– Насчет вас я не сомневаюсь.
– В каком отделе вы работаете?
– Я назову департамент: контрразведывательные операции.
– Мне это подходит. Так вот, пятнадцать лет назад я был очень близок к Анвару, некоторые считали меня его правой рукой. Я почти всегда сопровождал его, а зачастую всю его семью в зарубежных поездках. Анвар Эбель для своего постоянного места жительства выбрал Египет, у него роскошная вилла в Хургаде, еще несколько богатых домов во Франции, Англии. А родина Эбеля – Франция. Хотя часто его называли египтянином.
Хаким снова закашлялся. Выпив воды, продолжил:
– Мне дали слишком большой срок, я не протяну в таких жестких условиях и половины. Я готов обменять секретную информацию на… – Он запнулся, подбирая слово. – На амнистию.
– На амнистию вам вряд ли придется рассчитывать. По ходу дела вы можете выйти по УДО.
– Условно-досрочное освобождение, я знаю. Итак, вы не знаете Анвара Эбеля. Я не знаю вас, не знаю, можно вам верить или нет, но вы моя последняя надежда. У Анвара Эбеля когда-то было все, что он подразумевал под словом «счастье», включая в это понятие жену Миа и дочь по имени Сабира, а также любовницу по имени Камелия. А последняя предложила ему сверхсчастье. Она предложила ему бриллиант, который был похищен из частной коллекции больше ста лет назад.
– Бриллиант дорого стоил?
– Сколько, по-вашему, стоит гора Эверест или ваш пик Коммунизма? «Семирамида» – так назвал камень его первый обладатель. Чаще всего камень называли по-ассирийски – «Шаммурамат». Так звали царицу Ассирии, которая вела завоевательные войны. Возможно, это имя являлось для камня проклятием. Из-за него было пролито море крови. Он переходил от одного хозяина к другому, ни разу не был выставлен в музее. Ходили легенды, что такого камня вовсе не существует.
– Может, это действительно так?
Хаким подался вперед:
– Я видел «Шаммурамат» собственными глазами. Я понимаю, вам нужны доказательства. Сегодня десятое сентября, так?
Красин отметил дату на своих наручных часах и подтвердил:
– Да.
– Так вот, вы поверите мне, если завтра СМИ передадут новость приблизительно следующего содержания: «Как и следовало ожидать, еще один член семьи Али Рашида, прозванного Пашой, был найден в своем доме мертвым. Убийца обошел все охранные системы, вооруженных охранников, но дело свое сделал. Это уже пятнадцатая жертва. Убийства повторяются из года в год, 11 сентября».
Красин встал со стула.
– Я бы поверил вам, если бы вы назвали день недели – пятницу, а число поменяли на тринадцатое. Всего вам доброго, Хаким. – Сергей приложил руку к воображаемому головному убору.
– До завтра, – вымученно улыбнулся Хаким.
Улыбка оставалась на его губах и в то время, когда в комнату для свиданий вошел офицер колонии и поторопил его:
– Быстрее. Тебе сегодня придется повечерять, чтобы выполнить дневную норму.
Каир, Египет
11 сентября родственники Рашида, прозванного Пашой, боялись пуще американцев, навсегда запомнивших эту дату в 2001 году. Старшая сестра Рашида Санаа за неделю до этой страшной даты уехала из Эль-Гуна, где проживала вместе с семьей, дабы не подвергать опасности родных, и поселилась в египетском отеле Atlas Zamalek. Там, в кафе при гостинице, где тон задает продвинутая молодежь, она надеялась затеряться.
Санаа зарегистрировалась в гостинице в половине одиннадцатого вечера. Привела себе в порядок в номере – приняла душ, надела открытое платье, которое, как ни странно, стройнило пятидесятилетнюю женщину, скрывало под складками лишние пять-шесть килограммов. Так что на дискотеке «Таманго», куда она подоспела к открытию – к одиннадцати вечера, Санаа не смотрелась белой вороной, а лишь вороной, слегка поседевшей.
Она давно не смотрела вживую танец живота, который долгое время был визитной карточкой Египта. Теперь египетские танцовщицы в своей стране чувствуют нарастающую конкуренцию со стороны девушек из восточных стран, даже из Украины и Молдовы. Работодатели считают, что они более профессиональны и не так капризны. О проведении подобных вечеров обычно сообщает местная пресса. Она же сообщила Санаа страшную новость, точнее, напомнила о проклятии, наложенном на ее род. Накануне она получила открытку с одним-единственным словом: «Берегись!»
