– Это еще ничего не значит. Наркотики существенно меняют психику человека.
– Она не была конченой наркоманкой… И потом, когда она пришла в себя, дверь квартиры была открыта…»
– Стоп, – скомандовал Лоскутков. – Теперь понимаешь?
– «Дверь была открыта…» – повторил я. – Откуда он мог знать, что дверь открыта…
– То-то и оно… Где сейчас Осоченко?
– Должно быть, в фирме.
– Позвони. Скажи, что Саньку отпустили.
Лоскутков придвинул мне телефонный аппарат. Я набрал номер. Ответил Валера.
– Нет. Он уехал искать жену Валентина. Говорят, ее отпустили.
– А где он может ее искать?
– Трудно сказать. Может быть, ждет у нее дома. Там ее родители приехали.
– Вы долго еще будете работать? – поинтересовался я, памятуя, что направил в фирму Пашу Гальцева.
– Через час я закрываю.
– Я попробую еще раз позвонить. Может, Гоша появится. На всякий случай, Валера, запишите номер моего сотового. Пусть он позвонит…
И я продиктовал номер.
– Нет? – спросил Лоскутков.
– Ищет Саньку. Может быть, ждет ее дома вместе с родителями.
Майор сам принялся набирать номер. По количеству цифр я догадался, что он тоже звонит на сотовую связь.
– Володя, у вас сколько машин? А «прослушка» где? Оттуда она может взять квартиру Чанышевых? Нет? Пусть отправляется туда. Надо квартиру послушать. Что? Так-так… Продолжай. Отлично. Можешь даже первый объект отпустить, но его веди. Докладывай каждый шаг.
Он положил трубку и глянул на меня привычно зло.
– Она встретилась с Осоченко около частного магазина в Ленинском районе. Видимо, созвонились заранее. Ноутбук Санька из рук не выпускает. Зашли прямо в кабинет к директору. Тут же отключили кассу в одном из отделов и тоже унесли в кабинет. Понятно? Они приступили к работе. Сразу, не заходя домой.
– Вместе продолжают начатое Валентином, – констатировал я. – Может быть, для того самого Валентина и убили, чтобы не мешал.
– Пора их брать… – решил Лоскутков.
– Они все равно вернутся оттуда домой. Дома и возьмем. Пусть сделают сначала свое дело. Возможно, в ноутбуке сохранятся эти данные. Дополнительные улики.
Майор кивнул.
Гоша Осоченко уже знал, что газеты окрестили его Лешим. Но это знал только он один. Не знали этого ни Валентин Чанышев, ни его жена Санька. Валентин и был тем одноклассником, с которым Гоша единственно общался в школьные годы. Чанышев им командовал, порой третировал, но главное – не отталкивал от себя достаточно далеко. И тогда Гоша был ему благодарен за это.
Они расстались после школы надолго. Гоша ушел служить в армию. Когда вернулся, Валентин с Санькой были уже мужем и женой. У семьи были свои интересы, у Гоши свои. Общались теперь только изредка. К самой Саньке Гоша никогда не испытывал никаких чувств. Маленькая, худенькая, незаметная. И только после института, проработав некоторое время в коммерческой фирме за унизительную заработную плату, Гоша получил предложение от Валентина об открытии совместной компьютерной фирмы.
– Это же знаешь какие деньги надо…
– Есть деньги. У меня есть. Я дам. – Чанышев был, как всегда, решителен. – Найди еще одного партнера. С вас с каждого по пятнадцать процентов. С меня семьдесят. Устроит? Но работать в фирме будете только вы. Официально. Я же буду негласным хозяином.
Он, как и раньше, хотел властвовать. Терять Гоше было нечего. Даже пятнадцать процентов – это гораздо больше зарплаты, которую он получал. Компьютеризация входила в силу. Гоша согласился сразу. Но он слышал, что с открытием любой фирмы возникают проблемы.
– Надо «крышу» надежную искать, чтобы мафия не придавила.
– Я буду «крышей», – сказал Валентин.
Это опять сказывалась его страсть к власти. «Крышей» он быть, конечно же, не мог. Но Гоша сделал вид, что поверил. И только потом узнал, что Чанышев давно и плотно работает на Хозяинова, человека в городе слишком известного, чтобы кто-то из мелких рэкетиров посмел тронуть его людей.
Более того, именно Хозяинов приказал «переехать куда-нибудь» фирме, которая занимала помещение в торце того же здания, часть которого занимал сам. И помещение было отдано компьютерщикам.
