Высокий долговязый мужчина со светлыми глазами, выйдя из автомобиля, сплюнул на землю табачную жвачку и приблизился к Сэму.
— Что случилось, мистер Сэм?
— Ты кто такой, черт побери? — спросил старик, читая фамилию на бляхе, прикрепленной к карману на рубашке полицейского. «ПЕК».
— Дуэйн Пек, мистер Сэм. Вы меня знаете так же хорошо, как собственное имя.
— Впервые слышу, будь оно все проклято. Что тебе надо, черт побери?
— Мистер Сэм, вы проехали на красный свет, едва не столкнувшись с двумя машинами, и людей чуть не подавили. На скорости, пожалуй, миль шестьдесят.
— Я спешу, черт побери. Чего ты от меня хочешь?
— Сэр, я просто обеспокоен тем, что вы подвергаете опасности и себя, и других.
— Штраф заплатить?
— Нет, сэр. В этом нет необходимости. Вы только скажите, куда направляетесь, и я с удовольствием провожу вас. Буду ехать следом и смотреть, чтобы вы не превышали скорость. Вот и все. Или лучше давайте я вас сам отвезу.
— Еще чего удумал. Убирайся с моей дороги, Пек, или я вызову шерифа, и ты до конца дней своих будешь работать в ночную смену. Ты знаешь, с кем говоришь?
— Вас все знают, мистер Сэм. Сэр, я вас больше не задерживаю, но предупреждаю, я поеду следом, чтобы не было неприятностей, хорошо? Следите, пожалуйста, за светофорами. Ясно?
Сэм грязно выругался себе под нос, но Пек уже направлялся к своему автомобилю. Наглая скотина! Сэм прекрасно помнил те времена, когда полицейские почитали его, как короля.
Пек наконец отъехал, и Сэм тоже тронулся. Теперь он постоянно следил за спидометром и за всеми дорожными знаками. Ему никто больше не сигналил, зато он раз был вынужден вспугнуть клаксоном какую-то женщину, черт бы ее побрал, неторопливо переходившую дорогу с ребенком. Что она о себе возомнила? Думает, ей можно ходить, где она хочет и сколько хочет?
Сэм свернул в Нег... Западный Блу-Ай и заколесил по пыльным улицам. Эти люди до сих пор живут, как банту. Почему они никогда не убирают мусор? Желают, чтобы их считали полноправными гражданами, значит, надо хотя бы окна мыть. Нет, такому беспорядку нет оправдания.
Гнев Сэма был пропитан горечью. Жалкие люди. Ну кому о них заботиться? Кто наставит их на праведный путь? Почему они всегда нарушают закон, дурно ведут себя? Неужели не понимают, что так нельзя? Сэм покачал головой.
Он миновал церковь и разрушенный особняк — бывшее «Похоронное бюро Фуллера», от которого осталась лишь одна оболочка, и вскоре остановился у дома, в который направлялся. Он был все такой же аккуратный и опрятный, с решетками, увитыми цветами.
Два негритенка подскочили к гостю и уставились на него своими огромными глазами.
— Ну, пошли, дуйте отсюда! — отмахнулся от них Сэм и, поднявшись по деревянным ступенькам на крыльцо, забарабанил в дверь.
На стук вышла женщина лет сорока пяти. Она вопросительно смотрела на старика.
— Это вы написали? — спросил Сэм.
Женщина взяла письмо из рук старика.
— Сэр, мне было пять лет, когда было написано это письмо. Оно от миссис Паркер.
— Я хочу поговорить с ней.
— Сэр, она здесь не живет. Вы кто?
— Вы меня не знаете? Меня все знают. Я — Сэм Винсент, окружной прокурор.
— Нет, сэр, я вас не знаю.
— Вы, наверно, недавно поселились в нашем городе.
— Я живу здесь уже пять лет.
— Проклятье! Не могу поверить, что вы меня не знаете.
Женщина покачала головой. В ее глазах появилось выражение, значение которого Сэм хорошо понимал. Она наверняка сейчас думает: «Ох уж эти белые, такие сякие...» Ну и черт с ней.
— Где она?
— Кто?
— Миссис Паркер.
— Сэр, неужели вы и впрямь полагаете, что каждый негр обязательно знает, где находится любой другой негр?
— Этого я не могу сказать. Никогда об этом не задумывался. Я хочу помочь ей. Потому и приехал сюда. Она написала мне письмо. Неужели вы не понимаете?
— Так вы же представитель закона?
— Да, в некотором роде. Но я пришел сюда не арест производить. Это касается ее дочери. Она...
— Ах, да, — промолвила женщина. — Да, я знаю. Этого мы никогда не забудем. Подождите.
Женщина исчезла за дверью и вышла через пять минут.
— Она живет у дочери. За городом. В поселке Лонгэкр-Медоуз.
Сэму никогда бы и в голову не пришло, что негры могут покупать дома в таком красивом поселке, как Лонгэкр-Медоуз, находившемся к востоку от Блу-Ай, там, где раньше жила Конни Лонгэкр.
— У вас есть ее адрес? Женщина продиктовала адрес.
