«Наверняка здесь опыты над людьми проводят», – размышлял Резина, прохаживаясь из угла в угол по диагонали, хмуря брови время от времени, поднимая глаза к потолку и скалясь. «Где здесь камера?» – размышлял он, украдкой поглядывая по сторонам.
Так он ходил довольно долго, с час. Потом стукнулся, как бы случайно, ногой о кровать и завалился на нее, с наслаждением подумав, что нашел выход. У психов, как размышлял Витек, все должно быть спонтанно, по-животному естественно. Куда поведет, туда и пойдет. Хотелось пить и кушать, но никто не спешил ему нести пропитание, кажется, о нем забыли, а подойти и постучать в железную дверь, позвать кого-нибудь и сознаться, что он просто придурялся, нельзя, так как нужно разобраться с машиной. Надо себя хорошо вести для того, чтобы перевели в общую палату, о чем он думал с еще большим содроганием, нежели о перспективе в начале службы оказаться одному среди дембелей. Здесь же все психи, причем попасть к психам-старожилам да еще и к буйным, – это же ужасно. А заточку из полотна пилы он неплохую сделал. Как раз сошла за оружие, созданное не слишком просветленным разумом, и аккурат в задницу поместилась. А доктор такого финта не ожидал.
Только к вечеру дверь открылась. Витек заставил себя не дергаться и лежать на кровати в пространной позе. Посетителем оказался сам Гришевич, да не один, а вместе с симпатичной медсестрой массой центнера полтора. У девчонки сиськи по два ведра, огромное пузо и ляжки по пять пудов. Такая как прижмет, так и забудешь, как дышать.
Гришевич взял его за подбородок и тут же получил от Витька по руке.
– Ну и что будем делать с ним, доктор? – ласково пропела сестричка.
– Ничего, принеси табурет.
– К полу прикручивать?
– Да нет, не надо, если что, я сам управлюсь. И оставь нас.
– Пожалуйста, я буду за дверью, – проинформировала сестрица.
– Да-да, конечно, – согласился Гришевич.
Доктор провел с Витьком непродолжительную беседу, из которой он сделал вывод, что перед ним солдат, убежавший из воинской части и совершенно не понимающий, где он находится, хотя свое собственное имя Виктор сообщил, так, чтобы не путаться, а то ведь совсем отъехать можно от собственной придури.
Во время разговора он пытался пару раз укусить доктора, но тот мягко предотвращал все его попытки. Видимо, за тягу к человечинке аккуратная сволочь в белом халате оставила его в камере еще на одни сутки.
Мисс сто пятьдесят кэгэ после разговора принесла кашу и стакан сладкого чаю. Кашу пришлось размазать по стене, а кружку с чаем выплеснуть на кровать, загадив собственную постель. После этого заявить, что он не пойдет в наряд и останется здесь до конца дней своих, а товарищу командиру пусть передадут, что он погиб в бою.
Внимательно выслушав речь пациента, Анфиса, так было, во всяком случае, написано на бэйджике, взяла пустую тарелку, потянулась за кружкой, но Витек в попытке попрепятствовать забору посуды смахнул ее с подоконника, и жестянка полетела на пол. Так весело прошел ужин.
Завтрак следующего дня Витьку не понравился. К нему зашли две Анфисы, одна другой крупнее, открыли ему рот, вставили в него воронку и влили жиденькую манку. После чего отпустили руки и вышли не прощаясь, а Витек, встав на колени и уткнувшись лбом в пол, стал буйно переживать издевательства над собственной персоной.
– Сволочи, гады, сволочи, гады, – выл Витек. – Я вам еще покажу, покажу вам. Взорву вас всех.
Новенькая сиреневая больничная пижамка трещала по швам. Он разорвал на груди рубаху и вновь подошел к окну, где увидел, как мужик выносит из служебного хода столовой два ведра, видимо, с остатками еды. А приблизившись как можно ближе, Витек высунул язык и стал снова пускать слюну, мечтая лишь о том, чтобы его поскорее из лазарета переправили в более просторное помещение, где есть хоть какое-то общество.
Ближе к обеду за ним пришла Анфиса – женщина с шеей борца и взглядом убийцы. Взяв его за руку, она, как агнца, повела Витька по коридору. Для того чтобы пройти из одного сектора в другой, необходимо было преодолевать железную решетку. А чтобы выйти на внешний уровень, приходилось нажимать на кнопку звонка, появлялся охранник и со своей стороны отпирал дверку. Выйдя из зоны изолятора, они прошли по общему коридору. Навстречу попались два тихих, мечтающих о своем, дяденьки, бредущих вдоль стен параллельно друг другу. Вначале Витек подумал, что это они так случайно попали, но ничего подобного, пройдя шагов пять или шесть, они посмотрели друг на друга, резко повернулись в обратную сторону и медленно побрели уже не навстречу, а по ходу движения Виктора и Анфисы.
