У войны свои законы и свои правила. Занятые борьбой с постоянно передвигающимися группами боевиков, федеральные войска совершенно игнорировали поиски «гнезда сепаратизма». Так бункер долгие годы войны оставался нетронутым, и вспомнили о его существовании, лишь когда встал вопрос – куда направить караван с пехотными «градами». Там мог разместиться не только караван (люди, лошади, тюки с вооружением), но и несколько сот боевиков. А главное – уцелевшая грунтовая дорога позволяла быстро развезти по отрядам «самообороны» пусковые установки.
Первыми в «Лабиринт» прибыли отряды Садиста и Кобры. Часть боевиков разместилась в бункере, остальные разбили лагерь на плато снаружи.
Отряды Шайтана и араба Саладина должны были расположиться поблизости от ущелья…
Дождавшись сумерек, караван, вытянувшись в «нитку», двинулся в глубь гор. Никто из боевиков Руслана Мирзоханова, окончательно измотанных тяжелыми переходами, не обратил внимания на выбравшегося из кустов Качмалу, на ходу поправлявшего ремень с автоматными подсумками.
Спрятанный в тех же кустах контейнер-передатчик через полчаса, прежде чем самоликвидироваться, «выстрелил» в эфир очередной радиосигнал продолжительностью в одну треть секунды.
Короткое сообщение «Выхожу на боевой» привело в движение невидимые рычаги гигантской военной машины…
Последние дни Шамиль был сам не свой, душу заматеревшего боевика, кровожадного террориста, на счету которого сотни трупов не только офицеров, прапорщиков, контрактников и безусых срочников, но также женщин и даже младенцев, рвали острыми когтями свирепые тигры.
Еще недавно он мечтал о том, как в скором времени станет премьер-министром, а то и президентом свободной Ичкерии. Теперь же Шамиль почти не спал, все время ощущая зуд в центре лба, как будто его уже отметили зеленкой.
Тревожные мысли стальными тисками сжимали мозг полевого командира. Война, длившаяся не один год, изматывала тела и души вайнахов, многие уже сложили головы в ее горниле, другие, не выдержав всех тягот, сдались на милость федеральных властей. Не миновала подобная судьба и лидеров повстанческого движения, но, кроме тех, что погибли или сдались, была еще одна категория. Это были полевые командиры, которые, накопив денег (в основном за счет подачек от заграничных спонсоров), под тем или иным предлогом сбегали от войны на Запад или Восток, некоторые выдавали себя за эмиссаров повстанческого движения и жили вполне легально, их надежно прикрывали судебные системы зарубежных стран.
Другие селились в тихих местах, собираясь дожить остаток своей жизни в покое.
Время от времени подобные мысли посещали и Шамиля, особенно когда студеными ночами ныла ампутированная нога. Но как только боль проходила, желание бежать от войны отступало перед здравым смыслом, который убеждал «бригадного генерала» – пока он на войне, он для тех, кто воюет, для зарубежных спонсоров является «национальным героем свободной Ичкерии». Если же Шамиль уйдет, это подорвет уверенность воюющих моджахедов и, конечно же, перекроет финансовые потоки спонсоров, что может задушить повстанческое движение в горах. После этого спецслужбы займутся отловом ушедших за границу полевых командиров.
Шамиль только помнил из школьной программы отлов чекистами белогвардейских генералов в эмиграции и акции израильской разведки МОССАД против палестинских террористов. А возрождающаяся ФСБ соответственно также не откажется провести зачистку своих заклятых врагов.
Считавший себя воином и гордым вайнахом, Шамиль совершенно не хотел умереть, как бродячая собака, с пулей в затылке, удавкой на шее, с привкусом яда на губах или того хуже (Хромой слышал от арабского наемника, что израильтяне умудрились одному из лидеров террористов вдуть через трубочку яд в ухо, бр-р, кошмар).
Усилием воли отвлекшись от мрачных мыслей, полевой командир остановил коня и посмотрел в небо, усыпанное звездами. Задрав голову, Шамиль долго смотрел вверх, будто ждал ответа на свои сомнения. Но небо было глухо к его ожиданиям и само вопросительно взирало черной мглой на одинокого вайнаха.
За спиной полевого командира нервно фыркнула лошадь, Хромой оглянулся. Большой отряд, сопровождавший его в «Лабиринт», замер в ожидании дальнейших распоряжений своего эмира.
Глядя на расплывчатое очертание конской головы, Шамиль неожиданно сообразил, что его душу терзает страх перед поездкой в ложный бункер. Инстинкт матерого хищника предупреждал его о смертельной опасности.
