Мои сыновья! – подумал Тигарден. – Боже, мои сыновья!
Но уже оцепеневший, умирая, в последнюю секунду он нажал пальцем на спусковой крючок своей винтовки МР-5, и грохнула очередь из четырех пуль. Пули бесцельно взрыхлили землю, и моментально несколько человек набросились на Тигардена, избивая его прикладами.
Работа была довольно сложной.
Правда, с оружием все ясно: винтовка «фабрик насьональ ФАЛ» НАТОвского калибра 7,62 мм, серийный номер 1488803-213; «узи» калибра 9 мм, изготовленный тоже фирмой «Фабрик насьональ» по лицензии Израиля, серийный номер 1094587338771; профессионально изготовленный, но невозможно было определить где, глушитель, удлинявший ствол на добрые семь дюймов; британский пистолет-пулемет «стерлинг B2АЗ» калибра тоже 9 мм, серийный номер 129848-555 и чешский пистолет ЧЗ-75 со стертым серийным номером.
Эти сведения передали в Вашингтон, но было и так ясно, что это оружие с огромных складов, разбросанных по всему миру и принадлежащих не какой-то стране, а компании международных торговцев оружием. Все оно могло быть куплено путем заказа через «Шотган Ньюс».
С одеждой и личными вещами тоже все было ясно, хотя Акли испытывал некоторое отвращение, осматривая их. Что касается личных вещей, то их вообще не было. Каждый из троих убитых отправился на этот бой без фотографий любимых, без Библий, даже без бумажников, без каких-либо заветных амулетов. Такое впечатление, что у этих людей вообще не было никакой личной жизни. Одежда была чисто выстиранной, но по ней ничего нельзя было определить: тяжелые черные ботинки неизвестного производства, наверняка купленные в каком-нибудь магазине, где торговали излишками военного обмундирования. Черные камуфляжные брюки с большими карманами на бедрах, голубые рубашки, скорее всего, морские, черные свитеры и кепки. Были у них и перчатки, и меховые куртки. Возможно, со временем и удалось бы что-то выудить из одежды, подвергнув материал сложному микроскопическому анализу в лабораториях ФБР в Вашингтоне, но это заняло бы недели, а конец света мог наступить уже через несколько часов. Так что в данный момент одежда была бесполезной.
Оставалось самое сложное – осмотр тел.
Три обнаженных трупа лежали на брезенте посередине пожарной части Беркиттсвилла. Конечно, рано или поздно приедет доктор, который выполнит эту работу более профессионально, чем бедняга Акли – убийца женщины – с синяками на животе от ударов пуль в бронежилет. Но доктора пока не было, а никто не желал заниматься этой работой, поэтому Акли и оказался один на один с тремя трупами.
Смотри на них, заставил он себя.
Хуже всех выглядел тот большой парень, что погиб наверху. Он сунул пистолет в рот и застрелился. Пуля разворотила затылок, сделав голову похожей на дыню, разрубленную пополам топором. Но еще удивительнее выглядело его правое плечо – словно его разворотило электропилой. Такую страшную рану нанесла одна из пуль, выпущенных Дельтой-3. Боже, как же он двигался с такой болью? Ведь Акли видел, что он карабкался по ступенькам, отстреливаясь. С такой-то болью?
Прямо-таки супермен какой-то. Даже сейчас труп улыбался Акли белозубой улыбкой.
Что в ней? Его превосходство?
Ладно, хорошо, подумал Акли, будем считать, что ты был лучше меня.
У двух других ран было больше, но выглядели они лучше. Просто мертвые люди с засохшими красными пятнами крови, разбросанными по всему телу. У одного три таких пятна на груди, у другого – одиннадцать в самых разных частях тела.
Прекрасные пулевые отверстия, подумал Акли. Ему вспомнилась картинка из учебника истории, где гордые горожане окружили какого-то бандита, усы у него обвисли, а с десяток пулевых отверстий сверкали на солнце, словно пуговицы.
Думай, Акли, приказал он себе.
Ладно, все трое стройные и сильные мужчины, плоские животы, жилистые мускулы хорошо подготовленных профессиональных военных из элитных подразделений. Волосы у всех коротко подстрижены, один порезался, бреясь сегодня. Похоже, им около тридцати. У всех троих шрамы на предплечьях, а у одного еще на запястьях и груди. Татуировки? Да, татуировки, удаленные хирургическим путем!
И, черт побери, все они были загорелыми. Смуглые лица, руки, глубокий загар, как у рыбаков, как у людей, проводящих всю жизнь на солнце.
Акли вернулся к первому трупу и осмотрел его более внимательно. На груди пересекались два шрама со следами стежков.
Ага, что такое раны, ты уже знаешь, подумал Акли. У тебя была очень опасная жизнь, мой друг. Могу поспорить, ты рассказал бы мне кое-что, если бы остался жив.
