грошей, зарытых в землю. Что скажешь, красавица? – глянул он на женщину. – Откуда грошики? За какие такие твои заслуги?
Женщина молчала. Не шевелясь, она все так же сидела на кровати, лишь сильнее поджала под себя ноги и еще пальцами правой руки вцепилась в одеяло – так сильно, что пальцы побелели. Это было видно даже при свете керосиновой лампы. Белкин подошел к женщине и уселся с ней рядом на кровать.
– Значит, так, – спокойным голосом произнес он. – Давай мы с тобой поиграем в считалочки. Ты не против? Хорошая игра, веселая…
Женщина по-прежнему молчала, лишь искоса взглянула на Белкина.
– Начинаю считать, – сказал Белкин. – Ты ожидала гостя, который должен прийти к тебе ночью и за что-то с тобой рассчитаться. Это раз. – И Белкин загнул первый палец. – Далее: тебя на промыслах дважды видел патруль. В первый раз – перед отравлением буртов, второй раз – аккурат перед самыми взрывами все тех же буртов. Это два. – И Белкин загнул второй палец. – Просто-таки удивительное совпадение! Это три. – И Белкин загнул третий палец на руке. – Дальше – фонарик. Новый немецкий фонарик, который просто так не раздобудешь и на дороге не найдешь. Им ты себе подсвечивала, когда тебя встретил патруль. Это четыре. И наконец – пять. – Белкин загнул сразу два пальца – и четвертый, и пятый. – Деньги! Много денег, которые ты спрятала в своем доме, причем совсем недавно. И беды на приисках также начались совсем недавно. – Белкин рывком поднялся с кровати и навис над женщиной: – Ну что, поговорим здесь? А то ведь отвезем тебя в Симферополь в тюрьму. Там с тобой будут говорить другие люди и по-другому. Тем для разговора хватит!
– Пускай он выйдет, – после короткого молчания произнесла учетчица, указав на Чистова. – А тебе я скажу…
Чистов негодующе фыркнул, затем усмехнулся и махнул рукой.
– Что ж, могу и выйти! – сказал он. – Я не гордый. Был бы толк… Пойду проверю, как себя чувствуют наши орлы. Не задремали ли?
И он вышел.
– Ты старший? – спросила женщина у Белкина.
– Допустим, – сказал Белкин. – Какая разница? Разве это что-то меняет?
– Меняет, – сказала учетчица. – Многое меняет… У старшего – власть. И он может решать. Как он решит, так и будет. Разве не так?
– Ты это о чем? – не понял Белкин.
– Забирай все деньги! – торопливо произнесла женщина. – Они – твои! Там много денег. А еще будет золото. Много золота. Оно тоже твое! Хочешь – поделись с этим… – она кивнула на дверь, в которую вышел Чистов, – хочешь – все оставь себе. Это дело твое. А меня не трогай. Забудь обо мне!
– И это все? – улыбаясь, спросил Белкин.
– Тебе этого мало? – женщина посмотрела на Белкина с удивлением. – Что ж, могу увеличить цену… Еще бери меня. Приходи ко мне в любое время, когда хочешь. Ни в чем не будет тебе отказа. Ты молодой, ты меня понимаешь. Ведь ты же меня понимаешь, правда?
– Заманчивое предложение, – Белкин продолжал улыбаться. – Просто так и не откажешься…
– Ну, так и соглашайся! – Женщина стремительно бросилась к Белкину, попыталась его обнять, но он отстранился. – Соглашайся сейчас же! И деньги забирай, и меня бери прямо сейчас! А завтра будет и золото!
– Заманчивое предложение, – повторил Белкин. – Но у меня имеется другое предложение. Так сказать, встречное.
– Какое же? – спросила учетчица и еще раз попыталась обнять Белкина.
Белкин отстранился и во второй раз. Он отошел в сторону, сел на табурет и молча стал смотреть на Людмилу. Она же стояла посреди комнаты и также смотрела на Белкина. Она ждала, что он ей скажет.
– Вот ты во всем и созналась! – отозвался наконец Белкин и вздохнул. – И осталась лишь малость – рассказать о произошедшем подробно. Я буду задавать тебе вопросы, а ты правдиво на них отвечать. Лучше тебе ответить на них здесь, чем там, – он неопределенно махнул рукой. – Потому что там для тебя будет все намного печальнее. Вот такое, стало быть, у меня к тебе предложение.
Женщина криво усмехнулась, повела плечами и вновь уселась на кровать.
– Значит, не хочешь ни денег, ни золота, – не то спросила, не то констатировала учетчица.
– Не хочу, – ответил Белкин.
– Дурак, – сказала женщина. – Молодой дурак.
Белкин в ответ лишь усмехнулся.
– И меня тоже не хочешь? – спросила женщина.
На этот вопрос Белкин и вовсе ничего не ответил – ни словом, ни движением. Помолчали. Белкин ждал, учетчица смотрела на огонек керосиновой лампы и о чем-то думала.
– Если я все расскажу, мне это зачтется? – наконец спросила она.
– Я не решаю такие вопросы, – ответил Белкин. – Но думаю, что зачтется.
– А ты-то сам что решаешь? – спросила женщина.
– Мое дело – изобличить тебя. И поймать тех… – Он опять неопределенно махнул рукой.
– Тех… – скривилась учетчица. – Это еще вопрос – кто кого одолеет. Может, и не ты их, а они тебя. Там ведь ребята ловкие. Специально обученные.
– Ничего, – спокойно произнес Белкин. – Уж как-нибудь справимся. Рассказывай.
За дверью послышался шум, и в дом вошел Чистов.
– Уже можно? – спросил он. – Секреты закончились?
– Отправь двух солдат на прииски за машиной, – сказал Белкин Чистову. – Негоже идти дамочке пешком три километра по степи. Мало ли что…
Чистов не стал задавать никаких дополнительных вопросов. Тут и без вопросов все было ясно. Дамочка созналась. А коль так, то ее следует поберечь как ценного свидетеля. Потому-то и нужна машина. Вести даму пешком – хоть на прииски, хоть в Ишунь – дело ненадежное. А вдруг где-нибудь неподалеку в темноте затаились те, с кем она сотрудничает, и они захотят отбить дамочку, или ликвидировать ее, или перестрелять тех, кто ее сопровождает? И то, и другое, и третье было вполне возможным. Особенно если тащиться через степь пешком. А вот ехать на машине куда сподручнее и надежнее.
Чистов вышел. Вскоре он вернулся и сделал знак рукой: все, мол, в порядке, машина скоро будет.
– Хорошо, – кивнул Белкин и взглянул на женщину: – Ну, рассказывай…
– Спрашивайте, – безучастно сказала Людмила Иванюта.
* * *
Легковушка прибыла и впрямь скоро – через полтора часа. За это время учетчица рассказала Белкину и Чистову все, что она знала о диверсантах. Впрочем, знала она не так и много.
– Он велел, чтобы я называла его Серьгой, – рассказывала женщина. – Веселый такой парень, балагур и охальник… Все ко мне приставал…
– Немец? – уточнил Белкин.
– Нет, наш, – ответила женщина.
– Откуда знаешь, что наш?
– Ну, так ведь видно. Разве так трудно отличить русского от немца?
– Ладно… И что он? Что-нибудь о себе рассказывал? Кто он, откуда,