Федор Лукин, удивительно похожий на священника, приложил к губам палец, потом показал на уши и стены. Саша и сам подумал, что молельня наверняка снабжена жучками. Он вопросительно уставился на Федора.
— Вас удивляет, что не пришел отец Василий? — громко спросил тот, и пояснил, не дожидаясь ответа. — Братья заболели гриппом.
Белов вспомнил рассказ оперативника о том, что тюремную часовню посещают попеременно «два отца Василия». Если вдуматься, то ничего удивительного в недуге, внезапно подкосившем обоих пастырей, нет. Православная церковь уже давно пребывает в особых отношениях с ведомством генерала Введенского.
— Как жаль, что не удастся хотя бы коротко переговорить с Федей прямым текстом. Зато можно стиснуть его в объятьях! Вряд ли комната снабжена камерой видеонаблюдения, да и темно здесь, как в гробу.
Федор между тем нашёл подходящую тему для разговора. Причем улучил, хитрец, момент, когда Белов оказался в слабой позиции: ведь кто-то зафутболил его в Воронье гнездо именно благодаря деньгам — очень большим деньгам!
— Не ты управляешь богатством, но богатство управляет тобой, — нараспев вещал бородатый проповедник. — Собственность губит человека, уродует его душу…
Опять двадцать пять! Сколько можно твердить одно и то же. Белов много раз пытался втолковать Лукину, что никогда не встречал людей, «изуродованных» богатством. Бедность не порок, но и богатство — тоже не порок. Все зависит от человека. Кто урод — тот урод, причем как в достатке, так и в бедности. Как говорится, что родилось, то родилось. Зато Белов не раз был свидетелем примеров другого рода. Он запомнил на всю жизнь, как соседка по лестничной клетке била по рукам малолетнего сына за то, что он слишком много выдавливал из тюбика зубной пасты на щетку. Или еще один случай: дети ветерана войны после его смерти продали на толкучке отцовские ордена, хотя сами ни в чем не нуждались. Короче говоря, это был старый спор, и со стороны Феди было нечестно затевать его в такой ситуации.
— Ты разбогател, сын мой, — продолжал «отец» Федор. — И что же, богатство сделало тебя счастливее и свободней? Ответь!
— Счастливее — нет, не сделало, — откровенно признался Белов. — А насчет свободы, ты… Сами видите, батюшка.
В этот момент наружная дверь приоткрылась и послышалось деликатное покашливание контролера Анюты Цой.
Федор на полуслове оборвал душеспасительную беседу и ухнул в руки Белова тяжеленную книгу. Названия в темноте было не разобрать, но, судя по весу, это было нечто весьма содержательное. Сверху Лукин накидал еще стопку брошюрок, вроде тех, какие щедро раздают желающим на автобусных остановках проповедники всех мастей.
— Читай внимательно! — напутствовал Белова «батюшка» — Думай о душе, и да поможет тебе Господь!
XXXVII
Человека, который недавно поселился в его холостяцкой квартирке, доктор Ватсон представлял своим пациентам как «коллегу из Курска». И если бы кому-нибудь пришло в голову проверить документа приезжего, то сомнений бы не осталось: так оно и было.
Интеллигентного вида мужчина ходил по клинике, с живейшим интересом присутствовал на приеме больных и даже сам задавал вопросы, свидетельствующие о высоком профессионализме. Несмотря на свою непримечательную внешность и сдержанность в суждениях, он очень расположил к себе служащих и пациентов клиники «Гармония». Чувствуя внимание со стороны нового доктора, буквально каждый клиент был готов немедленно рассказать обо всем, что его тревожит.
Введенского действительно связывали с доктором Вонсовским давние, хоть и не слишком близкие, но дружеские отношения. Хотя бы потому, что похожий на пёвца Розенбаума доктор оперировал когда-то полковника Введенского после ДТП и спас ему жизнь. А потому Игорь Леонидович, приехавший в Красносибирск как частное лицо, предпочел остановиться именно у своего знакомого, а не светиться лишний раз в гостинице.
За несколько дней пребывания в городе Игорь Леонидович успел сделать очень многое. И в первую очередь восстановить старые и завести новые связи с коллегами по цеху. Иначе говоря, вступил в контакт с «местными охотниками», как и советовал ему давеча генерал Хохлов.
Много новых деталей по интересующему его вопросу Введенский также почерпнул, общаясь с пациентами клиники «Гармония». Но особенно интересной и познавательной была его поездка с Доктором Ватсоном в странноприимный дом имени Нила Сорского.