Неожиданной вспышкой в голове загорелось табло рекламного щита с текстом древней арабской поговорки: «Живая собака лучше мертвого льва». Это был ответ провидения на мольбы полевого командира. Теперь его мозг заработал со скоростью квантового процессора. «Что я теряю, если не появлюсь в «Лабиринте»? Ровным счетом ничего, потому что я легендарный герой, непобедимый боец с гяурами. А они – жалкая кучка абреков и арабских наймитов. Пусть берут себе ракетные установки, а когда начнется битва, посмотрим, кто окажется на белом коне».
Хромой вспомнил находящуюся сейчас в Грозном тележурналистку Алину Буковинскую, с которой был знаком давно и тесно. Именно она когда-то сказала ему: «Дела уже давно ничего не значат, потому что все решает пиар».
Тогда Шамиль не согласился с ней, а теперь… Теперь же готов был собственной кровью подписаться под этими словами.
Хромой посмотрел на своего помощника, который всегда находился рядом с ним, и громко, так, чтобы слышали другие боевики, заявил:
– Алихам, мы возвращаемся в лагерь. Необходимо переместить отряд ближе к равнине. – Больше не сказал ни слова, для его людей услышанного было достаточно…
«Ну вот все и закончилось» – прочитав радиограмму, полученную от Крутова, с облегчением подумал Сергей Таранин.
Отряду «Вихря» предписывалось прекратить сопровождение каравана и возвращаться на равнину в зону ответственности РОПа «Керчь». На время проведения операции «Троянский конь» усилить ротный опорный пункт, по окончании операции их вернут к месту постоянной дислокации.
– Уходим на восток, – распорядился капитан.
Теперь отряду морских пехотинцев предстояло перемахнуть через горный кряж, обогнуть трехтысячник, гору, отдаленно напоминающую щербатую пирамиду, и лишь затем спуститься на равнину и выйти к опорному пункту.
По подсчетам Таранина, этот марш-бросок должен был занять у его отряда не больше двенадцати часов, если до минимума сократить привалы.
«Сейчас самое сложное – это взобраться на кряж, – размышлял капитан, прикидывая маршрут движения, но тут же сам себя перебил: – Самое сложное – это не самое неприятное, а вот самое неприятное – если неожиданно нарвемся на духов. Тут можно растерять всю радость жизни».
– Движемся в прежнем порядке с фланговым охранением и головным дозором, – приказал напоследок Таранин. – И шагаем в форсированном режиме. Чем быстрее дойдем, тем больше времени останется на отдых.
Эти сутки для морпехов оказались удачными, выбранный маршрут они прошли за десять часов, причем ни разу не столкнулись с сепаратистами.
Причину затишья командир отряда хорошо знал, это напоминало затишье перед бурей: мелкие группы моджахедов собирались в большие отряды, подобно грозовым тучам…
Опорный пункт «Керчь», внушительных размеров полевая крепость, соединила в себе наиболее передовые идеи фортификации, отчего больше напоминала сторожевую заставу времен покорения Кавказа. Развернут РОП был вокруг невысокого холма, у основания которого возвели пятиметровый вал с заграждениями из колючей проволоки и системой огневых точек в бронеколпаках.
Выше по холму была установлена вторая линия обороны, внешне походившая на крепостные редуты, выложенные из больших валунов, мешков с песком и ящиков из-под боеприпасов, заполненных землей. Здесь же находились и стрелковые окопы полного профиля и капониры для бронетехники, что позволяло вести прицельный огонь по противнику на значительном удалении.
Третья линия обороны, как корона, венчала вершину холма. Кроме окопа по всему периметру с ячейками для снайперов и крупнокалиберных пулеметов здесь же располагался командный бункер, выстроенный из бетонных блоков и перекрытий, а также пара корректировочных постов, руководящих минометной и гаубичной батареями.
За этой последней линией обороны находились артиллерийские позиции, склады и блиндажи для личного состава.
Такое обустройство ротного опорного пункта было не случайным. Первые годы после возобновления чеченской войны РОП «Керчь» чаще всех подвергался нападениям сепаратистов. Его расположение удачно прикрывало выход в горы и, наоборот, с гор, для набегов на равнину. Боевики изо всех сил пытались захватить и уничтожить опорный пункт, держа его по нескольку суток в осаде. Восхищенные стойкостью бойцов РОПа, кое-кто из штабных офицеров пятьдесят восьмой армии предлагал переименовать «Керчь» в «Сталинград», «Севастополь» или на худой конец в «Брестскую крепость», но дальше разговоров эти предложения не пошли…
