лет. Надо жить, надо приспосабливаться. В конце концов, не он придумал эту войну. Война сама его нашла и поставила перед выбором: или – или. Значит, не Никита за все в ответе, а она, война.
А коль так, то надо только сообразить, как бы половчее донести на подпольщиков, чтобы и самому остаться вне подозрений, и чтобы немцы были довольны. Тут было о чем подумать. Сообщить немцам адрес конспиративной квартиры? Это, конечно, можно, да только подпольщики никогда туда не ходят все вместе, а только поодиночке – каждый в отведенное ему время. А это означало, что кого-то немцы, может, и арестуют, зато все другие скроются. А надо, чтобы арестовали разом всех. Тогда-то немцы точно будут довольны.
И Никита придумал. Он назовет Белому домашние адреса подпольщиков. Это же так просто! Часть адресов ему известна, другие он узнает, тайно проследив за подпольщиками. А уж там немцы пускай решают сами…
Так он и сделал. Спустя неделю он знал адреса всех подпольщиков группы, и когда Белый явился к нему в назначенное время за отчетом, он назвал ему эти адреса. Имен не назвал, потому что знал подпольщиков лишь по кличкам, но имена и не понадобились, хватило адресов.
– Да ты откуда знаешь, что они подпольщики? – не поверил поначалу Белый. – Небось врешь, чтобы выслужиться!
– А вы их арестуйте и проведите обыск, – сказал Улыбка. – Что-нибудь да найдете…
– Интересно знать, как это ты так быстро напал на их след? – не унимался Белый. – Подозрительно как-то… Немцы их ищут вот уже несколько месяцев, а ты нашел за неделю. Выкладывай, да не темни! Это ты немцам можешь темнить, а мне – не советую!
Волей-неволей Никите пришлось сознаваться, что он и сам имеет некоторое касательство к подпольной группе «Чатыр-Даг». Он опасался, что Белый за такое признание и сам сдаст его немцам, но все обошлось. Белый лишь мрачно хмыкнул, покрутил головой и предупредил:
– Ну, гляди! Если что – не жить тебе!
– Все будет нормально! – поспешил заверить его Никита.
Когда ты – подпольщик и тебя арестовывают внезапно, то у тебя и в твоем жилище обязательно найдется что-нибудь, тебя изобличающее. Да и сам ты своим поведением вольно или невольно выдашь себя. Это – азы человеческой психологии. Так бывает всегда, так случилось и на этот раз, когда гестаповцы арестовывали подпольщиков из группы «Чатыр-Даг». Арестовали почти всех, кроме нескольких, которых не нашли.
Что думал и чувствовал Никита, когда узнал от Белого, что группа «Чатыр-Даг» разгромлена и немцы довольны его работой? Можно сказать, что ничего. Единственное, что по-настоящему беспокоило Никиту, так это его алиби. Он-то остался на свободе, а это кому-то могло показаться подозрительным. Хотя бы тем нескольким уцелевшим подпольщикам из разгромленной группы «Чатыр-Даг». Ну, и еще он беспокоился, что, несмотря на обещания Белого, немцы с ним не расплатятся за его работу.
С оплатой все решилось быстро – немцы через Белого рассчитались с Никитой. Частично деньгами, частью золотом. А что касается алиби, то Никита и Белый разработали хитроумный план. Никита должен был немедленно исчезнуть из города и податься в горы, якобы для того, чтобы укрыться от ареста. Здесь он должен был выйти на партизан, тем более что кое-какие пути выхода на них ему, как советскому подпольщику, были известны, и рассказать о провале группы «Чатыр-Даг», а заодно сочинить историю позаковыристее о своем собственном спасении. Такую, чтобы партизаны в нее поверили. И затем действовать по обстоятельствам, стараясь при этом изыскать возможность встретиться с Белым.
– И не вздумай поселиться у партизан навсегда! – предупредил Никиту Белый. – Помни о подписке и том, что ты – Улыбка. При первом же удобном случае возвращайся в город. Здесь ты еще пригодишься.
Все случилось так, как и рассчитали Никита с Белым. Никите удалось выйти на партизан и удалось также убедить их в правдоподобности своего рассказа о чудесном побеге из гестапо. Какое-то время он побыл в отряде, а затем партизаны отправили его обратно в город. Так Никита стал членом другой подпольной группы – «Салгир».
По рекомендации Белого какое-то время Никита изо всех сил старался показаться подпольщикам и завоевать их доверие. Он исправно и старательно выполнял все поручения и вскоре прослыл храбрым и удачливым подпольщиком. Правда, ему пеняли за излишнюю браваду при выполнении заданий, но на это Никита отшучивался, что уж такой у него характер – легкий и веселый. А потому беспокоиться не о чем, ибо он, Никита, всегда был везучим и вообще – счастливчиком. Конечно же, все было не совсем так, просто Никите надо было стараться окончательно войти к подпольщикам в доверие. А как это можно было сделать? Только показной храбростью и таким же показным пренебрежением к смерти. По сути, это тоже была игра.
Правда, однажды он чуть не проиграл – причем не по каким-то мелочам, а почти окончательно и бесповоротно. И все из-за женщин, а вернее, из-за непомерной любви Никиты к женщинам. В группе «Салгир» была одна женщина, которую все звали Ласточкой. И уж очень она Никите понравилась! Ну, а коль понравилась, то он решил поступить так же, как всегда поступал с женщинами, которые ему нравились. То есть добиться от Ласточки взаимности. Однако не тут-то было! Ласточка не поддавалась ни на какие уговоры со стороны Никиты, она решительно и холодно отвергала все его притязания. И Никита, отчаявшись, едва не совершил опрометчивый шаг, который несомненно бы его погубил. Он решил соблазнить Ласточку золотом. Немного золота у него имелось – это была плата немцев за предательство подпольщиков из группы «Чатыр-Даг». Никита рассчитывал, что уж против золота Ласточка не устоит, потому что кто вообще может устоять против золота? Но и золотые посулы не помогли. Более того, Ласточка заподозрила Никиту в чем-то этаком – нехорошем и явно губительном для него, потому что откуда у советского подпольщика может оказаться золото? Пришлось Никите довольно-таки неуклюже выкарабкиваться из западни, которую он сам же для себя и соорудил, и объяснять Ласточке, что он пошутил, а пошутил потому, что потерял голову из-за ее, Ласточки, красоты, а на самом деле, конечно, никакого золота у него нет, да и быть не может. Ничего, выкарабкался: может, и не до конца, но все же Ласточка ему поверила.
