Чертова акустика! Теперь начальник патруля не был точно уверен в том, где это происходило, и невольно ускорился. Товарищи не отставали, топали, наступая на пятки. Он мог не оборачиваться, знал, что они всегда рядом. Андрей доверял им, как самому себе. Лично отобранные, подготовленные, не первый день в ополчении, все работали до войны в милицейских структурах. Не сказать, что безгрешные, как апостолы, но свои, надежные.
«Не подведи же, интуиция!» – взмолился Окуленко.
Но она решила подшутить. Четверо выбежали из переулка на одном конце Октябрьской, двое – на другом. Связь по рации, а толку? Отрезок в четыреста метров застроен частными домами, большая часть которых разрушена. Искать уцелевшее здание?
Проблема заключалась в том, что капитан Окуленко всегда очень уж добросовестно относился к исполнению своих обязанностей. Иначе не мог. Если какие-то мерзавцы вновь терроризируют мирных жителей, оставшихся в жилище!..
Патрульные бежали вдоль обочины, прижимаясь к заборам, не светясь на проезжей части. Крики прекратились, что вряд ли означало приятные известия.
Костюк информировал по рации: идут навстречу, осмотрели два дома – все чисто. «Отконтролили», – витиевато выразился боец.
На восточной стороне осматриваемой зоны тоже не замечалось никаких подсказок. Остовы домов выделялись на иссиня-черном небе. Кричали где-то здесь.
Плюнуть, забыть? Но нет, Андрей чувствовал, что под покровом ночи снова орудует банда мародеров, оставляющая после себя жирный кровавый след. Он застыл, повернул нос по ветру. Глаза шныряли по округе, цеплялись за каждую шероховатость в пространстве.
Он припустил вперед, указал пальцем на относительно целую хату за палисадником, покрутил им в воздухе. Сразу же двое бойцов отделились от цепочки, просочились на территорию. Через пару минут они пристроились обратно – нет, пустышка.
Вдруг у командира участилось сердцебиение, капля пота поползла по переносице. Проснулась интуиция. Он пристально смотрел на бревенчатый дом за оградой из хрупкого штакетника. На первый взгляд жилье как будто устояло под обстрелами, даже крыша не поехала. Андрей сделал знак остановиться, всматривался в темноту. Выделялось громоздкое крыльцо. Кажется, дверь открыта.
Снова круговое движение. Голуб и Липник без слов поняли командира, нырнули на соседний участок, двинулись в обход строения. Несколько «ласковых слов» в рацию, и Савельев с Костюком ускорились, возникли в поле зрения. Стремительная атака на пару с Пашкой Дорофеевым – тропа, заросшая бурьяном, крыльцо, которое и при жизни-то требовало сноса, молниеносный взлет на него с фонарем на полную яркость, чтобы ослепить врага…
От досады Андрей чуть стол не разнес ребром ладони. Не успели! Несчастные пенсионеры… Вся горница была залита кровью. Тела еще не остыли, более того – пожилая женщина подавала признаки жизни. Впрочем, весьма условные. Тело подрагивало, подушечки пальцев судорожно поглаживали пол.
Андрей опустился на колени, проверил пульс. Его уже не было, налитые кровью глаза превращались в ледышки. Ее супруг был мертв, лежал на боку, из разорванного живота вываливались внутренности. В доме царил беспорядок, крышка подвала была отброшена. Туда едва не свалился Ленька Голуб, ворвавшийся в дом вслед за первой парой.
– Вот сволочи! – ахнул он, с ужасом таращась на тела. – Да кто же их так? Бедные старики…
Андрей остановил дальнейшее словоизлияние резким рыком:
– Голуб, Костюк, Савельев – на улицу, все там осмотреть! Стариков убили несколько минут назад, преступники не могли далеко уйти. И под пули не лезьте, а то знаю я вас!..
Трое выбежали на улицу. Прыгающий свет фонарей озарял горницу, разбросанные вещи, серые мертвые лица.
Липник хищно потянул носом.
– Спиртным пахнет. Вот же мать их, они еще и погуляли!
Дорофеев споткнулся о пустую бутылку, выругался, осветил находку.
– Коньяк потребляли, падлы. Дворяне, блин!
– Что украли, то и пили, – пробормотал Окуленко, поднимаясь с корточек. – Мужики, не топчитесь, смойтесь куда-нибудь. Понятно, что не поможет, но и следы затаптывать не дело. Нутром чую, наша клиентура работает – те, что давеча обнесли интернат на Крещенской, попутно прирезав сторожа.
Милицейское прошлое не оставляло Андрея в покое. Он с фонарем бродил по горнице, пытался представить, что здесь произошло. Что-то скрипнуло под ногой, он нагнулся, поднял раздавленную сережку с капелькой рубина. Нашли «сокровища», уроды!.. Все понятно. Налетели на спящих, учинили шмон, отыскали деньги с побрякушками, устроили на радостях ночь длинных ножей с попутным возлиянием.
В дверь всунулся возбужденный Савельев.
– Мужики, они еще здесь!.. – Он заикался от волнения.
Патрульные бросились на улицу, скидывая с плеч автоматы. В этот час еще кому-то крупно не повезло.
