— Спасибо, Генри, — поблагодарил Клейн.
Эбботт ткнул пальцем в тело, свисавшее через плечо доктора:
— Имеет смысл отдать его мне, — сказал он. — Он тяжелый.
Клейн через силу улыбнулся: нелепая мужская гордость не позволяла ему свалить Кроуфорда на Эбботта. Все равно рука уже ничего не чувствовала…
— Спасибо, Генри. — Доктор мотнул головой в глубь атриума. — Мы идем в блок „В“. Держитесь ко мне поближе на случай еще каких-нибудь осложнений.
Эбботт торжественно кивнул. Клейн вскинул Кроуфорда повыше и рысью преодолел последние пятьдесят метров атриума. Проходя мимо кучи каких-то обломков, Клейн приказал Эбботту выбрать два куска дерева поровнее.
Блок „В“ встретил их обжигавшей легкие вонью горелого бензина; дыхание Клейна стало еще более болезненным. Ноги скользили по липкому жирному полу. Там и сям на покинутых обитателями ярусах мелькал свет фонарей. Это белые победители обшаривали камеры в поисках наркотиков, выпивки, сигарет и денег. Клейн обессиленно привалился к застекленному окну комнаты охраны: его мужское начало иссякло, как это неизменно и случается. Еще секунд шестьдесят — и он свалит Кроуфорда прямо на пол.
— Зайдите в эту комнату, Генри, — попросил Клейн, — и попробуйте найти там фонарик.
— У меня уже есть фонарик, — сообщил Эбботт.
— Что? — переспросил Клейн.
Эбботт запустил лапу в карман своих штанов и вытащил оттуда большой четырехбатарейный фонарь в противоударном резиновом корпусе.
— Я всегда ношу его с собой, — пояснил он.
Ну конечно, Эбботт же работает в канализации — ему приходится постоянно ходить по темным местам…
— Найдите мне пустую камеру, — сказал Рей.
Эбботт прошел вперед, посвечивая фонарем в камеры нижнего яруса. В первых двух находились только скорченные, обожженные трупы заключенных, застигнутых первыми, самыми неожиданными и сильными вспышками. В третьей камере послышался шорох: луч фонаря выхватил из темноты рубашку цвета хаки, а затем покрытое синяками лицо, испуганно моргающие глаза и поднятую руку. Двое. Нет, трое — трое охранников сгрудились у задней стенки камеры.
— Откройте дверь, Генри, — попросил Клейн.
Эбботт отодвинул стальную решетку двери, и Клейн из последних сил ввалился в камеру. Чуть не плача от облегчения, он наклонился и свалил Кроуфорда на койку. Хэнк очнулся, открыл глаза и вскрикнул. В плече Клейна восстанавливалось кровообращение. Это сопровождалось такой жгучей болью, что Рей чуть не присоединил свой голос к стонам Кроуфорда.
— Какого хрена здесь делается, а?
Голос доносился снаружи, и Клейн обернулся: прямо на него сквозь прутья решетки смотрел Кольт Грили, здоровенный татуированный белый подонок из команды Эгри. В руке он сжимал заточенную отвертку. Насколько Клейн знал, Грили еще никого не убивал… Рей помял правое плечо, набитое, казалось, иголками и булавками, — даже пальцем нельзя шевельнуть. Грили нервно взглянул на Эбботта, молча возвышавшегося рядом. Клейн сообразил, что человек, выбравший себе кликуху Кольт, должен быть полный мудак, к тому же мудак легковерный.
— Генри! — встревоженно рявкнул Рей. — Без глупостей!
Эбботт, естественно, и не собирался что-либо предпринимать, но Кольт Грили отскочил на метр, не спуская с великана глаз.
— Какого рожна, кореш? — взвизгнул он, обращаясь к Клейну. — Не надо!..
— Извини, Кольт, — ответил Клейн. — Эбботт пять минут назад пришил в церкви четырех мужиков голыми руками. Если на него опять накатит, я не смогу его удержать.
— Мама…
Глядя в бесстрастное лицо Эбботта, Грили несколько раз открыл и закрыл рот. Заточка, зажатая в его кулаке, неуверенно задрожала. Кольт взглянул на нее, совершенно не соображая, как она очутилась в его руке, и торопливо затолкал за пояс.
— Эбботт втюрился в этого Кроуфорда. Заставил меня тащить толстого ублюдка через всю тюрягу на собственном горбу. — Клейн кивнул в сторону охранников, забившихся в туалет и с неприкрытым ужасом таращившихся на Эбботта. — Хочет, чтобы эти шестерки позаботились о нем.
— Во бля, — сказал Грили и нервно улыбнулся Эбботту, не сводившему с него равнодушного взгляда. — Дык почему бы и нет? Черт, ведь Кроуфорд один из нас, верно?
— Принеси ему маленько порошка, — приказал Клейн.
— Порошка? — глупо переспросил Грили.
— Ну, героина, — пояснил Клейн. — Врубаешься? Только не кокаина, а хорошего товара, лучше коричневого. Верно я говорю, Генри?
Эбботт продолжал молча смотреть на Грили.
Тот с готовностью закивал головой.
— Какие вопросы, док!..
Грили исчез. Клейн повернулся к охранникам: это были Берроуз, Сандоваль и Грайрсон.
