Лева Левин никогда непосредственно не принимал участия в силовых акциях — устранения или устрашения; домашние считали его мягким и ранимым человеком, занимающимся чем-то вроде интендантского обеспечения в армии. И сейчас он чувствовал в сидящем напротив ту разрушительную силу, которой не обладал сам И еще — опасность. Как ни странно, именно поэтому Макбейн был выбран для исполнения той задачи, какая ему предназначалась. Но от этого контакт с адмиралом не стал для израильтянина более легким или приятным. Да и последний вопрос… Левин отпил из бокала:
— В любом случае команда Президента не проиграла. Первым делом, возвратившись из Галифакса, он «подвесил» ситуацию: согласившись с решением Думы, мог легко отправить в отставку правительство вместе с набравшим популярность премьером, «Газпромом» и «его домом», с другой стороны — наоборот: распустить парламентариев без выходного пособия… Дума пригрозила Президенту импичментом. По российской Конституции…
— Бросьте, генерал. Мы с вами действительно знаем эту страну. Когда это Россия жила по конституциям? Любая угроза парламента для русского «царя» — это как, — Макбейн чуть прищурился, вспоминая, — да, лай собаки Моськи на Слона…
— Вы правы, мистер Макбейн. Конституция русских написана «под царя», и Президент использовал возникшую ситуацию на всю катушку: сменил директора ФСБ и министра внутренних дел, руководителя службы охраны Российской Федерации. Еще более возвышен руководитель Службы безопасности Президента — он получил генерал-лейтенанта, и тогда же подписан указ, по которому глава президентской администрации уже не может иметь на эту службу никакого влияния… Кроме того, господин Доржаков работает над созданием частей национальной гвардии, которые будут размещены по всей стране с подчинением ему же… Адмирал, вас не пугает столь резкое усиление влияния одного человека, к тому же возглавляющего независимую секретную службу с самыми широкими полномочиями?..
Адмирал не перебивал горячий монолог израильтянина. лицо его выражало полнейшую скуку. Система секретных служб России была ему достаточно знакома и строилась как в любой приличной стране, на балансе силовых противовесов: если раньше на чашах «весов» было всего два монстра — КГБ и ГРУ, главы которых бегали на ковер в ЦК доложиться, «постучать» друг на друга и получить «косточку», если перепадет, то теперь система сложнее: ФСБ — СБ Президента — Главное управление охраны — ФАПСИ — ГРУ — СВР. Сюда же можно прибавить крепнущее при новом министре МВД и разветвленную сеть РУОПов. Система утратила былую монолитность, зато приобрела необходимую гибкость, мобильность… Естественно, слабостей и брешей в ней пока сколько угодно, но ему, адмиралу Макбейну, сетовать на это было бы и смешно, и глупо…
— Мы можем предполагать степень влияния Доржакова на Президента, а вот предполагать степень влияний Президента на своего ближайшего помощника… Ну а что касается премьера, то, с одной стороны, это интереса «Газпрома», с другой — интересы российской «оборонки» вернее, их полное игнорирование правительством…
Кроме того, усиление позиций коммунистов…
Макбейн едва заметно поморщился. Что у евреев действительно непереносимо — это стремление растолковать и разложить по полочкам каждую мелочь…
Скрупулезность хороша в денежных расчетах… Вот именно… В денежных.
— Мистер Левин, — резко перебил Макбейн генерала, — не устраивайте мне курс ликбеза, так, по-моему, это называлось в России после переворота. Мы оба отлично понимаем, что за каждой фигурой российского политического истеблишмента стоят интересы:
— клановые, финансовые, экономические, идеологические — разные.
Давайте по существу.
Левин снова почувствовал на спине и под мышками противный липкий пот.
Собственно, он сам добивался выхода на конкретный разговор — как это называют теперь в России, «поговорить по понятиям».
