– Хороший город. – Ларин наморщил лоб. – Древние храмы, Золотые ворота, отличный исторический музей…
– А еще – знаменитая тюрьма.
* * *
Владимирский централ, канонизированный блатной лирикой, находится в тихом городском районе, между роддомом и кладбищем, что придает тюрьме своеобразную метафоричность: мол, по пути от места рождения до места упокоения каждый должен побывать и в местах лишения свободы.
При этом легендарная «крытка» внешне не выглядит тем страшным и беспредельным местом, какой представляют ее поклонники «русского шансона». Административный корпус, трехэтажное здание грязно-абрикосового цвета, напоминает скорее провинциальную контору БТИ. С самого раннего утра по двору стелется аппетитный запах свежеиспеченного хлеба: на первом этаже централа находится тюрьма для малолеток-легкосрочников, которые выпекают хлеб и для себя, и для прожженных рецидивистов, отдельно сидящих «на крытке», и даже для свободной продажи в городе.
Впрочем, картинка эта обманчива: Владимирский централ всегда славился жестким режимом, вымуштрованными контролерами и суровой оперчастью. Именно потому там сидели – и сидят – и знаменитые уголовные авторитеты, и влиятельнейшие воры в законе, и серийные убийцы, а в советские времена – еще и известные государственные преступники: от Василия Сталина до американского летчика-шпиона Пауэрса…
…Подъехав к административному корпусу, скромная малолитражка с тонированными стеклами остановилась. Из здания тут же выскочил дежурный офицер и хотел было отогнать машину, но, узнав Дугина, тут же изменился в лице и заулыбался – мол, я уже в курсе, сейчас все устрою.
– Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно, днем и ночью часовые стерегут мое окно… – Ларин внимательно рассматривал тюремный фасад и высокую стену, белевшую за административным корпусом.
– Ты не вейся, черный ворон, над моею головой, – в тон ему ответствовал Павел Игнатьевич. – Споем, жиган, нам не гулять по бану. Дождик капал на рыло и на дуло нагана. Андрей, а ты вообще никогда не думал, что едва ли не вся русская литература построена на конфликте тюрьмы и воли? Большинство наших литературных героев – сплошь греховодники и душегубы: тати в беличьих тулупчиках, неврастеники-студенты с топорами, циничные профессора со скальпелями… Да тот же фольклор! Даже любимый с детства Иван-царевич – и тот был фартовым гоп-стопником. Вместе со своим кентухой Серым Волком наехал на тридесятое царство, где держал масть один борзый пахан с погонялом Кощей Бессмертный. Поставив пахана на понятия, пацаны отмели у него жар-птицу, которую этот отморозок по беспределу засадил за золотые «решки»…
– Вообще выражение «От тюрьмы да от сумы не зарекайся» могло появиться только у нас, – соглашаясь, кивнул Ларин. – А к какому борзому пахану мы приехали сюда в гости?
Дугин извлек из сумки ноутбук, поставил себе на колени, раскрыл, щелкнул кнопкой.
– Смотри. Сиваков Юрий Леонтьевич. Уголовная кличка Сивый. В своем роде замечательная личность, широко известная в некоторых узких кругах. Родился… учился… Так, это неинтересно. Три судимости. Первая – тысяча девятьсот девяностый, кража со взломом, вышел по амнистии. Вторая – тысяча девятьсот девяносто четвертый, организация преступного сообщества, разбой, вымогательства, покушение на убийство. Отсидел от звонка до звонка. Третья – две тысячи шестой. Организация преступного сообщества, вымогательства, заказные убийства, разбой, хищения в особо крупных размерах, похищение людей. Получил восемнадцать лет плюс за попытку побега из автозака – еще три года. Вот его фотографии… Что скажешь?
Андрей взглянул на монитор ноутбука. С экрана на него смотрел заматеревший на «хатах», пересылках и зонах уголовник. Напряженный взгляд, мелкие морщины вокруг глаз, бритая голова в бесформенных шрамах, несколько зоновских татуировок на груди и предплечье… И телосложением, и лицом, и даже прищуром глаз этот уголовник неуловимо напоминал самого Ларина, и тот сразу понял, куда клонит собеседник.
– Бывают же такие совпадения! – оценил Павел Игнатьевич. – Редко, конечно, один раз на сто тысяч… но бывают. Сам не поверил, пока этого татуированного субъекта собственными глазами не увидел. Догадываешься, о чем я? Грамотная корректировка лица, силикон и ботокс сделают тебя почти что его двойником. Ну и временные татуировки, само собой. Правда, это лишь уголовная форма, а вот над криминальным содержанием нам с тобой придется очень серьезно поработать.