— Прошу прощения за то, что шумел здесь, — извинился Сэм. — Я не хотел вас обидеть.
— Ну что вы, мистер Сэм, — проговорила женщина. — Меня здесь тогда не было, но Шейла — («Теперь еще какая-то Шейла, черт бы ее побрал») — рассказывала, как вы наказали Джеда Поузи, белого человека, за то что он до смерти избил бедного мистера Фуллера. Прежде ни один белый не наказывал белого за то, что тот причинил зло негру.
Да, тот судебный процесс стоил Сэму победы на выборах и работы, которую он любил больше всего на свете.
— А, вы про то дело, — сказал Сэм. — По нему электрический стул плакал. Я пытался добиться смертного приговора, но в шестьдесят втором году власти Арканзаса отказывались казнить белого за убийство негра. Он до сих пор за решеткой, медленно гниет. Смерть была бы лучше, но и в тюрьме кому-то гнить надо.
— Мне кажется, вы стараетесь быть хорошим человеком. Надеюсь, Бог не оставит вас.
— Сегодня, похоже, у него другие дела, но я премного благодарен вам за добрые слова.
Сэм оставил Блу-Ай и по арканзасскому шоссе №88 двинулся в восточном направлении. Его не покидало странное ощущение. Дуэйн Пек, будь он проклят, всю дорогу сопровождал его, и Сэму постоянно приходилось контролировать себя, чтобы не превышать скорость и держаться правой стороны. Вообще-то он прекрасно знал, по какой стороне дороги ехать, если не забывал, вот как, к примеру, сейчас.
Дуэйн Пек засигналил. Сэм поднял голову. Прямо на него мчался автомобиль. Идиот! Почему он не сворачивает? Тут он сообразил, что сам едет не по той стороне. Неужто опять изменили правила? Ох! Терзаясь болью, гневом, досадой, Сэм занял правую полосу. Встречный водитель покрутил пальцем у виска. И чего это он, спрашивается?
Город наконец остался далеко позади. Сельский пейзаж радовал глаз. Но вот показались два каменных столба и забор дома босса Гарри, получившего название «Вершина горы». Еще одна развалина, подумал Сэм. А все потому, что честолюбивый отпрыск Гарри, будь он проклят, метит в президенты и в Арканзас ему ездить, видите ли, некогда. А уж если приезжает, то останавливается в Форт-Смите. В Полк даже носа не кажет.
И вдруг на Сэма навалилась ужасная тоска. Он вспомнил, почему перестал ездить сюда. Это случилось после того, как снесли старую усадьбу Лонгэкров — величественный особняк, в котором жил старик Лонгэкр и куда его сын Рэнс привел в 1932 году молодую жену по имени Конни, и где Конни воспитала своего сына и похоронила мужа, а потом и сына с невесткой, а коттедж отдала Эди Уайт Пай, которую тоже вскоре похоронила. Когда власти округа отобрали у нее ребенка Эди, потому что она была не его родня, и отдали родственникам Пая, у которых малыш навсегда затерялся, Конни, сломленная горем, наконец сдалась, признав, что Арканзас отторгает ее, хотя сама она очень любит этот край.
Куда уехала Конни? Вернулась в Балтимор? Наверно. Она ему не сообщила.
В тот день, после того как она в последний раз заперла свой дом, он отвез ее на автостанцию.
— Здесь так красиво, — говорила Конни. — И мужчины такие сильные. Прежде всего Рэнс. И мой сын Стивен. И бедняга Эрл, красивый, отважный, обреченный на гибель Эрл. И ты, Сэм. Ты замечательный человек. Вряд ли я встречу на востоке кого-нибудь, кто мог бы сравниться с тобой.
— Конни, тебе вовсе незачем уезжать, ты же знаешь.
— Нет, я должна уехать. Я не переживу, если потеряю здесь еще одного человека.
Она по-прежнему была красива. Сэм тайно любил ее на протяжении многих лет.
— Мне так жаль, что я не смог отстоять для тебя мальчика.
— Бедное дитя. Он вырастет, так и не узнав своего отца.
— Вот за это я уж точно не беспокоюсь, — сказал Сэм. — И слава Богу, что ему не дано узнать Джимми.
Конни лишь посмотрела на него. В глазах ее мелькнула загадочная тень, но она не стала делиться своими мыслями.
— Мне жаль, — произнес он, — что судья так решил. Я думал, он поймет.
Суд рассмотрел дело об установлении опеки. И принял решение отдать Паям ребенка, которого Конни нарекла Стивеном, в честь своего сына. Она заботилась о нем, пока чахла Эди, и носила на руках, успокаивала, дарила любовью, когда та умерла. Паи, компания грубых мужчин и сухопарых женщин, дали мальчику имя Лэймар, а потом сели вместе с ним в старый разбитый грузовик и уехали.
— Власти штата не вдаются в тонкости, — сказала Конни. — Они полагаются лишь на семью и родных. Это верно, но только в широком смысле. Иногда случаются ошибки. Ладно. Думаю, если его будут любить, он вырастет хорошим человеком.