Где-то за дровяными сараями, видимо, на соседнем участке, глухо кричала женщина. Вопль оборвался, загорланили мужчины. Они хохотали, весело матюгались. Недалеко ушли, сволочи, нашли себе новое развлечение!
Голуб с Костюком уже неслись по огороду, перепрыгивая через поваленные деревья. Остальные припустили следом. Цель – банька, примостившаяся за сараями. Оттуда и доносились крики. На крыльцо кто-то вывалился, в темноте блеснули глаза. Мужик застыл, как кролик под взглядом удава, потом дернулся, словно припадочный. С перепуга, вместо того чтобы бежать за угол, он шмыгнул обратно в баню и что-то надрывно прокричал. Голуб ворвался внутрь, наступая ему на пятки, ударом ноги отбросил дверь. И снова кровь, опять жертвы!
Метались бандиты, захваченные врасплох. Худосочный небритый тип кинулся в угол, соорудил на физиономии страдающую мину и начал махать ножом, тонким, как стилет. Андрей закачался маятником, перебрасывая автомат прикладом вперед. Пара обманных движений, потом резкий, самый простой выпад, чтобы не заморачиваться. Удар в грудину отбросил бандюгана к стене, он треснулся об нее затылком и сполз на пол.
– И этого туда же! – рявкнул Пашка Дорофеев, ударом под дых «принуждая к миру» долговязого увальня с водянистыми глазами. – Это будет трудная ночь. Не все доживут до рассвета.
Схватка продолжалась недолго. Патрульные били бандитов кулаками, прикладами, ногами и насилу оторвались от столь увлекательного занятия. Четыре мерзавца корчились на полу в лужах крови и рвоты.
Женщина была мертва. То, что от нее осталось, представляло жалкое зрелище. Девочка вздрагивала, прижавшись к стене. Сердобольный Костюк отнес ее на кровать, укрыл одеялом. Ополченцы отворачивались, не смотрели на нее. Слава богу, что живая. Медицина разберется. И чем скорее, тем лучше. Андрей уже вызвал штаб и потребовал срочно прислать по указанному адресу «Скорую», а также машину для перевозки задержанных.
– Да кончить их к такой-то матери! – возмутился Липник. – Время на них тратить? Дать им три года за нарушение общественного порядка? Да они за десять минут троих зверски убили! Да я их сам сейчас!.. – Он вскинул автомат.
Небритый ханурик, закрылся руками и заверещал:
– Это не я! Это Трофим! – Его голос вибрировал от страха.
– Заткнись, сука! – прорычал приземистый здоровяк, с кряхтением усаживаясь на пол. – Это ты, Юрко, всех кончил. Не переводи стрелки, мразь! Гражданин начальник, мы никого не убивали, это все Юрко…
– Спалили, волки позорные! – простонал плешивый ушастый тип, держась за живот, хорошо обработанный ногами и прикладами, и вдруг взвился, взревел с надрывом: – Суки!
Он едва не сделал сальто, получив носком ботинка в подбородок.
– Лежать, твари! – проревел Андрей. – Терпим, мужики, – понизив голос, бросил он своим ребятам. – Минут через десять прибудет машина с опергруппой, пусть разбираются. Судить их, гадов, будем. Законы никто не отменял.
– Серьезно? – удивился Пашка Дорофеев. – Мужики, а мне одному кажется, что законы придумали для того, чтобы про справедливость не вспоминать?
Липник зловеще засопел. Он придерживался того же мнения. Ополченцы угрожающе замкнули круг. Избитые мародеры, насильники и убийцы отползли в угол, затравленно шныряли глазами.
– Слышь, начальник, давай побазарим по-людски? – сипло предложил приземистый тип. – Вы же менты, неужто не договоримся? У нас есть немерено бабок. А жмуриков спрячем подальше, никто их не найдет… – Он резко отшатнулся, когда приклад автомата совершил недвусмысленное поступательное движение.
– Смотри-ка, наша клиентура, – удивился Голуб. – Раз ломовских ментов наизусть помнят, то и сами местные, стало быть. А что, знакомые, кстати, личности. – Ополченец начал всматриваться в физиономии задержанных.
– Ну да, известный кружок любителей рукоделия, – согласился Окуленко. – Если приглядеться, можем обнаружить знакомые рожи. Вот, к примеру, небезызвестный Трофим Крикун, маститый рецидивист, представитель славной уголовной династии. Вором в законе не стал, потому что чмо никчемное, но сидел хорошо и долго. Четыре ходки за грабеж и причинение тяжких телесных повреждений. Освободился в конце прошлого года, нигде не работал, нашел себе сожительницу и периодически выбивал из нее пыль. А что мы поскучнели, Трофим? Жизнь перестала играть яркими красками? Будущее не выглядит оптимистично? Вот Ян Горик, яркий представитель достойного криминального общества. Две ходки за хулиганство, столько же – за воровство. Юрко Ступия – мелкая шваль, жалкая, ничтожная личность без определенного места жительства и занятий. Срок по малолетке за хищение чужого имущества, полтора года в психиатрической клинике. Сорвался с катушек, чуточку порезал ножом соседа, ученика восьмого класса. Экспертиза сочла гражданина Ступию невменяемым на момент совершения преступления. Две ходки за хулиганство после долгой и продолжительной болезни и третья, самая роскошная, – за избиение собственной матери. За это его чморили и петушили на зоне целых три года…
