— Телевизор не хочешь включить. Женя? — один из Гостей, заместитель начальника центра общественных связей Семен Трофимович Лисин, кивнул на стоящий в комнате телевизор «Сони» с огромным широким экраном.
Урусов только махнул рукой:
— Да-а! Чего там! Завтра в газетах прочитаем его речь А начнется «Огонек» — тогда и включим. Ну что, нести? — Он обвел сидящих лукавым взглядом, понимая что всем уже не терпится вонзить зубы в лоснящиеся жирком и пахнущие душистыми специями кусочки свинины на длинных шампурах.
— Неси, неси, не томи! — смеясь, захлопала в ладоши Суламифь — супруга Урусова.
Хозяин дома, самодовольно улыбаясь, поднялся из-за стола и отправился на лоджию, где у него был установлен стационарный мангал на высоких ножках и под миниатюрной крышей — «всепогодный», как любил шутить Евгений Николаевич.
Проходя вдоль длинного стола, он скользнул взглядом по Светочке Лисиной восемнадцатилетней красавице дочке Лисина. Если откровенно говорить, он-то и пригласил сегодня Лисина исключительно ради дочери — аппетитной брюнетки с невероятно обширной грудью и томными черными глазами, опушенными длиннющими ресницами. Урусов познакомился с ней два года назад, когда ей было только шестнадцать, но он сразу угадал в ней подспудно бурлящую сексуальность, которая необузданно рвалась из ее расцветающего тела и ждала только подходящего момента, чтобы лавой извергнуться наружу. И у Евгения Николаевича сразу зародилось желание самому терпеливо дожидаться этого момента, чтобы испытать на себе жар и всесокрушающую мощь извержения юной девичьей страсти. Тем более что в делах амурных он был мастером искушенным не меньше, чем в мясной кулинарии.
Светочка кожей ощутила его взгляд и чуть повернула голову в его сторону.
Ощутив внезапный прилив крови в нижнюю часть живота, Урусов поспешно исчез за балконной дверью. Выйдя на лоджию, он вдохнул морозный воздух и усмехнулся про себя, подумав: «Хороша соска!» Он снял выпуклую раскаленную крышку мангала и ощутил щекочущий аромат продымленно-печеного мяса. И шашлычок хорош. Для себя он приготовил пару шампуров осетрины — тоже неплохое яство.
Вдруг Евгений Николаевич услышал пронзительную трель телефонного звонка.
Кого там еще несет? Неужели какой-нибудь министерский лизоблюд спешит поздравить с Новым годом.
— Я возьму! — крикнул он, вернувшись в комнату и закрыв за собой балконную дверь. — Теперь от этих поздравителей спасу не будет!
Урусов взял со стола трубку с антенной и поднес ее к уху.
— Да, я… — удивленно отозвался он. — Подождите, я возьму в другой комнате… — Он осторожно нажал какую-то кнопочку и, положив трубку на журнальный столик, бросился на кухню.
— Женя, кто это? — с тревогой спросила Суламифь. Он ничего не ответил.
Сняв трубку с настенного аппарата, Евгений Николаевич внезапно осипшим голосом произнес:
— Я вас слушаю, Александр Иванович… Да-да… — Он сел на стул с высокой спинкой и тяжело откинулся назад. — Но ведь я не знаю, кто и, главное, куда увезли Варя… то есть, я хочу сказать, «объект». Не я занимался этой операцией — я. как вы знаете, обеспечивал прикрытие на Дмитровском шоссе и затем проводил операцию проверки в «Госснабвооружении»… Да. Я вас понял, Александр Иванович. Есть!
Никогда еще Евгений Николаевич Урусов не проваливался в такую глубокую яму с дерьмом. Ни с кем еще он никогда не разговаривал таким подобострастным Тоном, тем более с каким-то сопляком, который годился ему если не в сыновья, то в племянники. Генерал Урусов, прокручивая в голове краткий разговор, ненавидел себя.
Но то, что сообщил ему кремлевский чиновник Сапрыкин, потрясло его. Они, весь вечер просидев перед неработающим телевизором, пропустили самое главное событие уходящего года, а может быть, и года наступающего. Президент объявил об уходе в отставку Стало быть, ситуация, которая медленно складывалась на шахматной доске российской политики, враз изменилась. Теперь судьбы сотен, если не тысяч российских чиновников, занимающих теплые кресла на гражданской и военной службе, оказались на грани катастрофы — точно так же как перед сотнями или тысячами доселе безвестных бюрократишек-пигмеев. разносивших папочки с бумагами где-нибудь в Питере, открылись радужные перспективы для головокружительного карьерного роста.
