Он навернул на ствол пистолета короткий глушитель, затем бросил в окно два камешка. Луч фонаря упал на стекло. Глеб затаился за деревом.
– Ты слышал?
– Слышал, – сказал второй. Кавказцы были с пистолетами. – Ветер, наверное, – они оба подошли к окну. – Открой пошире, сдохнуть от жары можно!
Когда окно было распахнуто, Глеб выстрелил – два негромких хлопка с интервалом в одну секунду. Зажженный фонарь выпал из рук мертвого кавказца на бетонную отмостку у стены дома и погас. Глеб впрыгнул в дом и притаился у стены. Он пробирался из комнаты в комнату, скользя как тень, бесшумный и невидимый, он был готов в любой момент выстрелить.
Ренат и Раймонд вытаскивали из компьютера диски.
– Надо отсюда уходить, – бормотал Ренат. – Раймонд, скорее!
Тимур шел, светя перед собой фонарем, в левой руке – фонарь, пистолет – в правой, светил себе под ноги. Луч метался от стены к стене. Глеб спрятался за дверью, услышал, как поскрипывают ступеньки. Тимур прошел рядом с Сиверовым. У тут у него за спиной скрипнула дверь. Тимур обернулся, луч взметнулся к потолку. Коротким быстрым ударом Глеб выбил пистолет, тот загремел по ступенькам, следующий удар Глеб нанес в горло. Но Тимур увернулся, ушел от удара. Фонарь вспыхнул, в его луче Тимур разглядел мужчину, увидел пистолет, и это было последнее, что он видел в своей жизни.
«Она должна быть здесь! Она где-то здесь, в доме! Куда они ее спрятали?»
Пуля, выпущенная Глебом, угодила Тимуру в глаз. Сиверов подхватил безжизненное тело, оттащил со ступенек за дверь.
– Надо взять с собой женщину.
– Зачем она нам? – сказал Раймонд. – Надо уходить отсюда. Где Тимур?
Глеб слышал голоса на втором этаже. «Вы спуститесь, обязательно спуститесь. Вы же не ангелы, по воздуху улететь не сможете, вам обязательно придется спуститься вниз».
– Ты иди за ней, – сказал Ренат, обращаясь к латышу, – а я в гараж.
– Может, не стоит дергаться? Может, подождем?
– Надо уходить, – на лице Рената застыло странное выражение. Такое бывает, когда в ход событий вмешиваются потусторонние силы, объяснить присутствие которых невозможно.
Если бы Глеб знал, где находится подвал, он оказался бы там первым. Но Сиверов начал подниматься на второй этаж, а Ренат и Раймонд тем временем спустились по черной лестнице. Они были вооружены, двигались в темноте, по очереди освещая дорогу газовыми зажигалками.
Когда Глеб открыл дверь, большая комната была пуста. В кабинете и спальнях тоже никого не оказалось.
«Куда же они поделись?»
Наконец Глебу удалось отыскать вторую лестницу, вход в нее напоминал встроенный платяной шкаф с зеркальной дверцей.
В это время Ренат уже открыл подвал, схватил Ирину и, подталкивая ее стволом пистолета в спину, заставил идти в гараж. Он затолкал ее в «БМВ».
– Тимур, ты где? – крикнул Раймонд. – Где все?
Никто ему не ответил, дом наполняла зловещая, вязкая тишина.
Ирина закричала.
– Заткнись! – услышала она голос Рената. – Заткнись, а то я прострелю тебе голову!
– Раймонд, открывай гараж! – Ренат уже сел за руль. Он повернул ключ в замке зажигания.
Быстрицкая сжалась на переднем сиденье. Раймонд возился с замком.
Глеб в это время спускался по лестнице в гараж. Он слышал голоса, грохот поднимаемой роллеты.
– Да помоги мне, черт подери! – крикнул Раймонд, не в силах поднять заклинившую роллету.
