Он подождал, чтобы понять, продаётся ли то, что он несёт и увидел обращённые на него пустые взгляды. Ассистенты реагировали более осмысленно: шмыгали носом, вращали глазами, трясли головами, выказывали знаки враждебных намерений. Великие люди сидели неподвижно.
— Позвольте мне…
Тут поднялась рука. Это был пожилой человек в бабочке, директор Национальной разведки Тед Холлистер.
— Да, сэр.
— Раз уж я тут один старый моряк, я подумал, что мне стоит использовать возможность представить своим более молодым коллегам этого худощавого джентльмена, сидящего рядом с ассистентом директора Мемфисом. Когда вы все пришли на работу сегодня утром, вы миновали музей Агентства на первом этаже. Если бы вы вошли, то увидели бы русскую снайперскую винтовку, добытую во Вьетнаме в 1975 году. Это была первая наша возможность увидеть и подержать в руках винтовку, которая вводила нас в танталовы муки долгие годы. Я тогда был новичком Агентства, но в то время мне случилось быть в Сайгоне и я узнал, что винтовка попала к нам посредничеством снайпера морской пехоты Боба Суэггера. Сейчас мы находимся в его присутствии.
Суэггер кивнул.
— Звучит так, что вы помните об этом лучше моего, — ответил он, и услышал в ответ вежливый смех.
— Я напомнил об этом потому, что я хочу чтобы все сотрудники как Агентства так и Бюро- а тут я могу говорить от имени президента, равно как и с позиций директора национальной разведки- помнили, что все мы на одной стороне и стремимся к одной цели. Я знаю, что между ведомствами существует неизбежная враждебность, но всё же напоминаю всем- как и эта винтовка в музее напоминает- что в прошлом вы работали вместе, добиваясь больших успехов, и если сейчас мы сумеем воздержаться от эгоистичных мотивов, то выровняем сложившуюся ситуацию.
— Хорошо сказано, сэр- поддержал Ник, обрадованный тем, что в первом своём изложении не встретил противодействия. Затем он снова принял роль ведущего: угроза, ответ, первая схватка и смерть, попытка в Балтиморе- «это был Суэггер, кто спас жизнь Зарзи, без сомнений»- и до речей в Джорджтауне ночью в пятницу и церемонии награждения ночью воскресенья в Белом доме.
— Мы предложили мистеру Зарзи перенести оба события на более раннее время. Но он упрямый и смелый человек, и настаивает на соблюдении расписания и проведении всех намеченных встреч. Секретная служба отлично справляется, следует добавить, обеспечивая достаточную защиту непосредственно на местах. Мы помогаем, но наша непосредственная задача- обезвредить нападающего, а не защитить Зарзи.
Он обозначил расследование: работу агентов, доклады удалённых офисов — «прошлой ночью прибыли ещё сведения от флотской службы расследований с Филиппин»- о жизни Рэя Круза и случаях из неё, попытки задержания, такие как рейд на дом в Балтиморе, всестороннее распространение фотографии Круза и всё прочее.
— Мистер Мемфис, вы до сих пор не распространили имя Круза и не довели его опасность до общества. Он всё ещё пользуется свободой передвижения. Могу я узнать, почему? — спросил один из помощников.
— Конечно. Мы считаем, что такие действия удалят нас от цели. Сейчас эра интернета, и в этом обилии информации тяжело произвести впечатление, так что широко распространяемая картинка и предупреждения не дадут результата, а вот опасность того, что Круз вследствие этого перейдёт к активным действиям, вполне реальна. Именно поэтому мы с очень большой осторожностью бьём в барабан «разыскивается преступник».
— Может ли кто-нибудь объяснить мне, зачем агенты ФБР были на базе ВВС «Крич» в Неваде и допрашивали пилотов дронов, которые являются частью совместной программы ВВС и ЦРУ?
Это был злой «афганский отдел», Джексон Коллинз. На этот раз ответил Суэггер:
— Это было моё решение. Я узнал из записей Второго разведбата, что взрыв в Калате случился после того, как Круз вышел на связь и сообщил, что он на месте. Его мотивы сложились вследствие этого взрыва, а также вокруг засады, в которую он попал ранее и в которой убили его наводчика. Он считает, что Агентство использовало ракету или умную бомбу…
Если Суэггер надеялся на момент Гамлета, то его не случилось. Прежде, чем Боб закончил, Коллинз прервал его.
— Знаете ли вы, что наш очень толковый офицер, Окада, рассматривала эти соображения и беседовала со всем участниками, придя к выводу о невозможноссти такого события вследствие применяемых систем безопасности и предосторожности?
— Я видел её доклад, сэр. Но я захотел проверить ещё раз и выяснить, остались ли события на том же месте с прошествием времени.
