– Да.
– Пальчики вытер?
Денис отвернулся. Во вторник он своей рукой выписал назначение на дактилоскопическую экспертизу, приложив к нему ТТ в полиэтиленовом пакете, скрепленном личной печатью.
– Ладно-ладно, – примирительно сказал Мамонт. – Это была самооборона. Или правомерная ликвидация. А скорей и то и другое.
Он подумал еще, дожевал кусок. Посмотрел внимательно и сказал:
– Только без паники.
– Ты не знаешь наших крючкотворов!
– Знаю, будь уверен!
– Они такое накрутят! Превышение пределов необходимой обороны. Незаконное ношение оружия. Превышение должностных полномочий… Да если будет какая малейшая зацепка, родная прокуратура меня с дерьмом смешает, выдерет и высушит. Для них я, мало сказать, чужой. Стукач. Выродок. Но пока это было все так, неформально… Межведомственная вражда по умолчанию. Как евреи с арабами. А теперь я по закону такой же урка оказываюсь, как и этот Курлов, даже еще хуже… И со мной можно официально разделаться. И это будет вполне законно! У нас же правовое государство, а в нем, естественно, торжествует закон…
– Так это все-таки твой стишок, – улыбнулся Мамонт.
– Какой еще стишок?
– У тебя голова дергается, Холмс. Остынь.
– Там бомж один крутился, когда я выезжал на место, – Денис нервно воткнул в рот «бондину» и прикурил. Он не хотел остывать.
– Синюга. Говорит, что видел, как стреляли. Свидетель номер один, чтоб он сдох.
– А ну как врет?
– Я его сам допрашивал. Все сходится. Он видел нас с Курловым. Правда, издали, метров с пятидесяти. Да и темно было… Не узнал. Но рожа мне его не глянулась. Пялился во время допроса, сука.
– Как ты сказал? – Мамонт поднял голову от тарелки.
– Пялился, говорю…
– Нет, дальше. Ты сказал: сука.
– Ну. Сука. И что?
Мамонт неопределенно покрутил вилкой в воздухе, снова о чем-то подумал и продолжил ужин.
– Я тебя искал, – сказал Денис.
– Знаю. Меня не было в городе всю неделю.
– Мне бы до февраля продержаться, Константин Иванович. – Денис уперся локтями в стол, с видимым усилием выпрямил спину, словно желая скинуть с себя какой-то тяжелый груз. – Доползти. Закрыть это дело. Баста. Мне остохренела эта двойная жизнь.
– А в феврале что? – поинтересовался Мамонт.
– Как – что? Меня выводят из разработки прокуратуры, легендируют отъезд из города, я еду на курсы по линии разведки, потом стажировка в Европе. Да мы же с тобой говорили… Ты сам сказал, что это генерал Смирнов, видно, расстарался для меня!..
– А-а, – произнес Мамонт. – Курсы «Выстрел»…
Он сложил прибор в пустую тарелку, взял бокал с коньяком, подержал в руке, поставил на место.
– Так вот насчет курсов, – сказал он, уставившись в стол. – Пока что все отменяется.
Денис вытолкнул дым через нос и медленно развернулся к нему.
– Заишный сказал… – Упоминая имя замначальника областного управления ФСБ, Мамонт поморщился, как от зубной боли. – Заишный сказал, группы уже месяц как укомплектованы. Для тебя места не нашлось. Все забито. Следующий поток в конце августа.
– Но ведь я…
– Дальше, – Мамонт остановил его движением ладони. – Ты продолжаешь работать где работал. Как следователь, как лейтенант юстиции, делаешь свою работу. А как лейтенант ФСБ освещаешь прокуратуру: собираешь информацию о коррупции среди сотрудников, о злоупотреблениях, о порочащих связях, неделовых контактах с представителями криминального мира. Слушаешь, вникаешь, делаешь выводы, пишешь рапорты, отчеты, аналитические справки. Все как и прежде. Считай, что это твое задание на ближайшую пятилетку. Конец цитаты. Все.
Сказав это, Мамонт взял коньяк и выпил одним глотком. Денис молчал, переваривая услышанное. Крепыши встали из-за стойки, расплатились с хозяином бара и вышли. Вартан пожелал им спокойной ночи. Заперев за посетителями дверь, он перевернул табличку на входе красной стороной: «Извините, закрыто», – вернулся за стойку, плеснул в стакан бурбону и выпил.
Вот уж кто-кто, а Вартан никогда не мечтал стать штатным сотрудником ФСБ. Ему и так хорошо. Если Мамонт просил помочь, он мог от нечего делать процедить ручеек информации, плещущийся – далеко ходить не надо! – у самой его стойки, мог задать несколько внешне совершенно безобидных вопросов, ну там… удивиться где надо или, напротив, замять разговор… А выводы пусть делает сам Мамонт, это его работа. Вартану же вполне нравилась вот эта крепкая дубовая стойка – сработано на совесть, скажи, да? – и парад бутылок на зеркальных стеллажах, и будоражащий запах жареного мяса, майорана и эстрагона, доносящийся из кухни, и поздние вечера, когда, закрыв дверь за последним посетителем, он может спокойно подсчитать сегодняшнюю выручку, подливая себе бурбон или коньяк. В своем ручейке Вартан наловил достаточно серебристых плотвичек для Конторы, чтобы не беспокоиться о том, с какой ноги сегодня встал опер ОБЭП или налоговый инспектор. А что еще надо? И зачем здесь что-то менять?