Парочка вышла во двор. На солнышке человек тридцать психов гуляли в разных позах. Большинство из них сидели на лавках и кривлялись, а человек семь шагали туда-сюда. Один, сидя около самого крылечка, выкопал ямку и ковырялся в ней двумя ладонями, шурудя цветными шариками, насыпанными до краев крохотного углубления.
Резинкин не увидел машину сразу, так как помешали два обстоятельства. Первое – это небольшой сарайчик, частично закрывавший кузов «Линкольна», а второе – повышенное внимание двух особ женского пола, быстро подошедших к Витьку под ручку. Одна женщина была уже в возрасте, абсолютно лысая, с кристальными, безмятежной глубины и чистоты глазами голубого цвета, и при ней молоденькая девушка с короткими пшеничными волосами, остриженная далеко не талантливым местным парикмахером. Витек сразу смекнул, что длина волос такова, что ухватиться за них совершенно нереально, и такие прически носили абсолютно все из тех, кому позволено было сегодня выйти и подышать свежим воздухом.
– Смотри, Галочка, какой красивый мальчик, – произнесла старая. – Он будет твоим мужем.
Витек неожиданно резко взмахнул рукой, и старуха получила по морде, отвалив в сторону.
Анфиса подхватила столь агрессивного юношу и повела его обратно с улицы. Только в самый последний момент, когда он уже заходил и надежды на свежий воздух ушли, как прошлогодний снег, Витек заметил блик от хромированного бампера, и сердце его екнуло. Вот она, родная. Ничего, он позволит над собой поиздеваться и завтра утром будет в обществе местных обитателей вести себя уже спокойно, а иначе и быть не могло, так как ему сделали клизму и засыпали внутрь кучу таблеток. А к тому же еще что-то интересное ввели через кишечник, после чего Витек стал сам не свой, превратился в живую куклу.
Очнулся он сидящим на лавке. Солнышко светило прямо в рожу, а перед ним стоял красавец «Линкольн Тауэр». Тряхнув башкой, Резина понял, что ему уже ни до долларов, ни до «Линкольна», ему ни до чего. Он посмотрел на порезанную руку, повязку с которой уже убрали, поглядел на рану и понял, что сегодня для него еще вчера, а на самом деле сегодня уже сегодня, так как почти целые сутки благодаря колесам он в этом мире отсутствовал и вел бессознательный образ жизни, подобно улитке.
Резинкин, находясь даже в полубредовом состоянии, осознавал красоту находящейся перед ним машины. Не зря ему сулили просто бешеные бабки за угон такой красоты. Голубоглазая лысая старуха вместе со своей дочерью Галочкой вышли из глубины небольшого садика, не успевшего еще разрастись на территории недавно заложенной больницы, и, обогнув здоровенный автомобиль, уселись на лавочку рядом с Витьком.
– Ну вот, доченька, твоему мужу уже лучше.
Витек подумал о необходимости съездить бабке по морде еще раз, но затем, вспомнив последствия данного поступка, решил отменить физическое воздействие. Он спокойно сидел и даже позволял молоденькой сумасшедшей девушке трогать свою больничную пижаму и издавать восторженные звуки. Ни одного членораздельного слова от нее, похоже, никто и никогда не слышал.
«А ведь неплохой вариант для брака», – ни с того ни с сего подумалось ему. Будет всю жизнь только гугукать и ничего не скажет, ни одного слова.
– Молодой человек, а у вас есть высшее образование? – начала расспросы мамаша.
Витек посмотрел на бабку, наклонил голову набок и собрал глаза в кучу.
– Конечно, целых три, – ответил он, засунув язык между зубами, от чего раздалось шипение.
– Хотите иметь детей? – зудела бабка.
Витек, резко забросив голову вверх, глядел в синее, безоблачное небо. Так, не опуская головы, он пошел прочь от двух женщин и начал обходить здоровую машину.
Разыгрывая из себя полного придурка, Резина умудрился заглянуть в салон и увидеть приборную панель. Ничего сложного в этом нет, казалось бы, но только не тогда, когда ваша голова задрана вверх и вы не можете вернуть ее в нормальное положение, дабы не сойти за резко выздоравливающего. Резинкину пришлось сесть перед дверцей со стороны водителя и согнуть колени так, чтобы глаза, обращенные вверх, смогли хотя бы под углом пронаблюдать все, что происходит внутри. Поза, в которой находился Резинкин, была весьма неудобной, но каково же было его удивление, когда сумасшедшая девушка с пшеничными волосами села с ним рядом и точно так же, как и он, уперлась подбородком в стекло. А сзади стояла мамаша.
