожил.
– Понял, мужики! Порядок, я все понял!
Толстошеев был мужиком тертым, и ему приходилось не один раз попадать во всякие разборки. Но подобного он не мог ожидать. Сундуков, во-первых, никогда его не подводил, а во-вторых, так круто на него еще не наезжали.
«Наверное, у них – „Иглы“ единственный товар. Они на него сделали ставку поэтому и наезжают, как бешеные псы, горло готовы перегрызть. Главное, от них отделаться как можно скорее. На все надо соглашаться», – решил Толстошеев.
– А теперь иди и улыбайся, будто ни хрена не случилось. И не вздумай убегать.
– Еще один совет, – вставил Порубов, – если на помощь позовешь, твои работяги против нас ни хрена сделать не сумеют.
– Я это уже сообразил, – вздохнул Матвей.
– Пакет при себе держи, он нам не нужен. Толстошеев выбрался из подвала – в одном ботинке. Они вышли из бокса через калитку в воротах и двинулись к вагончику. Слесарь, поднявший переполох, недоуменно посматривал на хозяина. Он понимал, произошло что-то неладное, но Матвей Иосифович пока никаких знаков не делал. Слесарь понимал, что против двух мощных мужиков с голыми руками не выйдешь. Компания скрылась в вагончике.
– Ты обулся бы, Матвей, – сказал Комбат, – холодно босому ходить.
Только я твой ботинок из унитаза вытаскивать не стану. Ты туда гадишь, тебе и лазить.
У Толстошеева нашлась запасная пара обуви.
– Деньги в сейф не прячь, с собой повезешь.
– Я еще не знаю, согласится ли он на встречу.
– Это снова твои проблемы, мужик, – подытожил Комбат, – не затем я изделие в Москву пер, чтобы ты со мной фальшивыми баксами рассчитывался.
Дрожащей рукой Матвей поднял телефонную трубку и посмотрел в глаза Комбату.
– Отвернитесь, я при вас номер не наберу. Комбат согласно кивнул, но этот кивок предназначался в первую очередь Мишане. Подобные финты Рублев раскусывал быстро: отвернешься, а Матвей из выдвижного ящика пистолет выхватит.