К тому времени, когда Гоша стал часто бывать в доме Чанышевых, отношения в семье совсем разладились. Сути этого разлада одноклассник не понимал. Санька уже пристрастилась к наркотикам. Но Валентин держал ее жесткой рукой. Как глава семьи он умел главное – добывать деньги. А жена рядом с ним выглядела ненужным приложением. Порой она пыталась вырваться из его власти, но Валентин быстро ставил ее на место. Однажды Гоша забежал по какому-то делу и увидел, как Санька катается по полу. У нее была настоящая ломка. Он слышал, что это такое. И видел, как наслаждался Валентин своей властью, когда достал шприц и поставил жене укол. Она затихла.
Гошу Валентин не стеснялся. Гоша еще со школьных лет был для него почти лакеем. Им тоже можно было помыкать точно так же, как женой. А сам Осоченко посмеивался, впрочем, против такого положения вещей не возражая. О Лешем к тому времени уже заговорили газеты. Валентин бы просто не вынес того, что Гоша и есть тот самый Леший. Потому что Леший – это личность. А личностью Валентин хотел быть только сам. Так думал Гоша, и он был недалек от истины.
Скоро Валентин дал Осоченко ключи от квартиры. И просил иногда посидеть дома, когда сам отлучался, и присмотреть за женой, чтобы не убежала к подругам, с которыми вместе и начинала когда-то «колоться».
В один из таких моментов Санька разбушевалась и, как часто это бывает, в гневе разоткровенничалась.
– Открой дверь… – требовала она от Гоши. – Лакей, холуй, сторож долбаный…
– Валентин не велел… – спокойно отвечал он почти с такой же насмешкой, как и у самого Валентина. – И перестань беситься. Радоваться должна, что у тебя такой муж. Гордиться им должна. А то надоест ему, пошлет он тебя подальше…
– Я – радоваться? Я – гордиться? Он меня – пошлет? Идиот. Я здесь – в тюрьме. Я здесь – раб. Ты думаешь, Валька сам сделал хоть одну нормальную программу? У него же в мозгах всего одна извилина. И та скоро распрямится. Он, единственно, научился пароли взламывать. Вот предел его таланта. Я – все программы делаю. А он их в деньги превращает. И потому не отпускает меня от себя. Иногда убить грозится. Только не убьет. Если убьет, то ему жить будет не на что. Он сам ничего не умеет, кроме как моими трудами пользоваться. Как надо что, посадит за компьютер, и делай ему программу. После этого «ширнуть» обещает. А я и рада… А я и делаю… Не убьет он меня никогда. Это я его убью. Надоест все – и убью…
Тогда Гоша не поверил. Принял все это за бред наркоманки. Но однажды он пришел, когда Валентина дома не было. Не ладилось с установкой одной из последних программ, постоянно зависала при одной и той же операции, и клиент нервничал, грозился потребовать назад деньги. Санька разобралась за несколько минут. Разобралась с тем, с чем сам Гоша совладать никак не смог. И тогда он понял, что она говорила правду.
Иногда Чанышев Гошу даже и не звал на роль сторожа, а просто сам ставил Саньке укол и уходил. Так случилось и в тот раз. В тот решающий раз…
Осоченко пришел. Позвонил. Если не открывают, значит Валентина дома нет. Тогда открыл дверь своими ключами. Посмотрел. Санька лежала на полу рядом с диваном невменяемая, хотя и с открытыми глазами. Идиотски чему-то улыбалась. Халат на ней был распахнут, открывая тощую, почти детскую грудь. Гоша понял, что она не сможет ничего вспомнить и рассказать Валентину. Он встал на колени перед ней и положил руку на эту грудь. Внутри у Гоши все затрепетало. Изнутри подступила острая боль. Невыносимо захотелось поцеловать Саньку в тонкие и сухие обветренные губы. Но он сразу не решился. Нож привычно оттягивал карман. И Гоша подумал вдруг, что после поцелуя он не совладает с собой и убьет Саньку. Так, с рукой у нее под халатом, стоял он, замерев на коленях, около пяти минут. А потом все же наклонился и поцеловал.
Какие мягкие и горячие у нее губы. Такие горячие губы могут быть только у одного человека на свете. Именно они всегда звали и манили его.
Он целовал и целовал ее бесконечно. В неудобной позе, но не чувствуя неудобства. А потом Саньке, видимо, что-то пригрезилось в трансе, она протянула руки, обхватила Гошу за шею и прижала к себе. Он просто лег на нее, рука сама собой скользнула вниз, и Гоша понял, что под халатом у Саньки ничего нет.
И тогда он забыл все на свете…
У него получилось в первый раз в жизни. У него не получалось до этого ни с одной из убитых женщин. А с Санькой получилось. Гоша был счастлив. Он чувствовал себя парящим над полом, парящим над этой ужасающе худющей женщиной. Великое чувство обладания переполняло его.
Но и отсюда, из квартиры, он убежал, как убегал обычно с места преступления. Случившееся тоже казалось ему преступлением. Хоть и без убийства, но преступлением против Валентина, против самой ничего не помнящей Саньки.
