– В этом вы не оригинальны, – заметил Глеб. – У меня тоже выдались на редкость насыщенные сутки. А тут еще вы…
Сивый, говорите? «Сивый» в переводе на общеупотребительный русский язык означает «седой». Интересно получается.
Мне начинает казаться, что мы с вами ищем одного и того же человека. Во всяком случае, теперь понятно, почему вы пришли именно ко мне. А я-то, грешным делом, подумал, что вы слегка.., того. А имя Кудрявый вам ничего не говорит?
Пленник нехорошо сузил глаза.
– Слушай, мразь, – сказал он. – Если ты не перестанешь надо мной издеваться, я тебе глотку перегрызу.
И плевать я хотел на твой пистолет!
– Угрозы – это в общем случае сотрясение воздуха, – сказал Глеб. – И еще это оружие слабых. Вам кто-то дал адрес Сивого, и вы пришли сюда, чтобы прострелить мне голову из двуствольного обреза. На основании обыкновенного почтового адреса, заметьте. Должен вам сказать, что до меня эту квартиру занимал некий седоголовый красавец, бывший, по моим данным, первостатейным мерзавцем. Вы не помните своего прежнего соседа?
– Проклятье, – пробормотал пленник. – Это правда! Черт, я никогда не обращаю внимания на соседей…
– Итак, – продолжал Глеб тоном киношного детектива, излагающего перед пораженными слушателями ход своих гениальных мыслей в конце серии, – некто по кличке Сивый, занимавший эту квартиру до меня, похитил какую-то Машку и с ее помощью вертел этим самым Тыквой как хотел. И еще тут каким-то образом замешан уголовный авторитет Кудрявый, которого вы, без сомнения, знаете, раз одно упоминание его имени приводит вас в такую ярость. К чему бы это все?
– Кто вы такой? – резко спросил пленник.
– Не милиционер, успокойтесь. Вы интересуете меня лишь как источник информации да еще как сосед, над головой у которого я иногда брожу по ночам. И вообще, вопросы здесь задаю я: во-первых, потому, что у меня пистолет, а во-вторых, потому, что вы уже начали говорить. Не логичнее ли будет, если вы договорите до конца?
– ФСБ, – уверенно сказал пленник. – Хрен редьки не слаще. Ничего я вам не скажу, можете стрелять. Какая мне разница, где подыхать: здесь или в тюряге?
– Ладно, – Глеб положил пистолет на стол и взялся за сигареты, но вовремя вспомнил, что он на задании, и спрятал пачку в ящик стола. – Повторю еще раз, если вы такой непонятливый: вы мне не нужны. Мне нужен Сивый. Между делом я могу заняться Кудрявым, но только между делом.
– Отлично! – воскликнул пленник. – Я вам не нужен… Я даю вам показания, вы берете этих псов, а назавтра меня находят в канаве.., или в разных канавах.
– Я не собираюсь брать этих псов, – медленно сказал Слепой. – Брать – не мой профиль. Я занимаюсь отстрелом опасных животных.
Виктор Шараев внимательно посмотрел на него и понял, что этот странный человек говорит правду. Активист.. вздохнул.
– Незавидная у вас специальность, – сказал он. – Или вам нравится? Денег-то наверняка куры не клюют.
– Я не держу кур, – уклонился от ответа Слепой. – Итак? Учтите, вы меня заинтриговали, и в моих силах отправить вас туда, где вы все скажете.
– Угрозы – оружие слабых и пустое сотрясение воздуха, – напомнил Активист.
– Считайте, что размочили счет, – Глеб скупо улыбнулся. – Поймите, этого человека нужно остановить. Минувшей ночью он пытался поджарить заживо меня и еще троих человек, двое из которых – женщины.
В лице Активиста что-то дрогнуло, но оно немедленно приобрело прежнюю каменную твердость, – Потаскухи? – уточнил он.
– Жены, – сказал Глеб.
– Ну и как? Удалось?
– Не удалось. Двое из его людей были убиты, один тяжело ранен. Сивый тоже получил ранение – увы, легкое.
– Двое убиты?
В голосе Активиста прозвучала такая кровожадная радость, что Слепой невольно прищурился, внимательно вглядываясь в его лицо.
– Двое убиты… – мечтательно повторил пленник. – Это уже что-то. А вот Борька не успел…
– Борька?
– Мой брат. Этой ночью они сожгли еще один дом. Там была моя семья. Говорите, вам нужна голова Сивого?
– Или тело. Это не принципиально, главное, чтобы по отдельности.
– Продано! – сказал Активист. – Я скажу все, но при одном условии: вы берете меня с собой. А потом хоть в тюрьму, хоть в землю – все едино.
Слепой надолго задумался, барабаня пальцами по крышке стола.
– Вообще-то, я работаю один, – сказал он наконец. – Но, учитывая обстоятельства. Как вас зовут?