А что теперь делать ему, генерал-полковнику Урусову, который с подачи вот этого самого Сапрыкина упрятал в страшное волоколамское СИЗО ни в чем не повинную бабенку, навел шороху в солидном военно-торговом концерне, а самое главное, упустил крупную рыбу — смотрящего России и его тайник на той гребаной даче… Так, спрашивается, ради чего он землю рыл носом? Чего он добился? А что, если с него спросится за все это? Он, что же, сошлется на устное указание господина Сапрыкина? Так господин Сапрыкин сделает удивленные глаза и скажет, что впервые слышит имя генерала Урусова…
Облом! Вот это облом! Евгений Николаевич обхватил голову руками и уперся локтями в стол. Что же теперь делать-то?…
— Евгений Николаевич! — услышал он за спиной голос Никиты.
— Да! — Генерал Урусов посмотрел на верного капитана Левкина. — Что там?
— Да какой-то «жигуль» светится, Евгений Николае-озабоченно проговорил тот. — Раза два днем проезжал. И теперь вот только что…
— Какой «жигуль»? — не понял Урусов.
— Ну — замялся Никита, — тот, что на прошлой и на позапрошлой неделе тут видели.
— Так пойди и разберись, какого хера ему тут надо! — заорал вдруг генерал-полковник. — Ну что ты мне голову морочишь такой ерундой! Уж с этим ты можешь самостоятельно разобраться?
И, встав со стула, Урусов решительно зашагал обратно к гостям.
Никита Левкин мрачно кивнул и пошел по коридору к двери. Он не сообщил генералу самого главного: что он узнал этот синий «жигуль». Это была та самая «копейка», с двумя пассажирами которой ему уже однажды пришлось «разбираться» — в парке на Речном вокзале. И закончилась та разборка для Никиты весьма плачевно…
Вечером первого дня нового года на полянке в рощице неподалеку от скоростной магистрали, ведущей от Ленинградского шоссе к международному аэропорту Шереметьево-2, группа крепких ребят собралась жарить шашлык. Во всяком случае, так могло показаться со стороны человеку, случайно завернувшему в этот пустынный уголок ближайшего Подмосковья. Ребята, одетые в короткие кожаные куртки на искусственном каракуле, разложили складной мангал на длинных ножках и уже разожгли внутри костерок. Рядом с мангалом стояла кастрюля с кусочками свинины, замаринованной в уксусе с лимонным соком.
Но если бы случайный наблюдатель захотел приблизиться к веселой компании, его бы непременно остановили еще на дальнем подходе недвусмысленными взглядами и угрожающе отведенными вбок локтями правых рук, засунутых в карманы курток. Можно было не сомневаться: чуть что — и руки, не дрогнув, достанут сверкающие вороненой сталью «тэтэшки» или «пээм-ки» и в мгновение ока изрешетят излишне любопытного чужака.
Метрах в ста от полянки, на которой расположились любители зимнего шашлыка, на просеке стояли два джипа. Один был обычный черный «лэнд-ровер» с никелированными бамперами и молдингами, а также никелированной решеткой на радиаторе. Другой джип светло-зеленого цвета какой-то диковинной мар-м — с двумя латинскими буквами SS на передке. Водители обеих машин прогуливались на почтительном расстоянии друг от друга.
Джипы стояли почти впритирку, и задние стекла были опущены. Сидящие в джипах двое мужчин сегодня впервые встретились лицом к лицу — до этого они только общались по телефону — и теперь вели неторопливую беседу.
— Я нэ нанимаю все-таки, что праисходит, — мерно вещал статный пожилой грузин в наглухо застегнутой дубленке. Его величавая седая голова блаженно покоилась на мягком подголовнике. — Ми же обо всиом договорились. А уговор дароже дэнэг, батоно Александр. Ми свою часть уговора виполнили — так что даже менты сбились с ног, не могут найти Варьяга… Вы не знаете, батоно, что тут недалеко произошло несколько месяцев назад?
— И что же? — с интересом заметил его собеседник, моложавый мужчина в очень дорогом кашемировом пальто. — Что, уважаемый Шота?
Шота Черноморский, признанный «крестный отец» грузинской мафии, контролировавший деятельность грузинских бригад на всей территории европейской части России, покачал седой головой:
— Здэс по дороге из Шереметьево бил застрелен дэпутат Думы Шелехов…
Александр Иванович Сапрыкин с нарочитым удивлением поднял брови.
— Да что вы, батоно Шота! Не знал! Ну и что?
Шота сохранял невозмутимость, но по блеску его глаз было понятно, что он с трудом сдерживает свой гнев.
— А то, что ми потеряли нашего человека.
— Погодите, — задумчиво перебил его Александр анович. — Но вы же говорили, что человек должен был уйти за границу… Как его… Грунт?