— Нашли ли вы что-нибудь? — спросил кто-то ещё.
— Нет, сэр, в «Криче» — ничего, — ответил Суэггер, технически не солгав в своём заявлении. Его новым собеседником был бесцветный «Планы», острый и собранный обвинитель, чья резкость не оставляла сомнений относительно его отношения к расследованию.
— Нам нужно было рассмотреть все возможности, сэр, — продолжил Суэггер. — Так что если кто-нибудь из вас знает что-либо относительно связи Агентства с этим взрывом, то…
— Мне кажется, что Круз страдает от боевого синдрома, — сказал Коллинз. — У него расстройство. Печально, что при этом его снайперское мастерство не пострадало и он работает на том же высоком уровне. Могу я узнать, будете ли вы стрелять на поражение, если представится такая возможность?
— Да, сэр, — подтвердил Боб.
— Дело тут не только в моей карьере, — продолжил Коллинз. — Пусть даже все остальные думают, что это так. Я уйду на следующий день после выборов Зарзи, если кто-нибудь этого захочет и никогда не напишу книгу или появлюсь на ТВ. Зарзи, при всех своих недостатках и туманном прошлом, поможет нам достичь важной цели и тогда все морские пехотинцы, не только снайперы, смогут вернуться домой. Не могу переоценить важности этого.
— Мы хотим того же, сэр, — ответил Ник.
Но Коллинз не покидал этот вопрос даже несмотря на то, что его красавчик-ассистент раздражённо мялся. Коллинз был здоровым грубияном, военным на сто пять процентов, с короткой стрижкой, краснолицым- то ли от долгого пребывания у моря, но скорее от долгого пребывания в гольф-клубе- с перебитым носом и голосом, как у кабана. Скользкий тип, да ещё и бывший «Котик», так что он вполне мог валяться в грязи как и морпехи.
— Я знаю, как вы работаете. Вы якшаетесь с отребьем, гарантируете неприкосновенность, предаёте людей и вынуждаете свидетельствовать против семей и друзей, клянетёсь прятать и защищать их. У нас то же самое. Мы вынуждены работать с отбросами, с людьми, которых презираем. Зарзи был наркоторговцем, палачом, сторонником Талибана, но вследствие всего этого он стал ценнее для нас. Он- афганский Сэмми «Бык» Гравано. Сама его жизнь и процветание есть преступление, выходящее за все моральные нормы. Но его посредством мы защищаем порядок и предотвращаем появление и процветание куда как более крупных чудовищ. Я хотел бы, чтобы это стало всем понятным, чтобы вы не думали о нас как о сумасшедших и обо мне как о человеке, использующем Зарзи ради достижения более высокого кресла.
— Я понял, — ответил Ник.
Затем Мемфис пояснил меры предосторожности, принятые по поводу появление Зарзи в Джорджтаунском университете, сотрудничество с людьми Секретной службы, использование воздушного прикрытия и так далее.
— Но, мистер Мемфис, не правда ли, что Круз — крайне изобретательный человек? Он — живое доказательство эффективности тренировочной программы морской пехоты. Почти преуспел в Балтиморе. Как вы можете быть уверены, что несмотря на ваши усилия он не окажется лучше вас?
Это был ассистент директора, ничего не говоривший до этого времени.
— Ну, — ответил Ник, — он отличный снайпер, но не лучший в мире. А лучший- это мистер Суэггер. Это наша ставка.
Ник сел, поскольку отведённый ему час истёк, наблюдая, как вся четвёрка и их ассистенты собираются. Суэггер отошёл поговорить с директором национальной разведки, профессорского вида Тедом Холлистером, и эти двое выглядели оживлёнными и радостными, посмеиваясь насчёт старых сайгонских времён. Они были единственными, кто участвовал в той древней, забытой войне и смотрелись как Гектор и Агамемнон, отдыхающие на Олимпе, приняв греческого пива. Два старых воина с утекающей памятью о войне в вонючих джунглях и городишках, с крестьянами в пижамах, умирающими один за одним. Суэггер обошёл стол, подхватил брифкейс старого Холлистера и они вдвоём пошли к выходу из комнаты. Похоже было, что у них разговор затянется на часы, так что Ник встал и сказал:
— Боб, нам пора идти.
Он поблагодарил Холлистера за доброе вступление, которое, по его мнению, сильно утеплило атмосферу в комнате, затем все обменялись рукопожатиями и Холлистер отбыл, оживлённый и одинокий, к лифту и дальше в машину до своего здания. После его ухода эскорт Агентства сопроводил их тем же путём, на первый этаж здания через лифт, мимо монумента агентам, отдавшим свои жизни и за дверь на подъездную дорожку, где их ждала машина для обратного пути в здание Гувера.