Начиная с 1991 года такие послания получили четырнадцать родственников Рашида, и все они были найдены мертвыми в ночь с 11 на 12 сентября.
Предыдущий, четырнадцатый труп подсказал Санаа, что в это дело замешаны либо черти, либо полицейские. Полицейские знали обо всех предупреждениях и успокаивали как могли. И Санаа, получив «черную метку», решила не вмешивать в семейную проблему работников правопорядка.
Она была обольстительна в молодежном наряде. Никто не рискнул бы определить ее возраст. Подростки были не прочь заключить эту зрелую женщину в объятия хотя бы во время танца; мужчины думали затащить ее в постель.
Голова Санаа пошла кругом от всеобщего внимания. Она порядочно выпила, и если бы ей предложили пройти к шесту, просто подняться на сцену, она сделала бы больше: сбросила бы платье, оставшись в бикини. И пусть даже из потайного кармашка платья выпал бы клочок бумаги с предостережением.
Санаа потеряла голову. Она приняла предложение потанцевать от мужчины лет тридцати – гладко выбритого, с модной стрижкой.
– Меня зовут Садык, – представился партнер.
– Санаа, – назвала свое имя женщина.
Дальше последовал стандартный набор фраз:
«Вам не кажется, что здесь душно?»
«И даже очень».
На самом деле Санаа взмокла. Она стеснялась влажных подмышек, которые пропитали ее платье, своего слегка округлого живота, где также отпечатались следы пота. Но она предчувствовала, что в таком виде возбуждает того же Садыка, людей старше и младше его. Наверное, она впервые почувствовала себя самкой, источающей запах.
– Мне нужно подняться в свой номер, – сообщила женщина Садыку слегка заплетающимся языком. И подумала: если он окажется чуть более настойчив, она будет не против того, чтобы впустить его в свой номер, а там снова извинится и уже открыто намекнет ему, что она идет под душ.
– Я провожу вас, – проявил настойчивость Садык.
Санаа ответила ему загадочной улыбкой, которую не смог бы расшифровать даже тот, чье имя стояло на этикетке бутылки вина: «Леонардо».
– Этаж? – спросил Садык.
– Пятый.
Он провел пальцем по клавишам, не спуская глаз с женщины, словно не выбирал на ощупь кнопку этажа, а расстегивал пуговицы на ее вечернем платье.
Кажется, Санаа поняла это. Или разгадала. И втянулась в игру. Их пальцы встретились, когда она провела по панели сверху вниз, с последнего этажа до первого.
Садык обнял ее и поцеловал. Она ответила ему и крепко обняла. Она чувствовала его силу и едва поборола в себе желание коснуться его бедра, сжать его, подняться выше и нащупать то, что так взволновало ее.
Из лифта они не вышли, а просто вывалились. Санаа не замечала портье, как и та старалась не замечать подвыпившую парочку.
– Ключи… – Санаа рассмеялась. Она передала сумочку спутнику. – Ключи где-то здесь.
– Мне кажется, номер открыт.
– Да?
Недоумение на лице женщины сменилось очередным смешком.
Садык толкнул дверь номера и пропустил даму вперед. Она остановилась в прихожей, уловив вдруг запах пара. Будто на плите долго стоял чайник и почти весь выкипел.
Странно.
– Ты хотела принять душ, ванну? – спросил Садык.
– Да, – ответила Санаа, почувствовав, как изменилось его настроение.
– Горячая ванна ждет тебя.
– Даже так?…
Она вздрогнула, когда из глубины комнаты услышала другой мужской голос:
– В ванну ее.
Сколько мужчин находилось в ее номере, Санаа не смогла бы сказать. Ее раздевали, туго заклеивали рот скотчем, связывали руки и ноги несколько человек. Не принимал участия в этих действиях лишь один человек – с властным голосом, тот, который отдал остальным приказ отвести ее в ванную комнату.
Она напрочь позабыла про предостережение. Понимала, а скорее всего отказывалась понимать, что с ней происходит.
Несколько рук погрузили ее в горячую ванну. Двое посторонились, пропуская мужчину лет пятидесяти. В руках у него был длинный гибкий шланг. Он вставил один конец в трубку с горячей водой, другой приблизил ко рту жертвы. В его руках появился нож. Он проделал в скотче отверстие, чтобы вставить в него шланг.
– Разомкни зубы, – потребовал Анвар. – Сделай это сама, иначе какое-то время ты будешь горько жалеть, что не послушалась меня.
Она походила на послушного ягненка. Или запуганного ягненка. Она разомкнула зубы. Повиновалась округлившимся глазам Анвара: «Шире. Еще шире».