Он осмотрел и другие трупы на предмет старых ран. У одного все было чисто, но у другого Акли обнаружил шрам возле правой ключицы. Тоже пулевое ранение.
Да, безусловно серьезные ребята. Очередная Дельта.
Акли хотелось бы знать, что делать дальше. Он снова вернулся к первому трупу. Да что я, судебный патологоанатом, что ли? Я ведь просто смотрю на этих мертвых парней. Акли вспомнил, как этот человек стоял над ним, а под ним билась маленькая девочка. Ради Бога, отпустите ребенка, взмолился тогда Акли, а парень просто посмотрел на него.
Ты ведь мог убить меня.
Но вместо этого ты ушел и вышиб себе мозги.
Акли опустился на колени. Было в яркой улыбке мертвого что-то загадочное.
Головорез с зубами кинозвезды вышибает себе мозги в задней комнате старого дома в Беркиттсвилле, штат Мэриленд.
Акли непроизвольно вытянул палец. Что-то неестественное чудилось ему в улыбке мертвого, уж больно белыми были его зубы. Акли сунул палец в сухой рот мертвеца, ощутил холодные губы, омертвевший язык, сунул палец дальше, ощупывая полость рта, и…
Да, зубы были вставные.
Акли держал в руке фарфоровый протез.
Он быстро проверил остальных. У всех троих почти новые, полностью вставные зубы.
Уидерспун внезапно забормотал:
– Эй, ты слышал? Похоже на стрельбу. Тебе не кажется…
Но тут рука Уоллса зажала ему рот и придавила к земле с такой силой, которую нельзя было ожидать от этого щуплого немолодого человека.
Он прошептал:
– Спокойно, парень, спокойно. Ты понял меня, да?
Уидерспун кивнул, и сжимавшая рот рука опустилась вниз.
– Черт…
– Тс-с, это старина Чарли. Да, он здесь. Чарли вышел на охоту, теперь его не удержишь. Он вышел поохотиться.
Уидерспун посмотрел на Уоллса, чувствуя, что глаза вылезают из орбит и сердце колотится, как паровой молот.
– Эй…
– Что эй?
– Слушайся старину Уоллса. Уоллс знает Чарли, он давно знаком с ними.
Уоллс, казалось, растворялся прямо на глазах, трансформируясь в какое-то иное существо: он подался назад, и темная его кожа слилась с темнотой тоннеля.
Одновременно с этим Уоллс снял с плеча обрез 12-го калибра и содрал обматывавшую ствол черную ленту. С негромким клацаньем старая тоннельная крыса дослала патрон в патронник.
– Вот что, слушай, – прошептал Уоллс, – пора собираться. Надевай на себя все дерьмо и бери свое барахло. Сейчас здесь будет жарко. Чарли охотятся на нас, значит, мы должны охотиться на них. Это единственный способ выжить.
Уидерспун натянул куртку, поднял оружие, зарядил его и поставил на предохранитель. Он надел прибор ночного видения, снял колпачки с окуляров и включил батарею, висевшую на поясе. Пока он настраивал прибор, тоннель в окулярах засветился голубоватым светом, в который преобразовывались инфракрасные лучи, падавшие от лампы, укрепленной над очками. У него было такое ощущение, словно он находится под водой. Все вокруг зеленое и расплывчатое.
Уидерспун повернулся к Уоллсу, лицо последнего показалось ему объятым пламенем, оно полыхало красными и желтыми всполохами, как при специальных эффектах во время съемок кинофильмов. Уидерспун чуть было не рассмеялся от абсурдности и комедийности всего происходящего, но дело-то было в том, что чуткий прибор улавливал повышение температуры тела Уоллса, вызванное его возбуждением, и превращал его в подобие какого-то монстра.
– Ладно, – спокойно произнес Уоллс, – теперь слушай, что надо делать. Мы должны двигаться вперед и первыми как можно быстрее обнаружить их. Нападаем, отходим назад. Снова нападаем и снова отходим. В тоннеле с единственным выходом у нас есть только один шанс, парень. Надо все время нападать, обязательно следует перебить их всех до того, как они выберутся из тоннеля, иначе мы окажемся в западне. Парень, я бывал в тоннелях, но в отличие от этого у них было по два выхода, а у этого гребаного тоннеля только один. Эти белые суки, от них всегда одни неприятности.
– Хорошо, согласен.
В психоделической картине, которую видел перед собой Уидерспун, что-то блеcнуло. Это были зубы Уоллса.
Уоллс улыбался.
– Не унывай, парень, – ободрил Уидерспуна Уоллс.
Фуонг, находившаяся в тоннеле Элис, тоже услышала выстрелы.
«Мама, – прозвучал в голове голос дочери, – мама, американцы идут за нами».