— Грайрсон! — позвал Клейн, устраивая Кроуфорда поудобнее и подтягивая жгут на его ране.
Грайрсон подошел к нему и остановился, ожидая. Клейн взял у Эбботта два обломка доски и пристроил их сверху и снизу ноги Хэнка. Каждое прикосновение заставляло раненого содрогаться от боли.
— Я хочу, чтобы вы, — сказал Клейн, — разорвали простыню на полосы и прибинтовали эти доски в таком положении. Пусть он пьет столько воды, сколько захочет. Когда Грили принесет наркотик, давайте Кроуфорду нюхать понемногу, чтобы снять боль.
— Понял, — сказал Грайрсон.
— Вам от этого хуже не будет.
— Ясно. — Грайрсон украдкой взглянул из-за плеча Клейна на Эбботта. — Он и в самом деле пришил тех парней?
Клейн не видел ничего плохого в том, чтобы поддержать репутацию Эбботта. Генри, похоже, тоже не возражал.
— Кошмар, — прошептал Клейн. — Ваше счастье, что вам не довелось этого видеть. Грауэрхольца не встречали?
— Он прошел здесь минут тридцать назад, а с ним еще человек шестнадцать, а то и двадцать — все обколовшиеся и пьяные до зеленых чертей. Мы уже решили было, что нам кранты, но они прошли мимо. — Грайрсон минуту помолчал и добавил: — По словам Грили, Эгри послал этих психов в лазарет, чтобы перебить всех пидоров… — Нервно взглянув на Эбботта, охранник поправился: — Я хотел сказать, больных СПИДом.
— А что случилось с чернокожими?
— Их крепко побили. Если бы Вик Галиндес не открыл двери камер, все бы погибли. А парни Эгри, все еще осатаневшие, охотятся за ними. Я думаю, что нигеры — все, что остались, — сейчас разбежались кто куда и попрятались. Ну а многие так и сидят с мексиканцами в блоке „С“.
Так же как и белые зэки, охранники преднамеренно называли всех заключенных латиноамериканского происхождения „мексиканцами“, хотя подавляющее их большинство было уроженцами Техаса.
— Что, по-вашему, станет делать Хоббс? — спросил Клейн.
— Если бунтовщики не начнут убивать заложников, он терпеливо подождет, пока у них закончатся выпивка и наркотики и они начнут звать маму. Думаю, это случится дня через три.
— Или через десять, — подал голос Берроуз.
— Прикажет ли Хоббс остановить Грауэрхольца, если тот начнет штурмовать больницу?
Грайрсон нахмурился:
— Я бы на это особо не рассчитывал, но Хоббс вообще-то мужик непредсказуемый…
— А Клетус?
— Ну, с этим все ясней ясного: он не позволит ни одному из наших занозить палец из-за этой банды подонков… — Он снова взглянул на Эбботта. — То есть я хотел сказать…
— Ясно, — перебил его Клейн, сожалея о том, что три года назад ему и в голову не приходило нанять Эбботта просто торчать у него за спиной. — Пока мы не вернемся, позаботьтесь о его ноге.
Поднявшись, Клейн пошел к двери, на ходу сгибая и разгибая пальцы правой руки. Эбботт протянул ему фонарь.
— Я живу во мраке, — сказал он. — Вы не можете видеть так хорошо, как я.
На мгновение Клейну показалось, что в голосе Эбботта появились новые, незнакомые нотки, но он не совсем был в этом уверен. Эмоции, наверное… Доктор заглянул великану в глаза: пусты и невыразительны, как всегда. Он взял фонарь. Надо же: „Я живу во мраке…“ Голос Генри все еще звучал в ушах Рея. Он помотал головой.
— Пошли.
— Клейн!
Клейн повернулся к Грайрсону.
— Минут за пять до вашего появления здесь пробежали Толсон и еще кто-то из его дружков. Тащили ту самую чертову балку, которой они высадили окно в сторожевой башне. — Грайрсон увидел выражение лица Клейна и торопливо добавил: — Я думал, вам стоит об этом знать…
Клейн обошел Эбботта и трусцой побежал вдоль прохода: пятно света, оставляемое лучом фонарика, прыгало на полу перед ним. Сбоку мелькнуло прижатое к прутьям решетки усатое лицо.
— Клейн!..
Клейн не обратил на оклик внимания: лицо было малознакомым. Усатый продолжал его звать, но мало ли что — многие сейчас добивались его внимания. А вот в распоряжении Грауэрхольца теперь находился тот самый таран, о который Клейн совсем недавно мечтал сломать ногу… Интересно, подумал Клейн, каково ему придется, когда Эрл Коули и все его пациенты будут перебиты? Будь здесь Коули, он приказал бы ему валить подальше и не лезть не в свое дело. А как бы на его месте поступил сам Коули? Больничное здание было старым, и Коули провел в нем почти двадцать лет. Если там есть хоть какое-нибудь укрытие, негр непременно о нем знает. Точно. У него наверняка есть место, где можно спрятаться и остаться в живых. Он позволит Грауэрхольцу и его банде делать с больными все, что они захотят, понимая, что остановить их все равно невозможно; конечно, он вспомнит совет, который сам же и давал Клейну, и спасется, потому что это не его собачье дело. А потом они вместе с Клейном помянут погибших, убеждая друг друга в том, что единственное, что они могли сделать, — это повернуться к происходящему спиной.