– Активист.
– Ак… Послушайте, а человеческое имя у вас есть? Об это можно язык сломать.
– Виктор.
– Я – Глеб. Слушайте, а как вы сюда попали?
– Через окно на крыше. Чуть ноги не сломал. Так мы договорились?
Слепой вздохнул.
– Вы понимаете, что вас могут просто убить? Ну да, вы ведь об этом уже говорили… Что ж, если вы так жаждете крови.., договорились. Рассказывайте, что у вас там вышло с этими урками.
Виктор вздохнул и, сделав над собой видимое усилие, начал говорить. Это была обычная история человека, считавшего, что держит ситуацию под контролем, и вдруг обнаружившего, что незаметно для себя переступил черту, за которой уже ничего нельзя изменить и поправить. Им манипулировали, как пешкой. План Сивого теперь был как на ладони: заставив Кудрявого руками Активиста захватить наркотики, бывший подполковник нагрел его на сто пятьдесят тысяч, которые Активист отбил у Одинакового, и дискредитировал Активиста, подбросив ему коробки из-под морфия. Теперь он руками боевиков Кудрявого активно убирал свидетелей, и только идиот мог не догадываться, какая судьба ждет самого Кудрявого в конце этого сезона охоты. Кудрявый, по всей видимости, и был таким идиотом: он либо не понимал, что ему угрожает, либо считал, что Сивый у него в руках со всеми потрохами. Триста с небольшим килограммов однопроцентного раствора и кристаллов морфия, исчезнувшие с разгромленного завода медпрепаратов в Царицыно, должны были принести Сивому крупную сумму, но Глеб сомневался в том, что это ограбление было последним. Доведя до конца это дело, Сивый примется планировать следующее и придирчиво выбирать исполнителей, плетя вокруг них липкую паутину.
Рассказ Активиста лишний раз подтвердил слова полковника Малахова: Раскошина было просто необходимо остановить, и потребовались бы годы на то, чтобы сделать это законным путем. Сивый работал чисто, и собрать улики, которых было бы достаточно для вынесения сколько-нибудь сурового приговора, было невозможно.
Известие о том, что в заложницах у Сивого находится семнадцатилетняя сестра убитого утром Тыквы, огорчило Глеба по двум причинам. Насилие над женщинами и детьми причиняло ему почти физическую боль, и, кроме того, необходимость спасти заложницу сильно осложняла задачу У него даже промелькнула малодушная мысль о том, как было бы хорошо, не встреться ему этот Активист: он просто следил бы за Кудрявым до тех пор, пока тот не привел бы его к Сивому. Тогда дело решилось бы всего двумя выстрелами, а то и одним, если бы эти двое одновременно оказались на линии огня. Слепой покачал головой, возражая самому себе. Не будь Активиста, с его сумбурным рассказом, семнадцатилетняя девчонка так и осталась бы сидеть под замком неизвестно где. Возможно, о ней не знает никто, кроме Сивого, и тогда пуля, убившая Раскошина, убила бы и ее. Она могла быть мертва давным-давно, но еще со времен Афганистана Слепой твердо усвоил: человек жив до тех пор, пока не обнаружено его тело, а значит, до самого конца нужно действовать так, словно он жив и ждет твоей помощи.
– Черт бы вас побрал, – сказал он Активисту, выслушав его рассказ до конца. – Робин Гуд сопливый, недоделанный… Ну куда вы полезли со своим утопическим социализмом? Чертов инфантил.
На скулах у Активиста заиграли желваки, но он промолчал.
– Ладно, – добавил Глеб, – что с вами поделаешь.
Домой вам, конечно, нельзя. Примите душ здесь и давайте вздремнем хотя бы часок-другой. Другое оружие у вас есть? Нету? Дам. Красивое, глаз не оторвать. Между прочим, сувенирчик от Сивого. Неплохой получится каламбур, если вы уложите мерзавца из его же пистолета. А от этой вашей гармони нужно непременно избавиться, и чем скорее, тем лучше.
Активист вздохнул и, собрав лицо в горсть, провел ладонью ото лба к подбородку.
– Да, – сказал он, – поспать не мешает.
В этот момент в маленькой комнате зазвенело, падая с большой высоты на пол, стекло, и вслед за этим звуком раздался тяжелый шум падения чего-то большого и грузного. Одновременно кто-то принялся безуспешно, но очень настойчиво ломиться в дверь. Активист вскочил, словно подброшенный пружиной, а Слепой, не вставая, выдернул из розетки шнур настольной лампы. Квартира погрузилась в темноту, наполненную звоном и грохотом, которые доносились из прихожей и соседней комнаты.
– Достань обрез и ляг на пол, – скомандовал Слепой, и Активисту даже в голову не пришло, что можно возразить.