Генерал понимал, что рискует. И рискует смертельно. Если он ошибся в оценке интересов господина Макбейна, адмирала ВМС США, шефа Особого отдела разведывательной службы, подчиненного непосредственно Президенту, но контролируемого целиком и полностью все тем же адмиралом… И еще — Левину было неприятно, что разговору «по понятиям» они переходят по настоятельному требованию Макбейна и адмирал может решить, что у него, Левы Левина, на это просто не хватило духу… Впрочем, Леве было абсолютно наплевать, что подумает Макбейн о нем лично… Хуже было другое: Лева вдруг понял что он в самом деле оттягивал конкретный разговор… Оправдывал себя тем, что к адмиралу нужно было присмотреться, составить личное впечатление…
Просто никакого другого выбора, кроме как довериться Макбейну, профессионалу с безразличным лицом, улыбкой преуспевающего политика и стальными светло-голубыми глазами, застывшими, словно два кубика льда, у Левина не осталось. Шеф особого подразделения израильской разведки слыл среди коллег человеком решительным и твердым, когда дело касалось жизни и смерти. Он и был таким, если приходилось решать этот щекотливый вопрос по отношению к другим: здесь Левин просчитывал все возможные варианты последствий устранения той или иной персоны, сдачи агента и никогда не ошибался. Он знал людей. Но теперь, когда необходимо принять решение, от которого зависит его собственная жизнь…
Или — смерть…
Но выбора нет. В любом случае действие лучше бездействия. Левин хмыкнул про себя: не в любом, а только в том, когда действие приводит к победе. Но… Выбора нет.
Левин чувствовал себя так, словно на голову ему надели полиэтиленовый пакет, оставив дырочку для воздуха. Всего одну. И все же это лучше, чем никакой… Жара… Смертельная жара…
— Сигару? — учтиво и безразлично предложил адмирал.
— Спасибо, нет. Лучше еще воды. Без льда.
— При такой жаре напиться просто невозможно. — Адмирал наполнил высокий бокал, поставил перед гостем. — В Азии пьют горячий чай…
— Израиль — не Азия, адмирал.
— Но ведь и не Африка… — усмехнулся Макбейн.
Левин промолчал. Поднял запотевший стакан, погрел руками. Макбейн быстро взглянул на него, произнес:
— Извините, мистер Левин. По-моему, моя последняя шутка оказалась не слишком удачной.
— Я не ортодокс, адмирал. Но и для меня Израиль — это Израиль.
— Еще раз извините. Я вовсе не хотел задеть ваши национальные, религиозные или патриотические чувства. Расцените все как шутку — просто чтобы снять напряжение. Мне кажется, это необходимо нам обоим.
— Я не обижен. — Левин поднес стакан ко рту, выпил сразу, тремя большими глотками — как делал когда-то в Одессе, мальчишкой, накупавшись в море, набегавшись по пыльным, жарким улицам. Хотя какой там стакан — они пили просто из-под колонки или из-под крана, подставив пересохшие губы и разгоряченные лица под струю…
Не обижен… Ладно, это потом. Все потом. Тем более Макбейн — профессионал, и никакая шутка не срывается с его губ просто так. Особенно неудачная. Потом.
Сейчас — дело.
— Адмирал, у меня есть все основания предполагать, что в России у вас есть интересы. Отличные от интересов национальной безопасности Соединенных Штатов в целом и каждого гражданина вашей страны в отдельности. У меня имеются основания предполагать, что подобные интересы есть у вас и в самих Соединенных Штатах.
Интересы лично мистера Макбейна.
— Да, они у меня есть, — сухо подтвердил адмирал. Лицо его оставалось бесстрастным и совершенно неподвижным, безразлично-спокойный взгляд — холодным и внимательным, губы были сжаты в тонкую складку; голову он держал так прямо, словно упирался затылком в высокий жесткий воротник.
— И мне кажется…
— Если вам что-то кажется или мерещится, мистер .Левин, обратитесь к своему психоаналитику. Это в его компетенции. Не в моей. У вас что-то еще?
Левин бросил быстрый взгляд на адмирала — и понял! Он понял все: и то, почему этот Макбейн оказался в столь высоких чинах в довольно молодом, особенно по американским меркам, возрасте. И то, как нужно с ним разговаривать. Чертова жара! Или — возраст? Левин прикрыл веки. Контр-адмирал Джордж Макбейн представился ему в виде невероятного гибрида — ледокола-авианосца беспощадного, бесстрашного и неотвратимого. Корабль возвышался громадой, сияя жерлами орудий, пугая смертной пустотой открывшихся ракетных шахт…
Игра в ассоциации. Она всегда выручала Левина, когда логика оказывалась бессильной. Как там сформулировал адмирал? «Давайте по существу».
— Мистер Макбейн, я имею к вам предложение. Полагаю, оно вас заинтересует.
— Лев даже не заметил, что сконструировал фразу чисто по-еврейски.
— Слушаю, мистер Левин.
Израильтянин достал блокнот, перо и написал всего несколько слов. И еще — цифру. Поднял вырванный листок так, чтобы адмирал смог прочесть, чиркнул кремнем, подставил бумагу под пламя. Секунду спустя в пепельнице остался лишь скрученный черный комочек. Левин перетер пепел толстыми короткими пальцами, вытер платком руку.