Ренат взглянул на Быстрицкую, схватил ее за плечо и ударил по голове рукояткой пистолета. Ирина потеряла сознание. Ренат выскочил из машины. Вдвоем с Раймондом они подняли роллету на высоту, достаточную для того, чтобы смогла проехать машина. Глеб четко видел два мужских силуэта, на мгновение застывших в проеме.
Он поднял пистолет и четыре раза нажал на спусковой крючок. Сиверов стрелял в руки. Роллета с грохотом упала вниз, придавив и Рената, и Раймонда. Глеб не спеша подошел и ногой откинул пистолеты. Раймонд зажимал ладонью рану, хрипел, Ренат корчился от нестерпимой боли – пуля раздробила плечевой сустав. Глеб за ноги втащил Раймонда в гараж, наступил ногой на горло Ренату.
– Где Ирина? – Глеб всунул ствол пистолета в рот Раймонду. – Где Ирина, я у тебя спрашиваю?
– В машине… – выдавил из себя Ренат.
Небо расколола вспышка молнии.
* * *
Когда на рассвете приехал Потапчук и его люди, Глеб на кухне варил кофе. Связанные Раймонд и Ренат лежали в подвале.
– Можете продолжить игру, Федор Филиппович. У меня не было выхода. Только из уважения к вам и вашей работе я их не пристрелил. Возьмите диски. Переправить их они не успели, лишь скопировали.
– Где копии?
– Их переправит в Америку Екатерина Маслицина. Я бы на вашем месте проследил ее до самого адресата, чтобы знать, кто именно должен получить их в Штатах.
* * *
Екатерину Олеговну Маслицину арестовали в Шереметьево. У нее был билет до Франкфурта, там она должна была пересесть на другой рейс до Нью-Йорка, где ее должны были встретить друзья Ахмедшина.
Двадцать пятого августа Глеб позвонил Потапчуку. Тот был удивлен.
– Как, ты еще здесь? Ты никуда не уехал?
– Здесь, слушаю музыку.
– Какую? – с досадой в голосе поинтересовался генерал.
– Замечательную музыку, Федор Филиппович. Хочу, чтобы и вы послушали. В двадцать один тридцать я вас жду.
– Ты приглашаешь меня на домашний концерт?
– Приходите.
В двадцать один тридцать генерал уже стоял у двери нужной ему квартиры. Глеб встретил его с загадочной улыбкой на лице.
– Чем обрадуешь, старика?
Глеб вертел в руках компакт-диск.
– Знаете, что это? – как фокусник, он провел компактом перед лицом генерала.
– Вагнер, наверное, – произнес Потапчук чуть раздраженно.
– Нет, – сказал Глеб, – это Верди, «Реквием» Верди.
– Ну и что из того?
– «Реквием», Федор Филиппович. Догадываетесь, кому раньше принадлежал этот компакт-диск?
– Верди сейчас в моде. Я это в газете вычитал.
– Мне подарила его вдова академика.
– Смоленского? – переспросил генерал.
– Разумеется. Последние дни меня мучила одна мысль, я пытался решить одну головоломку. Почему вы не спрашиваете какую?
– Считай, уже спросил. :
– Помните ту ночь, когда мы сидели у Горелова?
– Помню, – сказал генерал.
– На компакте записаны три формулы, на которых держится открытие, без них оно мертво.
– Три формулы? – произнес генерал, и на его лице появилось восхищение. Он с ног до головы оглядел Глеба, его взгляд замер на компакте.
– Я нашел одну строчку в дневниках Смоленского, всего одну строчку. Цитирую: «…с Моцартом может сравниться только Верди, для меня они равновелики…» Вот «Реквием» Верди, здесь три формулы – три формулы смерти. Что мне с ними делать?
Потапчук вытащил из портфеля бутылку коньяка, дрожащими руками откупорил ее и поставил на журнальный столик.
– Давай бокалы, Глеб Петрович. Выпьем и решим, что с ними делать. Хотя, думаю, ты это уже решил за меня.