– Ну, это уже какие-то «Джентльмены удачи», – напряженно улыбнулся Андрей. – Пасть порву, моргалы выколю. Редиска – нехороший человек. Петух гамбургский…
– Если мы все поступим умно и дальновидно, то через несколько месяцев сможем со спокойной совестью сказать и генералу Кулешову, и большей части милицейского и прокурорского начальства: «А не кажется ли вам, что ваше место – возле параши?» – улыбнулся в ответ Дугин.
– То есть? – не понял Ларин.
– Все очень просто. Юрий Жадобин, один из теневых хозяев Южного федерального округа, – старый знакомый Сивого. В свое время Жадоба прошел нелегкий путь от рядового уличного гоп-стопника до очень серьезного криминального авторитета. В тысяча девятьсот девяносто третьем входил в «бригаду» Сивого рядовым «быком». Наезды на коммерсов, стрелки, терки, разборки… Ну, как обычно в те времена. Близко они, как ты понимаешь, не дружили – слишком разные калибры: Сиваков был лидером ОПГ, Жадобин – обычным исполнителем. Но при упоминании одной лишь фамилии своего бывшего босса Жадоба наверняка должен вздрагивать: у Сивого уже тогда была репутация жестокого беспредельщика, способного на все. Сиваков уже год сидит в одиночке, склонен к побегу, никто из татуированных завсегдатаев его давно в глаза не видел. Даже не знают, жив он или мертв. Никаких «маляв», никаких «коней», никаких мобильников – тут за этим очень строго следят. Вот я и подумал: а если бы Сивакова, например, за огромную взятку в Федеральной службе исполнения наказаний выпустили бы из этой «крытки»… почему бы ему не уехать к своему давешнему товарищу, чтобы поправить здоровье, выправить новые документы и на какое-то время залечь на дно? Правда, Жадобин его с девяносто четвертого года не видел… Но ведь и отказать по всем уголовным понятиям будет неудобно – братва не поймет.
Тем временем к машине подошел тюремный офицер – тот самый.
– Пропуск на вас уже оформлен, прошу, – сообщил он.
…Лязг замков, бесконечные тюремные «шлюзы», длинные ступенчатые коридоры, уходящие вверх, массивные решетки на окнах, камуфлированная форма тюремных контролеров. Тяжелый спертый воздух и смрад, какой бывает лишь в российских тюрьмах.
– Сиваков сейчас в своей одиночке, – произнес тюремный офицер. – Хотите на него взглянуть?
– Было бы неплохо, – промолвил Дугин.
Тюремщик подошел к решетчатому шлюзу, разделяющему коридор, извлек из нагрудного кармана черную коробочку рации. Ларин проводил его взглядом, склонился к уху Павла Игнатьевича.
– А как это вам удалось найти контакт с начальством этой тюрьмы? – не выдержав, спросил он.
– Как надо! – рассердился Павел Игнатьевич, и по его тону Андрей еще раз понял, насколько серьезную, влиятельную и мощную конспиративную организацию возглавляет его старший товарищ.
* * *
Утренний ветерок стрясал с парковых кустов капли росы. Едва заметно покачивали кронами старые липы, золотились высокие сосны. Кора на их желтоватых стволах шелушилась, распространяя едва различимый аромат смолы. Луч восходящего солнца, перескользнув через облачный скос, окрасил край неба в цвета фруктового салата.
Жилистый мужчина, одетый в шорты, кроссовки и майку, трусцой бежал по желтым парковым аллейкам. Лицо его, суровое и неулыбчивое, наводило на мысль о том, что он склонен к жестокости и обладает сильной волей. Фиолетовая татуировка на предплечье, изображающая тигровый оскал в переплетении колючей проволоки, свидетельствовала и о пройденных мужчиной тюремных университетах, и о высоком месте в криминальной иерархии.
Несомненно, утренняя пробежка по этому парку была для татуированного не впервой: обежав зеленый массив по периметру, он остановился, восстановил дыхание, сделал несколько приседаний и, приняв упор лежа, принялся отжиматься на кулаках.
Совсем рядом зашуршала трава, послышались шаги. Татуированный, продолжая пружинисто отжиматься, скосил глаза в сторону. Метрах в трех стояли трое молодых людей, по виду обычных гопников: развязные манеры, бритые затылки, тупые лица двоечников из плохой школы…
– Алло, мужик, закурить есть? – нарочито нагло спросил один – белобрысый верзила в куртке из кожзаменителя.
– Не курю. – Татуированный спокойно продолжал отжиматься.
– А на пиво? – подал голос коротышка в потертых джинсах и стоптанных кедах.