Федя очень обрадовался гостям, хотя и не мог скрыть подавленного состояния. Кампания борьбы с тоталитарными сектами в средствах массовой информации набирала обороты. Газеты состязались в стремлении заклеймить его позором. Всевозможные проверяющие органы сбились с ног, пытаясь найти подтверждение имевшим якобы место фактам, будто Федор Лукин, используя власть над умами и душами свои приверженцев, отбирает у них квартиры и иное имущество.
Но фмое неприятное случилось накануне ночью: загорелся деревообрабатывающий цех. В огне погибли не только станки, но и вся готовая партия вагонки, сделанная под заказ для городской лыжной базы. Впрочем, могло быть и хуже: пламя с горящего цеха могло перекинуться на основной корпус ночлежки, где обитает несколько десяткой странников. Если бы не дочь завхоза Зарема — девочка вовремя проснулась и разбудила взрослых, — то могли быть человеческие жертвы.
Ответственность за акцию без тени смущения взяли на себя активисты из молодежного движения «Идущие рядом». Именно они, наряду с официальной церковью, и были идейными вдохновителями кампании по борьбе с «оборотнями от Библии». Так теперь принято было называть Лукина и его единомышленников…
Игорь Леонидович постарался успокоить расстроенного Федора. Он обещал задействовать свои рычаги, чтобы утихомирить разбушевавшуюся общественность. После этого немного приободрившийся Федя повел гостей знакомиться с новым обитателем ночлежки — скромным истопником Иваном Ивановичем Зерновым.
Ивана Ивановича нашли в бойлерной, где он пребывал в полном одиночестве и следил за работой газового котла, который, по правде говоря, особого пригляда вовсе и не требовал. Новый истопник, несмотря на свой более чем преклонный возраст, оказался человеком очень словоохотливым, что объяснялось его затянувшимся вынужденным затворничеством. Почувствовав искренний интерес к себе, Зернов мгновенно стартовал со своей историей, хотя и выступал в ней явным нарушителем закона.
В общем и целом ветеран войны, бывший разведчик, а ныне пенсионер Иван Иванович Зернов был законопослушным гражданином. Что же касается некрасивого поступка, то на это старика толкнуло желание сделать внучке в день совершеннолетия достойный подарок. Девочка днем и ночью мечтала про… этот, как его?…
— Эм Пэ три плейер! — подсказал Ватсон, уже слышавший эту историю.
— Вот именно, планер, — согласился рассказчик.
Но игрушка оказалась настолько дорогой, что денег на ее покупку не хватало, И тогда сметливый дедушка придумал хитрый трюк. Он знал, что на территорию алюминиевого комбината свозят со всех приемных пунктов алюминиевый лом, и хранят там в каком-то сарае, пока не переработают. Идея избавится за деньги от своих ложек-вилок-кастрюлек пришла ему в голову давно:
— Говорят, кто пользуется алюминиевой ложкой, рискует заработать старческое слабоумие, как Рейган в Америке, — на полном серьезе заявил ветеран.
Слушатели усомнились в том, что американский экс-президент в самом деле злоупотреблял посудой из алюминия. Но разубеждать Ивана Ивановича не стали, и вообще не торопили рассказчика, несмотря на обилие не имеющих прямого отношения к делу деталей.
Короче, задумка была идеальной, если бы не одно «но». Дело в том, что Иван Иванович уже по одному разу сдал абсолютно все имевшиеся у него в хозяйстве изделия из алюминия, и вырученные деньги быстро разошлись. Отправляясь вечером «на дело», он тешил себя мыслью, что сумеет отыскать в груде металлического хлама именно свои предметы. Сдать их по второму разу представлялось злоумышленнику все-таки меньшим грехом, чем прямое воровство.
Проникнуть на охраняемую территорию для бывшего разведчика оказалось вполне посильным делом. Однако после этого удача оставила его. Иван Иванович долго блуждал в темноте по территории комбината в поисках нужного склада, осматривая каждую дверь, но так и не нашел того, что искал.
В какой-то момент пенсионер чуть было не засыпался, сунувшись в открывающиеся ворота.
Но вовремя успел спрятаться, потому что заметил мужика, который выходил из гаража. Как теперь казалось рассказчику, что-то в поведении его было настораживающим. Как будто бы тот очень спешил и не хотел, чтобы его увидели. Так это было или иначе, но оснащенный от природы хорошей зрительной памятью Иван Иванович разглядел и запомнил лицо человека, запирающего ворота. Сам он при этом остался незамеченным. А про мужика, которого на тот момент посчитал сторожем, и вовсе забыл до поры до времени.