– Ничего не понимаю, – сказал Денис. Вид у него был оглушенный. – Все летит псу под хвост. Я-то думал, перескочу этот последний барьер и выйду из «легенды», буду работать как все вы…
– Заишный, – снова повторил фамилию полковника Мамонт. – Его цитата.
– А я думал, Омар Хайям, – без тени улыбки сказал Денис.
– Омар уже был, ты повторяешься. Ты главное…
– Да задерись оно все в доску! Заишный… Бред сумасшедшего… Я раскрыт! И – точка. От меня проку ноль. Вся прокуратура знает, что я гэбэшник, конь троянский, волчина серый. Стоит мне появиться в коридоре – рты на замок, локоть в бок: смотри, кто пошел… Какой смысл мне там торчать? Только чтобы самого себя отмыть от Курлова? Или самого себя засадить от трех до пяти с последующим запретом следственной работы? Или новую операцию будем раскручивать – «Жопой в муравейник» называется?
– Ясно. Тормози, – перебил его Мамонт.
– Мне ничего не ясно, Константин Иванович… Мне…
– Я был в Москве, – Мамонт взглянул ему прямо в глаза. – Торчал всю неделю. О Курлове я узнал почти сразу. А после разговора с Заишным сразу сел на поезд… Да сядь ты, успокойся. Я хотел говорить со Смирновым, потому что и сам ничего здесь не понимаю… Но очень хотел бы понять.
– А Смирнов что?
– Смирнов в окружном госпитале. Кровоизлияние в мозг. Третьего числа отметил в «Сирене» день рождения дочки, пил сок и минералку, а утром четвертого жена нашла его на полу в коридоре. Вот такие пироги, Холмс.
Денис сидел, натянутый как струна. Увидев стоящий перед собой бокал, на треть наполненный коньяком, машинально влил его в себя. Из дальнего конца зала прилетел жалобный, с придыханием, восточный напев – там Вартан включил радиоприемник.
Денис поднялся из-за стола. Он был похож на нокаутированного боксера, который, сделав пару шагов, вот-вот рухнет на ринг под рев зрителей.
– Ладно, пошли.
– Еще по сотке? – Мамонт глянул на него снизу.
– Нет.
Капитан тоже встал. Они прошли мимо Вартана, аккуратно раскладывающего по ячейкам кассы банкноты. Мамонт сдержанно кивнул ему из-за спины Петровского. Вартан в ответ прикрыл маслянистые воловьи глаза.
* * *
Шесть окон в доме. Пять… Четыре. Близится ночь, окна гаснут одно за другим, глотая в себя глухую осеннюю темень, как надравшийся на свадьбе шафер глотает угольные таблетки.
Вот уже три окна остались гореть в доме Дениса. Кому не спится в ночь глухую?.. На втором этаже – бездетная чета Беклемишевых. Павел Егорович смотрит ночной сериал, Ольга Валерьяновна дремлет в кресле с вязанием на коленях. На четвертом – Кривцы. Кто там может не спать? Ну конечно, Лешка, пятнадцатилетний шалапут, отрезанный ломоть, свежеиспеченный член клуба «Мастырка»… Или нет. На шторах нарисовался расплывчатый силуэт, кто-то прислонился к окну, вглядываясь в ночь. Это явно не Лешка. Ага, Лешка на заседании клуба. А у окна дежурит его мать, Софья Борисовна, хирург 2-й городской клиники. Бог вам в помощь, Софья Борисовна, авось пронесет и на этот раз…
И, наконец, третье окно. Пятый этаж. Знакомые гардины, похожие на морозный узор, розоватые обои, тяжелый абажур в стиле «кабинет Антон Палыча». Там тоже ждут.
Это его окно, Дениса. Оно будет гореть до тех самых пор, пока он не вернется домой. В два часа, в четыре – без разницы. Мать встанет, захлопнет книгу («Гуманоиды: затерянная раса?») и, не взглянув на него, пройдет в свою спальню. На плите в кухне останется сковорода с теплыми котлетами, которые парились на малом огне все это время, попыхивающий в изнеможении чайник.
«А если не вернется?» – подумал Денис, прикуривая новую сигарету. Снимет, к примеру, номер в гостинице «Кавказ», благо в октябре она практически пустует. Закажет бутылочку белой, зашторит окна и выпьет, чтоб никто не видел. И вырубится. И никто его видеть не будет. Вот так.
Язык будто сам собой выскочил, чтобы облизнуть губы. Чего там девочку из себя строить… Выпить очень хотелось. Он не хотел показывать этого перед Мамонтом, но желание было сильным, почти непреодолимым. Как потереть ушибленное колено.
